– С едой не играют. – Терпение Виталия быстро подходит к концу.

– Тось, дядя Виталик прав. Ягоды нужно есть, а не… Черт… – прикрываю глаза, чтобы не смотреть, как с идеально выстиранной и отглаженной голубой рубашки жениха ему на брюки шмякается половинка сочной клубники.

– Хи-хи, – раздается справа от меня и скрип зубов слева. – Извините, – без грамма раскаяния говорит бесенок.

– Ешь, пожалуйста, – прошу ее. – Виталь, я сейчас приготовлю тебе чистые брюки и рубашку. Это всего лишь ягоды.

– Конечно, – цедит он сквозь зубы. – Всего лишь ягоды.

Через полчаса, когда все заканчивают завтрак и я убираю посуду, Виталий приобнимает меня за плечи, на секунду прижимается губами к макушке и тихо спрашивает:

– Поль, скажи, а ты на сто процентов уверена, что нам нужен этот ребенок? Я ничего не имею против, но мы только начинаем нашу совместную жизнь, а она… кхм… вносит некий хаос в наш привычный распорядок. И я бы хотел своих детей, – мягко намекает он.

– Конечно, она нужна нам. Это не просто ребенок, она росла на моих глазах и… – распаляюсь я, защищая Тосю.

– Все, все, – перебивает он, – не заводись. Я должен был убедиться. Сейчас вернусь.

Жених убирает от меня руки и выходит из кухни. Возвращается через несколько минут и протягивает мне сложенный вдвое лист из своего блокнота. Я разворачиваю и не верю своим глазам, читая написанное его ровным почерком.

– Он должен отказаться от Тоси, чтобы мы могли ее удочерить. Я не согласен на вариант с опекой. Но я не могу этим заниматься, у меня начинается подготовка к выборам. Ты же помнишь?

– Помню, я все сделаю сама, не волнуйся, – смахиваю несуществующие пылинки с его плеча.

– Репутация сейчас имеет особенное значение, – напоминает Виталик.

– И об этом тоже помню. Ты не опоздаешь на работу? – кошусь на настенные часы.

– Да, мне пора. – Он снова скупо целует меня в щеку, а затем из прихожей раздается громкий хлопок двери.

Я зову Тосю читать. Непоседа может усидеть на месте не больше пяти минут, затем начинает ерзать и баловаться, а я мысленно уже выстраиваю разговор с ее биологическим отцом и начинаю пропускать моменты, когда она ошибается в слогах.

– На сегодня все, мне нужно кое-что сделать. Поиграй пока в своей комнате, – прошу малышку.

– А ты придешь? – Она смотрит на меня мамиными глазищами.

– Обязательно, – треплю ее по волосикам.

Тося убегает к себе, я убираю книгу на полку и сажусь в кресло в гостиной. Сжимаю в руке мобильный, еще раз вчитываясь в строчки: «Метелин Кирилл Юрьевич». Зачем-то проговариваю про себя номер его телефона и набираю его.

Гудки режут слух. Я жду, мне никто не отвечает. Набираю снова и снова. Я должна до него дозвониться. От этого зависит судьба ребенка.

– Да! – Мужской голос так рявкает в трубку, что я подпрыгиваю на месте.

– Кирилл Юрьевич? – вежливо уточняю, взяв себя в руки и расправив плечи.

– Если вы хотите мне что-то продать, то можете сразу пойти нахрен, – продолжает грубить он.

– Да что вы себе позволяете? – возмущаюсь я. – Как смеете так со мной разговаривать? Я звоню по поводу вашей дочери…

– Че-го? – удивляется он.

– Я звоню по поводу вашей дочери, Тоси. Мне нужно, чтобы вы отказались от ребенка… – вновь начинаю объяснять.

– Девушка, – он вдруг усмехается, – сходите к врачу. Мне кажется, вы больны. У меня нет детей.

И на этой фразе он берет и сбрасывает звонок. Я захлебываюсь возмущением, дрожащими пальцами вновь нажимаю на зеленую кнопку вызова, но Метелин сначала сбрасывает, а затем я слышу лишь короткие гудки. Похоже, он добавил меня в черный список.

Следующее утро начинается с хмурого личика бесенка. Она, насупившись, сидит на кровати и болтает ногами. Присаживаюсь перед ней, беру за руки. Тося смотрит на меня исподлобья, будто я сейчас предаю ее. Каждый раз, когда мне нужно отвозить ее в детский дом, думаю именно так, но пока ничего не могу изменить. То, что нам оформили патронаж и я могу брать ее на выходные, – уже чудо, и это чудо совершил Виталий, воспользовавшись своими политическими связями.

– Бесенок, не вешай нос. Неделя пролетит быстро, – поглаживаю ее по щечке. Она фыркает и отворачивается. – Тось, а я твои любимые блинчики приготовила.

– Ты всегда их готовишь, когда отдаешь меня чужим теткам. Я больше не люблю блинчики. – Она складывает руки на груди и отворачивается от меня.

–Мы можем приготовить что-то другое.

– Не отдавай меня. – Она неожиданно кидается мне на шею и крепко обнимает. – Не отдавай, пожалуйста. Не надо.

– Тось… – У меня самой наворачиваются слезы. – Тосенька, я не могу пока, нам нельзя, но я занимаюсь документами для удочерения. Надо немножечко потерпеть. Я тебя не брошу.

– Обещаешь? – Влажные голубые глаза смотрят на меня с чистой детской надеждой.

– Обещаю, – стираю слезы с ее щек. – Что тебе приготовить?

– Я съем блины, – дует губы малышка.

За столом она сегодня молчаливая. Виталий с кем-то общается, глядя только в телефон, а мое сердце мечется в груди от волнения.

– Билет я тебе купил, ты видела? – не глядя на меня, интересуется жених. – Но мне все равно не нравится эта затея.

– У меня нет выхода. Я не могу бросить все, тем более сейчас, когда есть шанс все быстро решить, – кошусь на Тосю. Замерев, она внимательно вслушивается в наш разговор, и я сворачиваю его.

Сначала мы провожаем на работу моего жениха, а затем и сами покидаем квартиру. Я сама вожу машину, это упрощает передвижение по городу.

Везу Тосю в детский дом. Как только мы останавливаемся у цветного забора, я выхожу на улицу и собираюсь отстегнуть ребенка, зафиксированного в детском кресле.

– Я не хочу. – Тося начинает ерзать и не дает мне расстегнуть ремни безопасности. – Не хочу!

– Тось, мы же договорились, – напоминаю ей. – Пожалуйста, пойдем, иначе больше тебя со мной не отпустят.

Услышав это, она затихает. Я помогаю ей выйти из машины, но по дороге у нас снова возникают трудности. Она то идет слишком медленно, то совсем останавливается.

На крыльце нас встречает воспитатель. Малышка бросает на меня обреченный взгляд и шагает к ней.

– Я приеду к тебе, когда вернусь. Привезу подарок из красивого северного города.

– Хорошо, – дуя щеки, тихо отвечает она и позволяет себя увести.

Я еще несколько минут стою на территории детского дома. Смотрю, как в окнах появляются любопытные детские мордашки, и торопливо ухожу, чтобы не наводить смуту.

Возвращаюсь домой. Навожу порядок на кухне и детской, раскладывая все на свои места. Машинально выравниваю «по линеечке» цветные карандаши и заглядываю в альбом. На белых листах нарисован дом с кирпичной трубой, из которой валит дым, а рядом сидит котик. На другом листе семья, но все не так просто. Тося нарисовала нас с ней, держащихся за руки, а Виталика очень далеко от нас и с рогами черта на голове. Она его побаивается, он с ней строг, но я надеюсь, что, когда мы станем официальной семьей, она привыкнет к нему и поймет, что его строгость – это тоже проявление заботы, ведь малышка нам досталась непоседливая и немножко вредная.

Закончив с домашними делами, я собираю вещи в поездку. Мне нужно все закончить до конца отпуска, потом никто не даст мне отпрашиваться когда вздумается, там все держится на мне.

Закрываю чемодан и в этот раз вызываю такси, чтобы не бросать машину в аэропорту. Виталий позаботился не только о билетах, он забронировал мне хороший номер в отеле и купил обратный билет на завтрашний день, чтобы не так тяжело было после перелетов.

Я считаю, мне с ним очень повезло. У нас получился гармоничный союз, где, может быть, нет большой страсти, о которой пишут в романах, но есть уважение и такая вот забота.

Такси подъезжает, и я спускаюсь к подъезду. Водитель помогает мне убрать чемодан в багажник и везет в аэропорт. Дорога предстоит неблизкая, я удобно устраиваюсь и снова думаю о Тосе, о Наташе и о том, как несправедливо рано уходят из жизни хорошие люди. Моей подруге не везло с мужчинами, но она была очень светлым человеком и просто обожала дочь.