На первый взгляд, совершенно ничего не изменилось. Все что имелось в пещере к моменту моего переноса отсюда, осталось на своих местах. Разве что из-за отсутствия электроэнергии ширмы отделяющие общий зал от установленных радиоприборов, покрылись инеем, да и в гроте было ощутимо холоднее, чем раньше. Все-таки постоянно работающая аппаратура, вносила в обстановку, хоть какую-то капельку тепла, сейчас ничего этого не наблюдалось. Заглянув за ширму, увидел стоящую на столе керосиновую лампу. Сняв колбу, потрогал фитиль, после понюхав пальцы, обнаружил запах керосина. Зажег зажигалку, и попробовал запалить фитиль. Тот долго трещал, плевался искрами, дымил копотью, но в итоге, все-таки схватился и грозя затухнуть в любой следующий момент, все-таки продолжил гореть. Осторожно нахлобучив поверх горелки колбу, уже через несколько секунд, заметил, что фитиль разгорается гораздо ярче, видимо поднявшаяся температура, окончательно удалила из него остатки влаги, и он разгорелся, как надо.
Одно это, сразу же подняло мне настроение. Жизнь налаживается — подумал я, как в том анекдоте, про алкоголика, нашедшего давно спрятанный и забытый шкалик самогона под ванной. Посветив своим фонариком, заметил еще одну керосиновую лампу. Правда она, оказалась пустой, но стоящая под столом канистра, приветливо булькнула своими содержимым, и довольно скоро осветилась вся аппаратная. Здесь, практически ничего не изменилось. Правда немного разбух журнал с записями переговоров, и но всей аппаратуре, лежали сосульки, которые сейчас, хотя внешне температура осталась как бы прежней, почему-то начали сочиться влагой.
Осмотревшись, я вышел из-за перегородки, осветил лучом фонаря всю пещеру. Здесь оставалось все по-прежнему. Даже позолоченный Будда, сидевший на своем постаменте, все также безразлично поглядывал на меня из-под полуприкрытых век, сложив руки в жесте намасте. Усмехнувшись непонятно чему, решил пройти в комнатушку, которая некоторое время служила мне убежищем.
Конечно из-за сырости, и последовавшего за этим холода постель, вначале разбухла, а затем заледенела, и сейчас, лежала смерзшейся глыбой. Правда и выбросить ее было некуда. Унитаз, что стоял в небольшой комнатке, позади жилого отсека, оказался когда-то заполненным водой, а после того, как она замерзла, раскололся на части. Хорошо хоть трубы оказались гораздо более прочными, и замерзнув не лопнули от мороза, а заодно и перекрыли доступ воды в помещение, иначе здесь была бы целая глыба льда, а так похоже, вода из горного ручья просто сменила свое направление, потекла снаружи вниз по склону горы. Теоретически, учитывая то, что я не намеревался задерживаться здесь надолго, туалетом можно было еще как-то воспользоваться, тем более, что дверь, ведущая в комнатку, сохранилась и ее можно будет запирать. С душем все было гораздо хуже, но прикинув все обстоятельства, я просто снял с топчана, на котором когда-то спал, всю имеющуюся на нем постель, и вынес в душевую. На топчан же, вполне себе ляжет мой походный коврик, а поверх него спальный мешок, и на день-два, а на большее я не рассчитывал, этого окажется достаточно.
Ящики с провизией и неприкосновенным запасом, на первый взгляд совсем не пострадали. На второй, впрочем, тоже. И, что самое удивительное внутри, ящик был абсолютно сухим. Снаружи, в комнате висели сосульки, а сейчас с моим приходом, чувствовалась сырость, но ящика с продуктами, как будто находились вне этого помещения, и на них ничего не отразилось. Открыв крышку одного из них, увидел лежащие ровными рядами, обмазанные какой-то смазкой, банки со свиной тушенкой, на которых, хоть и значилась дата выпуска декабрь 1939 года, но внешне они не отличались от только что купленных. К тому же все говорило о том, что в данном случае, срок годности даже не оговаривался. Стерев ветошью что-то похожее на солидол, покрывающий банку снаружи, с удивлением рассматривал блестящую жесть банки, на которой не то, что вздутости, даже пятнышка ржавчины, и то не наблюдалось.
В общем. Если принять внешний вид за идеальный и не обращать внимания на дату изготовления можно было считать, что продукты вполне съедобны. Остальные продукты, говорили о том же самом. Крупы были надежно запечатаны в жестяные банки, и открыв одну из них, с рисом, я так и не нашел даже малейшего намека, на зародившуюся в них жизнь. А уж открытая банка молотого кофе, дала такой аромат, что я просто уже не выдержал, подобного надругательства над своим обонянием, и достав из рюкзака купленную спиртовку, налил в кружку, принесённую с собой воду, и тут же вскипятив ее заварил себе кружку настоящего кофе, которого не пил с той поры, как покинул это место. Все же как ни крути, а за эти годы, кофе потерял очень многое. Может какие-то элитные сорта и сохранили прежние качества, но дотянуться до них имеют возможность далеко не многие.
Некоторое время, сидел наслаждаясь божественным напитком, потом наконец, допив кружку до конца, поднялся и занялся наведением порядка. Первым делом собрал все имеющиеся здесь керосиновые лампы, заправил их топливом, которого оказалось более чем достаточно, и расставил по всем углам пещеры. Сразу же стало и светлее, и, наверное, даже чуточку теплее. Правда одновременно с этим поднялась и влажность, но проверив тягу вентиляции, открыл заслонку пошире, и убедился, что достаточно скоро здесь все проветрится и придет в относительную норму.
Читальный зал, где я изучал имеющиеся здесь фолианты, ничуть не пострадал. Если во всех остальных помещениях были заметны следы порчи, то здесь все находилось, как бы в первозданном виде. Фолианты книг стояли плотными рядами на своих полках, и на них даже не чувствовалось присутствия влаги. На пюпитре, все так же возлежал тот самый зарытый том, который я читал пятьдесят лет назад, и на обложке которого случайно обнаружился маршрут, по которому предлагалось пройти. Перевернув его обложку, я прошелся по страницам книги, они отозвались обычным шелестом, явно говоря о том, что влажность сюда не добралась. Как это произошло, было совершенно не понятно. Вновь закрыв том, бросил взгляд на пол. Фонарь некогда, высветивший тропу, оказался лежащим на полу, с разбитым от падения стеклом, и потекшими батарейками. Но сейчас у меня имелся уже другой, и стоило его приложить к нужному месту, как на обложке книги, тут же сложилась извилистая тропа, ведущая не только к алтарю, со скучающим Буддой, но и куда-то дальше. Хотя я точно помнил, что за алтарем, высилась каменная стена, идти дальше, было просто некуда.
На всякий случай, тут же достав из внутреннего кармана блокнот, воспользовался собственным фонариком, и постарался, как можно подробнее перерисовать высветившуюся тропу. Отправляться по ней, прямо сейчас не хотелось. Хотя бы потому, что я просто хотел спать. А если судить по появившемуся рисунку, дорога предстоит достаточно длинная. Это до алтаря с безучастным и полусонным Буддой, всего десять шагов, и на схеме он показан в самом начале пути, а вот дальше. Судя по тому, что я увидел идти предстояло достаточно далеко. И начинать путь следовало хорошо отдохнувшему, и приготовившемуся к дальней дороге.
Поэтому, достав из рюкзака свежую булочку, пакет с каким-то соком, я съел ее, затем расстелил на топчан походный синтетический коврик, на него уложил спальный мешок, в головах пристроил свой рюкзак, и сняв обувь забрался внутрь. Большая часть запланированного, была сделана. Я добрался до места, сумел обрубить хвосты, и войти в Пещерный Храм. Разумеется, я прекрасно понимал, что все это лишь подготовка к пути, так сказать первый этап. Но, я жаждал этого, хотя, честно говоря не очень-то верил, что там под алтарем, меня ожидает пресловутая Шамбала. Но как бы то ни было, впереди меня ждало неизведанное и это привлекало больше всего.
Устроившись поудобнее, я застегнул спальник, и довольно скоро согревшись, провалился в сон. Предстоящая ночь, оказалась целым испытанием. Вначале, меня буквально по пятам, преследовали все окрестные монахи, причем у каждого из них была физиономия «Вождя краснокожих» из одноименного фильма, все они бегали за мной потрясали дубинками и устраивали всякие каверзы. Затем, вместо них, я увидел Валентину, вспарывающую матрац на нашем супружеском ложе, и приговаривающую, что я не мог забрать все что она заработала честным трудом, и в доме обязательно должна найтись заначка, наверняка оставленная мною на черный день. Следом за этим, в дверях комнаты вдруг показались два здоровенных люба в белых халатах, подхватили ее под руки, не особенно церемонясь, натянули на нее смирительную рубашку, и куда-то буквально унесли из дома, под всхлипывания самой Валентины. Вслед за этим, увидел стоящую на коленях, и читающую молитву Надежду Ивановну, перед какой-то иконой. И вдруг, я будто оказался за ее спиной, и увидел, что это никакая не икона, а моя фотография.
