А то, как он двигается, наводит на мысль о наступлении трупного окоченения.

Я уже, наверное, в миллионный раз задаюсь вопросом, сколько ему лет, но Кью выглядит точно так же, как в моих самых ранних детских воспоминаниях, когда он серьезно смотрел мне в глаза, пока я вручала ему подарок на день рождения – ярко-зеленого жука–скарабея, которого выкопала из-под куста барбариса в саду.

Он любит ползучих и бегающих обитателей земли так же сильно, как и я.

Закончив складывать наши немногочисленные сумки в багажник, Кью открывает заднюю дверь «Кадиллака». Наши взгляды на мгновение встречаются, прежде чем я ныряю в машину. Кью никогда не разговаривал, но мне не нужны слова, чтобы понять его предупреждение: Будь осторожна. Они уже знают, что ты здесь.

Но, конечно же, это так. Богатые и влиятельные Крофты знают обо всем, что происходит в этом городе, уже более трехсот лет.

Мы молча едем домой. Беа то и дело бросает на меня нервные взгляды, поэтому я сохраняю невозмутимое выражение лица и держу голову прямо с уверенностью, которой, на самом деле, не испытываю. С каждым километром, что мы проезжаем, тиски вокруг моих легких сжимаются все сильнее, пока я не начинаю дышать так поверхностно, что у меня кружится голова.

Затем мы въезжаем через ржавые железные ворота на территорию поместья Блэкторн, и у меня перехватывает дыхание.

Родовой дом моей семьи виднеется в конце длинной, ухабистой грунтовой дороги, заросшей сорняками. Каменное строение увито плющом и окружено зарослями местных кустарников и неуправляемого плюща. Оно столь же неотъемлемое от леса, как многовековой густой подлесок и возвышающиеся деревья, окружающие его.

Дом представляет собой не одно строение, а множество построек, возводившихся на протяжении сотен лет в самых разных стилях, что придает ему хаотичный, неупорядоченный вид. Отчасти это средневековая крепость, отчасти готический особняк, отчасти деревенские руины – он не поддается простой классификации, как и его поколения обитателей.

Это архитектурное чудовище Франкенштейна, кажется, излучает дурные предчувствия, словно хранит тайны, которые лучше не тревожить. Единственные современные дополнения – это большая оранжерея в задней части участка, где растут всевозможные нежные травы и растения, которые не выживают в суровые зимы Новой Англии, и крытый гараж для автомобиля.

За домом простирается темный и зловещий первобытный лес, заросшая чаща, в которую местные дети никогда не заходят, наслушавшись от родителей страшных историй о странных существах, бродящих по его извилистым тропам.

Заметив дом, Беа выпрямляется на своем сиденье.

— Ты тут выросла?

— Да.

Через мгновение она тихо произносит: — Кажется, там водятся привидения.

Я встречаюсь взглядом с Кью в зеркале заднего вида. Затем снова смотрю на дом и подавляю дрожь.

Дом, милый дом.

Где все голодные гоблины моего прошлого ждут моего возвращения.

Я опускаю руку в карман пальто, провожу кончиками пальцев по гладкому стволу пистолета, лежащего там, и напоминаю себе, что нужно продолжать дышать.

Глава вторая

ДВА

МЭЙВЕН

Как только мы с Беа входим в парадную дверь дома, нас окутывает аромат моего детства. Старые книги и плавящийся воск от свечей, стойкий запах сушеных трав, едва уловимый аромат чего-то сладкого, но в то же время гнилого, как перезрелые фрукты. Воздух неподвижный и тяжелый, потому что окна никогда не открываются, но в то же время он живой, словно заряжен невидимой энергией.

Затем из-за угла появляются мои тети, и от легкого разряда статического электричества у меня встают дыбом волосы на руках.

Эсме и Давина стоят бок о бок, держась за руки и мило улыбаясь нам, как пара херувимов.

На этом любое сходство с ангельскими созданиями заканчивается. Несмотря на безобидный вид, эти женщины свирепы и хитры, как львы.

Такими им пришлось стать, как и всем женщинам моего рода, которые жили и умерли в этом городе.

— С возвращением, Мэйвен, — говорит Эсме, и ее зеленые глаза блестят.

— Спасибо. Рада тебя видеть.

Скрипит половица, стонет дверная петля, и в доме воцаряется глубокая, неестественная тишина. Я беру Беа за руку и притягиваю к себе.

— Тетушка Эсме, это моя дочь Беатрис. Беа, это твоя двоюродная бабушка.

— Я самая умная. — Эсме улыбается, и на ее щеках появляются ямочки.

— Ты умна как золотая рыбка, — возражает Давина. — Все знают, что я самая сообразительная.

— А это твоя двоюродная бабушка Давина. И, кстати, они обе гениальны.

Беа переводит взгляд с одной на другую, разинув рот от изумления.

Я стараюсь смотреть на них объективно, глазами стороннего наблюдателя.

Высокие, с прямой спиной и квадратными плечами, сестры одеты в одинаковые простые длинные черные платья. Они не пользуются косметикой, но их кожа сияет здоровьем. Они также не носят никаких украшений, кроме одинаковых опалесцирующих лунных камней на безымянных пальцах левой руки.

Несмотря на скромную одежду, они привлекают внимание. Но по-настоящему их выделяют волосы.

Ярко-красные, как свежий гранат, они ниспадают огненными локонами до самых поясов. Тети носят их распущенными, позволяя волосам свободно двигаться при каждом повороте головы. Непослушная масса, в которой с тех пор, как я видела их в последний раз, появились серебристые нити.

Такие же волосы были у моей матери. Такие есть у моей дочери. И у меня, хотя мои волосы уже много лет выкрашены в черный цвет и заплетены в тугую косу, которую я расплетаю только два раза в неделю, чтобы вымыть волосы шампунем и нанести кондиционер, а как только они высыхают, снова заплетаю.

Однажды я чуть не отрезала их, но в итоге не смогла. Я стояла перед зеркалом в ванной с ножницами в руке и смотрела на себя, слыша в голове голос матери.

«Никогда не стыдись того, что отличает тебя от других. В этом твоя истинная сила».

К тому времени я так устала быть не такой, как все, что хотела стать кем угодно, только не собой. Мне хотелось быть никому неизвестной.

Или просто исчезнуть.

— Поздоровайся со своими двоюродными бабушками, Беа.

— Привет. Приятно познакомиться с вами обеими. Спасибо, что пригласили нас.

Эсме приятно удивлена манерами Беа и улыбается.

— Не за что. Вы, наверное, проголодались после дороги. Пойдем со мной на кухню, милая, я приготовлю тебе что-нибудь поесть.

Она берет дочь за руку, бросает на меня многозначительный взгляд и уводит ее в сторону кухни.

Как только они оказываются вне зоны слышимости, Давина поворачивается ко мне и берет мои холодные руки в свои.

— Как ты?

— Я в порядке.

— Конечно. Но как ты на самом деле?

Я вздыхаю и ненадолго закрываю глаза.

— Устала. Я и забыла, как сильно ненавижу путешествовать.

Она понимающе кивает.

— Все эти люди.

— Да. Как вы поживаете с тетушкой Э?

Давина молча смотрит на меня, а потом пожимает плечами.

— Как всегда. Выживаем.

Я разглядываю ее гладкое лицо и жалею, что не унаследовала такую же упругую, полную коллагена кожу. Теперь под моими глазами мешки. Мне еще нет тридцати, но по мне этого не скажешь.

Постоянный стресс дает о себе знать.

— Что ты сказала Беа?

— Ничего.

— Ты уверена, что это разумно?

— Иногда правда может принести больше вреда, чем пользы.

— И это говорит ученый.

— В данном случае это верно. Мы здесь всего на несколько дней. Я бы не хотела преждевременно лишать ее детства. Где мы будем жить?

— Ты в старой комнате твоей матери, а Беа – в твоей.

Я киваю.

— Спасибо. Она будет рада иметь собственное пространство.

Давина снова сжимает мои руки.

— Иди поешь.

— Я не голодна.

— Тебе нужно что-то съесть. А то ты выглядишь слишком худой и бледной, как будто выздоравливаешь после хронического заболевания. — Поджав губы, она вглядывается в мое лицо. — Может, это туберкулез. Или что-то, переносимое комарами.