Йемура схватился за рукоять своего скимитара.

- Старая ведьма! Я отдам тебя на растерзание! Сдеру кожу с твоего тела! Зашью живых крыс в твой живот! Не смей издеваться надо мной!

- Нет-нет, мой господин! Никаких игр! - запротестовала она, энергично качая головой. - То, что вы ищете, покоится под землей! Так же, как вы обнаружили меня в подземелье, так и найдете его! Оно ждет тебя! Ждет праведной руки! Твоей руки, о великий повелитель! - она приложила дрожащий палец к пересохшим губам. - Однако это тайна. Даже мне не дано раскрыть вам место его нахождения. Местоположение сокровища скрыто даже от меня. Но оно здесь. Вы должны его отыскать.

Йемура терпеть не мог загадок и неопределенностей - они вызывали в нем бурю ярости. В этом забытом богами уголке мира он был ханом, полновластным хозяином. Он обдумал возможные варианты наказания: медленное снятие кожи, отрубание пальцев, сожжение на углях или отдачу на растерзание псам.

Шрамоликий, отведя его в сторону, предложил:

- Раз мы знаем о существовании подземных камер, можем их обыскать. Если сокровище не найдется, всегда успеем развлечься с нашей пленницей.

Да, это был разумный подход. Ведьму можно было оставить напоследок. Главное - найти сокровище.

- Отлично. Посылай людей на поиски. Тот, кто принесет желаемое, получит щедрую награду.

Обратившись к старухе, Йемура добавил:

- Если сокровище не будет найдено, твоя жизнь станет моей.

Она улыбнулась блекнущими губами и прошептала хриплым голосом:

- Не тревожься, мой повелитель. Оно будет твоим. То, что ты ищешь, ждет лишь тебя и никого больше.

- Тебе лучше не ошибаться, - процедил он сквозь зубы.

В душе Йемуры уже зародился план мучительной расправы. Он представил, как аккуратно снимет кожу с ее тела, словно искусный хирург, а затем натрет открытые раны каменной солью. Ее агонизирующие крики будут для него подобны сладчайшей музыке.

* * *

Перед ним стояли десять деревенских мужчин - тех, кто осмелился ослушаться приказа Йемуры и не сдать оружие его людям. Он любил считать себя не варваром, не бездушным человеком, лишенным совести. Он не был зверем - так он сказал тем, кто оказался перед ним.

Йемура предложил им единственный путь к спасению: присягнуть ему на верность и присоединиться к монгольскому народу.

- Вы воины, да? В вашей крови - поднимать сталь против врагов? Тогда идите с нами.

Некоторые из них, казалось, задумались, но было очевидно, что монголы вызывали у них не больше уважения, чем ядовитые пауки. Возможно, чуть больше, чем гадюка в траве, но, безусловно, меньше, чем норовистый хряк в загоне.

Их колебания длились недолго - до тех пор, пока Йемура не озвучил условие: чтобы стать частью его мира, они должны были доказать кровную верность. Все просто: каждый мужчина должен был убить жителя деревни - предпочтительно женщину или ребенка.

- Видите? Я вовсе не тот зверь, за которого вы меня принимаете. Теперь выбирайте жертву.

Но никто не сделал шага вперед. Никто не согласился.

Йемура не стал повторять предложение. Приговор был вынесен. Десятерых ослушников раздели и подвесили вниз головой к высокой стойке, на которой обычно сушили шкуры. Чтобы их крики не раздражали утонченный слух Йемуры, им вырвали языки - рваной плотью они легли в пыль у ног палачей. Один из воинов, не моргнув глазом, собрал их и нанизал на сухожильный шнур, с гордостью повесив на шею, словно оберег.

На площади начались ставки.

Кто истечет кровью первым? Монеты из персидского серебра переходили из рук в руки. Серебро собирали в глиняный горшок.

Но игру решили не затягивать. Без лишних слов всем десятерым одновременно перерезали горло.

Затем начался пир. Вино лилось рекой, раздавался пьяный смех. Победитель - ничтожный югор в лохмотьях из шкур вшивых псов - смог купить себе прекрасную кольчужную рубаху.

Это был хороший день.

* * *

Итак, все началось.

Люди Йемуры прочесывали Хорту, обшаривая каждый уголок деревни. Никто не был забыт, ничто не ускользнуло от их внимания. Они рыскали среди глинобитных хижин и рушащихся каменных строений, карабкались по крышам, заглядывали в ямы и курганы, исследовали колодцы, пробирались в тесные подземелья. Им было обещано щедрое вознаграждение, если они отыщут то, что искал их господин. Это подстегивало жадность, пробуждало азарт. Все знали, что Йемура мог быть жесток и хладнокровен, мог быть неумолим и беспощаден, но знали и другое: если ему угодно, он способен на щедрость.

Пока его люди искали, он лежал в своей юрте, пил, ел, предавался мечтам о завоеваниях и богатствах, которые вскоре должны были стать его. Хулгана, как всегда, наблюдала.

- О чем ты думаешь, мышка? - спросил он, не поворачивая головы.

Она не ответила сразу. Йемура знал: дело было не в отсутствии слов, а, скорее, в их избытке. Она перебирала их в уме, выбирая самые точные. В полумраке юрты ее черные косы поблескивали, высокие скулы отливали бронзой, грудь поднималась в размеренном дыхании. Ему вдруг пришла в голову невозможная мысль: а что, если он мог бы ее полюбить?

- Ну?

Она медленно облизнула губы - не от страсти, а просто смачивая их, чтобы слова не застревали.

- Интересно, что сказала тебе Фатима, - произнесла она. - Ты встревожен. Я это чувствую.

Йемура сделал еще один глоток айрага.

- Она говорит загадками и изъясняется в парадоксах. Говорит, что великое горе ждет меня, если я отправлюсь искать сокровище.

Он отмахнулся, будто эта мысль была всего лишь надоедливой мошкой.

- Если так, то кости моей судьбы уже брошены.

- Ты не боишься ее предсказаний?

- Я не боюсь ничего, моя мышка. Это меня боятся.

Он знал, что она не поверила - не больше, чем он сам. Но важно было вести себя как хан. Он был ветром, гнущим кусты, а не кустом, дрожащим от ветра. Один знак слабости - и люди перестанут повиноваться. Они уважали силу и хитрость, но презирали мягкие сердца и нерешительность.

- Фатима часто бывает права, - тихо заметила Хулгана.

Йемура усмехнулся.

- Да, но иногда и она ошибается. Пусть это будет именно тот случай.

* * *

Несмотря на масштабы кровавой расправы, последний из старейшин деревни не покорился.

Йемура не требовал многого - всего лишь сокровища. Если они существуют, а он был уверен, что существуют, то по праву рождения они должны принадлежать ему. Как монгольский военачальник, он имел право владеть всем, что видел. Все народы должны были склониться перед ним. Они были не более чем животными, созданными для порабощения. И этот упрямый старик был всего лишь лошадью, которую следовало сломить.

- Тебе осталось жить считаные минуты, старик, - тихо произнес Йемура. - Я пришел за сокровищем, скрытым в этой грязной дыре, и я его получу. Я не терплю собак, что стоят у меня на пути. Так отдашь ли ты мне то, что принадлежит мне?

Старец молчал.

- Очень хорошо. Позволь мне убедить тебя в моей искренности.

Его жену, Чимег, вывели вперед. Старик тут же начал умолять о пощаде, но напрасно. Для Йемуры существовало лишь одно - сокровища.

Фатима была снова вызвана. Из ее коллекции ядовитых змей вынесли египетского аспида. Рептилия, раздосадованная, но пока еще спокойная, шевелила капюшоном в руках ведьмы. Фатима поместила змею в рогожный мешок, накинула его на голову Чимег и затянула узлом у горла.

Аспид, раздраженный теснотой, тут же впился в ее лицо - клыки пробили губы, щеки, веки, язык. Женщина захлебнулась хрипом и, содрогаясь в конвульсиях, рухнула на землю.

Но даже тогда старец не сломался. Он казался еще более непримиримым, чем прежде.

Йемура потерял терпение. Он бушевал, он кричал. Никто не мог противиться его железной воле, особенно такой жалкий пес, как этот старик.

Если он желал, чтобы его очистили от кожи, словно яблоко, то так тому и быть.