Глава 4 Наследие

Мы блуждали по затихшему холодному миру без какого-либо будущего. Старые правители лишились своей гордыни и славы. Будто лишь вчера мы двигали колесо прогресса, пока мороз не остановил всё это, в мгновение ока, без предупреждений. Когда времена изменились, они изменились для всех, независимо от класса и состояния. Мы потеряли наш мир из-за снега, а вместе с ним… всю нашу человечность…

21 июля 1888 год

Надежда ещё есть.

Морозные земли.

Странное чувство, как будто Олбрайт возвращался домой. Когда его группа приближалась к лифту, он вспомнил свое первое прибытие сюда. Его сердце переполнялось болью от потерь, от необходимости забыть все эти лица. Так много произошло с тех пор, как началась Великая зима; казалось, будто с тех пор минула целая жизнь. Тогда в его сердце была жажда странствий, а каждый поход на север был словно вызов для горячей души. Теперь север покорил весь мир и был беспощаден.

Странные изгибы и повороты судьбы.

Как и тогда, он сражался против холода. Как и тогда, его люди так же преданно следовали за ним. Трое позади кутались от стонущего и плачущего ледяного ветра и снега, который начал медленно падать, когда они открыли клеть и приготовились отправиться в ещё одно рискованное путешествие.

Сирена загудела, Джон потянулся к кнопке на стенке лифта и нажал верхнюю. Кнопок всего было две. Над потолком раздался треск, клетка пошатнулась и медленно поползла ввысь, удаляясь от пробужденного, но всё ещё сонного города.

«Мы взяли ответственность за этих людей… Возможно, даже за всё человечество, — сказал ему Биф, отправляя друга на поиски Паровых ядер. — Мы должны справиться. Ты, я, Бэйли, Альфред, даже проклятый Чарли! Все мы!»

«Мы справимся», — заверил его Джон.

Он произнес эти слова с убежденностью и надеждой на то, что был прав. Ибо этот израненный мир не выдержит еще одного провала.

— Холодно, холодно, бррр... — бормоча проклятия и шмыгая замерзшим носом, Хэнс разминал онемевшие пальцы. — Холодно, холодно, бррр!

«Каждый раз он так, — вздохнул про себя Джон. — Сперва дрожит как дитя, но спустя милю шагает словно дредноут по снегу».

— Ох и холодно же, — не унимался Хэнс. — А ведь всего четыре дня прошло с последнего похолодания. Дьявольщина! Теперь, похоже, стужа пойдет лавиной. В этот раз нам точно конец…

Братья Стьюи обернулись на ворчуна. Хэнсу даже ругаться расхотелось под их тяжелыми взглядами.

— Где Чарли? — спросил младший брат, чей рот окаймляли длинные усы — единственное внешнее отличие между близнецами.

— В лазарете, — сухо ответил Олбрайт.

Хэнс покачал головой и стиснул кулаки.

— Сукин сын попросту не хочет возвращаться в Морозные земли, — процедил он. — Сидел бы на своей заднице и помалкивал. Так нет! Нужно было отрезать его чертов язык, пока была возможность. Чую, с ним ещё будут проблемы…

— Биф разберётся с этим, — отрезал Олбрайт. — Думайте о работе, джентльмены. Мы должны использовать любую возможность, чтобы подготовить город к буре. И пойти на любые жертвы, если потребуется…

На миг Джон помедлил. Он посмотрел налево, где горизонт чернел от ужаса, творящегося там в этот самый час, и молился… искренне молился за тех, кто наверняка погибнет страшной смертью.

Клеть остановилась. Джон Олбрайт крепче сжал фонарь, всмотрелся в метель и шагнул вперед, мгновенно исчезнув в вихре колких снежинок.

***

Сухой зимний воздух был полон звуков. Они не прекращались вот уже два дня, с тех пор как известия о падении Нью-Бостона достигли ушей Бифа, и должны были раздаваться до тех пор, пока задание не будет выполнено. Это были звуки бурной деятельности: распиливания досок, стук забиваемых гвоздей, ковки металла. Шум работы перемежался ворчанием рабочих и громкими голосами бригадиров.

Но многие граждане Нью-Бэлфаста не жаловались на работу, ибо она означала надежду. Это был глас жизни, бурно протестовавший против смертоносного и жестокого мороза.

Все ещё протестовавший…

— Слушай, Джими! — окликнул друга Брокс, силясь перекричать стенной бур.

Новая машина сверлила склоны кратера, в которые были вморожены деревья, когда-то бывшие лесом, пока лёд не сковал их. У двигателя в засаленном рабочем бушлате сидел на корточках весь измазанный грязью человечек. Брокс кивнул ему.

— Чего тебе? — рявкнул Джими.

— Вчера ведь похоронили Фло! Верно?

— Ну!

— А ведь он твой кузен, а ты даже не соизволил на похороны прийти!

— От моего кузена осталось лишь пятно! Я предложил губернатору бросить его останки в теплицу, но он с этим не согласился!

— Хрен тя дери, Джими! Он ведь — человек!

— Человек, раздавленный огромным автоматоном! — отмахнулся Джи.

— И ты туда же…

Брокс покачал головой и почесал ягодицу.

— Ты знал, что наш губернатор… наш любимый губернатор боролся против станков и автоматонов до Великой зимы? — продолжал расспрашивать он с той раздражающей непоследовательностью, которая уже выводила товарища из себя. — Я не понимаю, почему Биф сразу же не разобрал эту хреновину?

— Э-э-х! Хреновины... Теперь от них зависят наши жизни, — последовал исчерпывающий ответ.

— Чёрт… Эй, Джими!

— Что?!

— Какого черта ты написал это на двигателе? Совсем рехнулся?

— Чего? — рявкнул Джи.

Он подскочил с места и, подойдя к товарищу, уставился на огромную красную надпись, что гласила:

«Мы должны вернуться в Лондон! Здесь надежды нет!»

***

Разведчикам приходилось прокладывать тропу по снежной целине, работать поворотным шестом и пробираться через ледяные заторы, поэтому я не буду долго рассказывать о трудностях пути. Как Олбрайт и ожидал, вскоре они достигли первой намеченной точки. Тусклые огни на западе удалось разглядеть через линзы маяка. Возможно, он и удивился, увидев среди вьюги дюжину палаток, однако ничем не выдал своего изумления.

— Будьте осторожны! — предупредил он, заметив там какое-то движение. — Помните бойню на Queen Anne’s Gate?

— Такое разве забудешь! — отозвался Хэнс. — У меня по сей день кровь стынет в жилах от одного только воспоминания.

Ветер донёс протяжный, неприятный звук, похожий на стон. Мужчины прислушались. Нет, не показалось. Олбрайт тряхнул головой, пытаясь избавиться от охватившего его волнения, кивнул своим людям и, сунув руку в карман, сомкнул пальцы на рукояти старенького «кольта».

Когда они подошли совсем близко, он разглядел несколько чёрных фигур, лежащих на снегу. И увидел её. Она стояла на коленях, сгорбившись над телом, часто дыша и всхлипывая. На ней был истрёпанный бушлат, изодранные штаны и разбитые ботинки.

«Элизабет?..»

Она вскинула голову и, увидев незнакомцев, взвизгнула.

— Нет! — вскрикнула женщина, прижавшись к телу. — Вы всё забрали у нас! Что вам ещё нужно?! — Внезапно испуг на её бледном лице сменился бешенством. — Ненавижу вас! Ненавижу!

— Эй… Тихо… — Джон медленно опустил револьвер.

Он подошел ближе, сохраняя осторожность: женщина была вооружена ножом. Незнакомка застыла, сощурила заплаканные глаза и, казалось, только и ждала момента, чтобы наброситься на него.

— Мы не причиним вам зла! Прошу, мисс… успокойтесь! Взгляните на меня. Я вижу вас впервые! Доверьтесь нам, мы не враги, — он аккуратно указал рукой на восток. — Неподалёку есть город. Мы можем вам помочь…

Наконец девушка перестала рыдать. Она глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в руках.

— Она умирает...

Джон сунул револьвер в карман и опустился на колени рядом с раненой.

Тело принадлежало девочке лет десяти-двенадцати. Она лежала на спине; одна рука, вся в крови, покоилась на предплечье, другая впилась пальцами в снег. На ребенке была тёплая шубка, меховые штаны и шерстяные валенки на застёжках.