Земля под ногами тоже изменилась. Вместо серого асфальта и жёлтой пыли появился странный мох — фиолетовый, упругий, он пружинил под ботинками, словно живой. Время от времени я замечал в траве странные грибы, которые пульсировали слабым, фосфоресцирующим синим светом. Один раз я чуть не наступил на такой, но Николас резко крикнул: «Стоять!» – и я отпрыгнул, как ошпаренный.

– Споры, – без эмоций пояснил Алёша, увидев моё испуганное лицо. – Вызывает галлюцинации. Приятные, но смертельные.

Я только кивнул, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Это было не просто «опасно». Это было… чужеродно. Казалось, сама планета здесь отвергла прежнюю жизнь и породила что-то новое, агрессивное и равнодушное к таким, как я. Но зато я прекрасно понял, что если сбегу сейчас, то просто умру… Или погибну? Или сдохну? Уйду из жизни, в общем, так и не став национальным героем! Почему национальным? Планетарным! Или галактическим? Вселенским! Нет, тоже фигня! Просто героем, короче!

Шёпот то пропадал, то возвращался, становясь отчётливым. Но оно было такое, как радио на заднем фоне. Вроде есть, а вроде и внимание не обращаешь. Или я уже привык просто?

…Идёт… Чужой… Разделить… Сломать…

Я не говорил об этом Николасу. Во-первых, я не был уверен, что он мне до конца верит. Во-вторых… Я не понимал ещё, слышит ли он монстров, и… А вдруг до него доносится эхо моих мыслей, как и до меня доносится эхо мыслей монстров? У-у… И как проверить?

К концу первого дня мы вышли к берегу реки. Вернее, того, что от неё осталось. Вода была густой, почти чёрной, и медленно, лениво текла между берегов, поросших теми же синими грибами и фиолетовым мхом. На том берегу виднелись развалины какого-то старого завода, но его очертания казались расплывчатыми, нестабильными, будто сквозь дымку.

– Здесь и заночуем, – объявил Николас, заглушая мотор. – Дальше идти ночью — верная смерть. Алекс, периметр. Диана, палатка. Амнезик… – он посмотрел на меня. – Помоги Диане. И не пей воду. Даже не трогай её.

Я кивнул, глядя на тёмную, почти нефтяную гладь. Мир вокруг был не просто опасным. Он был ядовитым и враждебным. И нам предстояло провести здесь ночь.

«Два дня, говорил он… – подумал я, разворачивая палатку с дрожащими от усталости руками. – И то — два дня туда, потом два дня обратно и неизвестно сколько ещё до их базы! Выдержу ли? Должен выдержать!»

Но глядя на пульсирующие в сумерках синие огоньки и слушая навязчивый шёпот в голове, я впервые за долгое время почувствовал, что два дня могут показаться вечностью.

«Надо побольше узнать у них об этом мире! – подумал я. – Хотя… Как будто я за несколько дней всё запомню?! Они-то в нём родились и выросли, а я тут всего ничего! Нужно искать выход!»

Мы провели ночь в состоянии, которое сложно назвать сном. Точнее, для меня это сложно назвать сном! «Друзья-то» мои спали, а вот я ворочался и постоянно просыпался. Когда я работал охранником, то, приходя домой и положив голову на подушку, сразу отрубался. Вот прям секунд пятнадцать — и всё, в мире снов. Тут же я такого не получается. Или с попаданчеством у меня забрали мой хронический недосып? Уж лучше бы оставили!

Николас установил какие-то компактные датчики по периметру, которые должны были пищать при движении, и принялся дежурить первым. Затем Алёша, сменив его на посту, сидел неподвижно, как каменное изваяние, лишь изредка поворачивая голову, чтобы посмотреть на темноту в разных сторонах. Хотя… может, у него какое-нибудь специфическое зрение, кто его знает?! Я лежал, укутавшись в своё одеяло, втиснувшись между Дианой и Николасом. Лежал и слушал. Слушал тяжёлое, ровное дыхание Дианы, тихое дыхание Алёши и этот проклятый монотонный шёпот за гранью сознания. Может, я из-за него просыпаюсь?!

…Ближе… Тепло… Испуг… Не осилим…

Правильно думаешь! Нечего вам тут делать!

Когда шёпот становился неразборчивым, то он сливался со звуком ветра. Я несколько раз ловил себя на том, что почти проваливаюсь в сон, но тут же дёргался, услышав в голове чей-то ментальный визг. Это было похоже на попытку уснуть в комнате, где по всем углам включены телевизоры с периодическим и автоматическим включением и выключением. И как тут уснуть?

Под утро, когда небо на востоке стало чуть менее чёрным, я сдался: сел, протёр глаза, встал и начал складывать одеяло. Николас, дремавший, прислонившись спиной к колесу квадроцикла, мгновенно открыл глаза. Его рука лежала на рукояти револьвера.

– Не спится? – тихо спросил он, и в его голосе не было укора, лишь понимание.

– Слишком шумно, – хрипло ответил я, кивая на лес.

Он коротко кивнул, поняв меня с полуслова.

– Привыкнешь, наверное. Или нет!

Рассвет в этом лесу не был красивым. Он был болезненным. Сине-красно-фиолетовая листва и чёрные стволы проступали из тьмы, словно гниющая плоть, а фосфоресцирующие грибы всё так же тускло светились. Воздух по-прежнему пах сладковатой гнилью. Хоть голова не болит, и то ладно!

Мы свернули лагерь в гробовой тишине, запихнули в рюкзаки безвкусные питательные батончики, которые Николас назвал «завтраком», и снова двинулись в путь.

Второй день был хуже первого. Лес сгущался, становился непроходимым. Несколько раз нам приходилось обходить участки, сплошь заросшие теми самыми синими грибами, от которых в воздухе стояла заметная глазу сизая дымка. «Стриж» Дианы работал почти без перерыва, и она то и дело докладывала тихим, напряжённым голосом: «Впереди, в ста метрах, движение. Не идентифицирую. Много ног», «Справа от маршрута — большое скопление биомассы. Обходим!»

Ландшафт менялся. Ровная местность сменилась холмистой, а затем мы начали спускаться в неглубокое ущелье, поросшее гигантскими, похожими на папоротники, растениями с листьями цвета окисленной меди с… всё теми же синими прожилками. Как же они надоели! И здесь шёпот в моей голове стал громче, навязчивее. Он уже не был просто фоном.

…Знает… чувствует… ждём коман…

– Николас, – не выдержал я, наконец, подходя ближе. – Кажется, за нами хвост! Ну или как там у вас говорится?!

Он бросил на меня быстрый, оценивающий взгляд.

– Да, я знаю!

– Естественно, – хмуро бросил Алёша, услышав это. – Мы у них как на ладони!

– Держи ухо востро! – единственное, что сказал Николас.

Мы шли дальше, и с каждым шагом ощущение, что за нами наблюдают, росло. Я, казалось, ловил на себе взгляды — не людей, а чего-то, что пряталось в листве. Мелькали тени, слышались шорохи, которых не фиксировал «Стриж».

Именно я первым почувствовал что-то неладное. Задолго до того, как Диана крикнула: «Засада!». За миг до её голоса внутри у меня что-то дико и неприятно заныло, а в голове прорезалась чья-то чёткая, ясная команда:

…Здесь…

– Стой! – выпалил я почти одновременно с Дианой.

Николас замер на квадроцикле. И в тот же миг из-за гигантских папоротников выскочили три существа, и двое спрыгнули с деревьев прямо туда, куда не доехал Ник. Это не были «питомцы». Они напоминали людей, но их конечности были слишком длинными, кожа — серо-чёрно-синяя, а глаза горели ярким небесным огнём. Монстры. Настоящие! Не из пробирки, как я.

Бой был коротким, жестоким и молчаливым. Алёша срезал одного очередью, прежде чем тот успел поднять свою дубину. Диана с двух выстрелов уложила второго. Третий, самый проворный, рванулся ко мне, но Николас оказался быстрее. Его револьвер грохнул всего раз, и существо отлетело назад, оставляя на медной листве мазок чёрной, маслянистой крови.

Всё кончилось так же внезапно, как и началось. Тишина, нарушаемая лишь нашим тяжёлым дыханием, снова поглотила лес.

– Видишь? – Николас, перезаряжая револьвер, смотрел на меня. – В таких местах тут всегда так! Главное — вовремя сканировать. Ты молодец!

Я стоял, трясясь от адреналина, и смотрел на тело умирающего монстра. Оно испускало еле слышимый шёпот.

…Добей… Не жди… Нажми курок…

И Николас, взяв пистолет Дианы, выстрелил прямо в голову монстру, отправив его душу туда, куда ему положено, а мозги вместе с кровью в разные стороны.