Его ухмылка так раздражает, что мне приходится собрать всю свою волю в кулак, чтобы не снять туфлю и не швырнуть ее в него.

— Я не помню ничего, кроме того, что ты – моя самая большая ошибка. Если я не всажу тебе пулю между глаз, пока я здесь, это будет чудом.

— Восемь.

Я смотрю на Ронана, разочарованная тем, что мои глаза – не лазерные лучи, способные разрезать его на мелкие, менее злодейские кусочки.

— Это количество раз, когда мы трахались. Восемь.

— У тебя галлюцинации. Максимум половина этого числа.

Он не сводит с меня горящего взгляда и медленно качает головой.

— В оранжерее, на мешках с землей. Дважды в моей спальне. Один раз в твоей спальне. Трижды на заднем сиденье моей машины. И, конечно, в первый раз, когда мы сделали это стоя в переулке за кинотеатром, после того как ты выплеснула мне в лицо газировку и назвала меня бездушным избалованным ребенком с интеллектом садового слизня.

То, как Ронан рассказывает об этом в таких подробностях, словно открывает шлюзы моей памяти. Воспоминания набрасываются на меня, быстрые и яростные, и кровь приливает к моему лицу. Я помню, как ненасытно мы желали друг друга, как жадно тянулись друг к другу, как тяжело дышали, как целовались до синяков и испытывали самую темную потребность, граничащую с отчаянием.

В тот первый раз в переулке, когда его твердый член растягивал меня, а пальцы впивались в мою попку, когда Ронан склонился к моей шее и вцепился в мою кожу обнаженными зубами, трахая меня у стены, я взорвалась. Беспомощно извиваясь под ним, я отдалась наслаждению, которое, как я теперь знаю, встречается крайне редко.

Да, большинство мужчин могут довести женщину до оргазма, если постараются. Но почти никогда мужчина не может заставить женщину почувствовать, что она увидела истинное лицо Бога.

Ронану удавалось это каждый раз, когда мы были вместе.

Но я скорее позволю разбить себе нос кирпичом, чем признаю, что он хоть как-то на меня повлиял.

— Я правда не помню, — беспечно говорю я. — А теперь беги и поиграй с папиными деньгами, Cymothoa exigua.

— О-о-о, ты перешла на латынь. Подожди, не говори мне. Дай угадаю. — Он на мгновение задумывается. — Это таракан?

— Не оскорбляй мой интеллект.

— Ладно, я сдаюсь. Что такое Cymothoa exigua?

— Маленький паразит из отряда ракообразных, который прикрепляется к языку рыбы и высасывает кровь, пока язык не отмирает и не отваливается. Затем этот жуткий маленький ублюдок живет на обрубке мертвого языка во рту рыбы, пока та не умрет от голода, и паразиту не придется искать нового хозяина.

Ронан начинает смеяться. Сначала тихо, потом запрокидывает голову, закрывает глаза и от души веселится.

Когда я ухожу, не сказав больше ни слова, он кричит мне вслед.

— Не злись, Багз. Минуту назад мы так хорошо ладили!

Не обращая на него внимания, я наклоняюсь над пустой стойкой регистрации и осматриваю коридоры по обе стороны от главного зала.

— Мистер Андерсон? Эй?

Никакого ответа не следует, но я и не жду его. Скорее всего, весь персонал до сих пор лихорадочно ищет тело моей бабушки на территории поместья.

Решив начать с комнаты, где проходило прощание с бабушкой, я выхожу из приемной и нахожу красно-черную гостиную. Дверь заперта. Поэтому я проверяю другие комнаты в коридоре. Все они представляют собой комнаты для прощания разного размера, но ни в одной из них нет пропавшего трупа.

Я пробую пройти по другому коридору, минуя Ронана, который все еще сидит в приемной, но и там мне не везет. Часовня и торговый зал с урнами и гробами для праха пусты, как и комната отдыха для сотрудников.

Когда я, потерпев поражение, возвращаюсь в приемную, Ронан небрежно бросает зажженную сигарету в сухой мох у подножия пальмы в горшке и встает.

Раздраженная его беспечностью, я говорю: — Ты можешь устроить пожар.

— Скрестим пальцы. Не удалось найти матриарха?

— Это не смешно.

— Никто не смеется.

— Кроме тебя.

— Я бы не осмелился. Ты слишком опасна, чтобы над тобой смеяться.

— Если бы у тебя была хоть капля мозгов, ты бы понял, насколько верно это утверждение. Почему ты не оставишь меня в покое?

— Мне кое-что интересно.

— Должно быть, для тебя это новый опыт. Я предлагаю, чтобы один из твоих приспешников поискал ответ в интернете.

— Не будь такой злой.

— Поверь мне, если бы я была злой, у тебя уже не было бы нескольких пальцев.

— Хорошо. Удели мне минутку и ответь на вопрос. Если ты ответишь честно, я обещаю, что больше не буду тебя беспокоить.

Я прищуриваюсь и вглядываюсь в его лицо. Ронан выглядит искренним, поэтому я неохотно смягчаюсь.

— Что тебя интересует?

Он делает достаточно долгую паузу, чтобы я почувствовала себя неловко. Затем низким голосом и пристально глядя мне в глаза спрашивает: — Наша дочь знает, кто ее настоящий отец?

Глава девятая

ДЕВЯТЬ

МЭЙВЕН

Когда я в ответ на его вопрос храню гробовое молчание, Ронан говорит: — Я знаю, о чем ты думаешь.

— Нет, не знаешь. Иначе ты бы уже убежал.

— Мэйвен.

— Не смей произносить мое имя так, будто я веду себя неразумно.

— Я не думаю, что ты ведешь себя неразумно. Я понимаю, что ты ее защищаешь. Но она в равной степени и твоя, и моя.

— Случайный донор спермы – это не то же самое, что родитель. И если я правильно помню, ты не был таким уж заботливым отцом, когда я сказала тебе, что беременна, много лет назад.

Я отворачиваюсь, но он хватает меня за руку и тянет обратно. А когда я отказываюсь смотреть на него, Ронан берет меня за подбородок и силой поднимает голову.

— Мне было семнадцать. Я был мальчишкой.

— Убери руку с моего лица, пока ты ее не потерял.

— Я хочу с ней познакомиться. — После паузы он усмехается. — Не нужно делать такое лицо.

— Вообще-то нужно. Это то самое лицо, которое я корчу перед тем, как пустить кровь. Убери руки, Ронан. У тебя есть пять секунд.

Он некоторое время изучает меня в напряженной тишине, прежде чем отпустить.

— Умное решение. А теперь забудь, что ты задавал мне этот вопрос, и уходи.

— Вспомни наш уговор. Я уйду только в том случае, если ты ответишь на вопрос.

— Тогда, похоже, мы в тупике, потому что я скорее выцарапаю себе глаза, чем скажу тебе хоть слово о своей дочери.

Ронан выпрямляется во весь рост и скрещивает руки на широкой груди. Свысока, как сеньор, смотрящий на крестьянина, укравшего его любимую корову, он смотрит на меня.

— Нашей дочери.

— Повтори это еще раз, и я пристрелю тебя прямо здесь.

Он приподнимает обе брови.

— Ты убьешь меня в похоронном бюро? Это слишком удобно, тебе не кажется?

— Думаю, ты можешь отправляться прямиком в ад, Ронан Крофт.

Что-то мелькает в его глазах. На долю секунды в них вспыхивает темная, странная эмоция, но он берет себя в руки и подавляет ее.

Низким и холодным голосом он говорит: — С чего ты взяла, что я еще не там?

Мы смотрим друг на друга, пока голос, зовущий меня по имени, не отвлекает нас.

— Мисс Блэкторн! О, мисс Блэкторн, вы здесь!

Я оборачиваюсь и вижу обезумевшего мистера Андерсона, спешащего через фойе.

Он вытирает лоб влажным платком. Под мышками на его белой рубашке темнеют пятна пота. Галстук развязан, брюки помяты. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как пропало тело бабушки, прежде чем нам наконец позвонили, потому что выглядит он так, будто не спал с тех пор, как я видела его в последний раз.

Когда мистер Андерсон подходит к нам, я требую: — Скажите мне, что вы нашли ее.

— Ну… — Он прочищает горло. — Не совсем.

— Ответьте «да» или «нет». Вы нашли ее?

Я не знаю, почему он выглядит таким виноватым, но это вызывает у меня подозрения.

Пожимая плечами, мистер Андерсон говорит: — Мы нашли ее одежду.