— Разумеется, — произнес Роу.
— А в конечном итоге, знаете ли, отличие сведется к экономичности. Уверяю вас. На сегодняшний день для решения конечных интеллектуальных задач дешевле использовать машину, но когда-нибудь наметится предел, за которым для решения вечного вопроса о разовой работе потребуется машина до того сложная, до того специализированная, что дешевле будет использовать человека. Ей-богу, я верю, что на опушках окаменелого леса всегда останутся участки, где надо порождать оригинальные мысли, сопоставлять оригинальные идеи, видеть новые значения и перспективы. И меня ничуть не удивит, если для разработки этих участков экономичнее будет использовать людей, а не уподобленные людям машины. Как кибернетик, я об этом, естественно, скорблю. Но как человек, признаюсь, испытываю какое-то ехидное удовлетворение от человеческого разума. Какой кошмар, Роу, какой ужас! Ужас и величие! Вы меня понимаете?
— Да, — произнес Роу, когда они встали из-за стола, чтобы вернуться из столовой в свои лаборатории. — Да. Да.
Он чувствовал утомление и в то же время подъем.
В какой ошеломляющей стране перспектив они побывали!
Окаменелые леса! Бесконечное количество переменных! Подлинно религиозные вычислительные машины! Искренность! Выбор! Сложность! И все же человек на что-то годен! Роу ощутил мощный прилив солидарности с Мак-Интошем, который составил ему компанию в этом необычайном путешествии. А в небе над бесконечными лесами и окаменелыми числами повисли светящиеся буквы — выдержки из очередной рецензии; Роу ощутил безмерное удовольствие и растроганность собственным безмерным удовольствием: в виде исключения небесный рецензент писал не о нем, а о Мак-Интоше. «Мак-Интош… изумительный слушатель… гласил обзор небесного рецензента. — …Этот изумительный слушатель… пробуждает в Роу всю его феноменальную природную любознательность…»
24
Сэр Прествик Ныттинг был на проводе и вызывал Нунна. Эта истина не требовала дальнейших доказательств.
— С вами будет говорить сэр Прествик Ныттинг, мистер Нунн, — сказала мисс Фрам в приемной.
— Мистер Нунн? — сказала секретарша сэра Прествика. — С вами будет говорить сэр Прествик Ныттинг, мистер Нунн.
— Нунн? — тревожно осведомился сэр Прествик. — Нунн? Это вы, Нунн?
— Доброе утро, сэр Прествик, — сказал Нунн.
— Это Нунн у телефона?
— Собственной персоной, сэр Прествик.
— Ага. Так вот, послушайте, это Ныттинг говорит.
— Приветствую, сэр Прествик.
— Доброе утро, Нунн.
Наступила пауза: оба собеседника собирались с силами после первого шока и пытались сообразить, кто же кому звонит и с какой целью. Непосвященного эта пауза ввела бы в заблуждение. Во всяком случае, она ввела в заблуждение телефонистку Объединенной телестудии — абонентов разъединили.
Минут через пять телефон Нунна зазвонил снова.
— С вами будет говорить сэр Прествик Ныттинг, мистер Нунн, — сказала секретарша сэра Прествика.
— С вами будет говорить сэр Прествик Ныттинг, мистер Нунн, — сказала мисс Фрам.
— Нунн? — подозрительно выспрашивал сэр Прествик. Нунн? Нунн? Это Нунн? Кто у телефона? Нунн? Нунн?
— Слушаю вас, сэр Прествик.
— Это опять Ныттинг, Нунн. Нунн, что случилось? Что-то случилось. Я вас не слышал. Нас прервали?
— Должно быть.
— А вы, Нунн, вы меня слышали?
— Ни словечка, сэр Прествик.
— Значит, вы пропустили мои слова о том, что Ротемир страшно обеспокоен?
— Да.
— Слыхали?
— Нет, пропустил.
— Ну, так слушайте, я повторю все сначала. Ротемир страшно обеспокоен.
— Грустно слышать.
— Да. Ну, обеспокоен, знаете ли, возможными последствиями. Как я вам уже объяснял — только, может, вы не слышали, — он никоим образом не желает посягать на традиционные академические свободы института. Он считает — и я с ним, конечно, полностью согласен, — что они нерушимы. Абсолютно нерушимы.
— Ценю ваши чувства, сэр Прествик.
— Но надо же помнить о возможных последствиях. Вы улавливаете мою мысль?
— Да, вполне.
— Я выражаюсь ясно?
— Да, предельно, сэр Прествик.
— Значит, мы друг друга понимаем?
— По-моему, да.
— Не обижаетесь?
— Отнюдь.
— Вам долго разжевывать не нужно, а, Нунн?
— Никогда, сэр Прествик.
— Ну значит, мы с вами поладим. Надеюсь, вы не находите, что я веду себя, как надутая старая дева, Нунн. Вы ведь знаете как оно бывает. Ротемир взвился до потолка. Винит меня в том, что я сам ничего не знал и ему не сообщил, и я теперь в неловком положении. Он говорит, что не понимает, для чего я торчу в правлении, если ему самому приходится собирать сплетни на званых вечерах, выясняя, куда уходят его деньги. Разумеется, по-своему он прав, его можно понять.
— Собирать сплетни на званых вечерах?
— Да, о последней заварухе он прослышал на каком-то званом вечере. Так он и узнал. Особенно обидно, что в Би-Би-Си кто-то осведомлен о делах Объединенной телестудии лучше, чем сам Ротемир.
— Понимаю.
— Само собой, он взбесился.
— Само собой.
— По-моему, законно.
— Да, вполне.
— Нас беспокоят только последствия, Нунн.
— Именно.
— Я к тому, что лично мы не против, чтобы машины отправляли церковные службы…
— Машины отправляли церковные службы?
— Неужели вы вообще ничего не слышали из того, что я говорил?
— По крайней мере, насчет машин, отправляющих церковные службы, ничего.
— Так ведь это-то и обеспокоило Ротемира. Ваши, очевидно, собираются установить такие машины в новом корпусе отдела этики.
— Разве?
— Да, по словам этой дамы из Би-Би-Си. Она говорит, вы там намерены заставить машины молиться…
— Молиться? Машины — молиться? До чего только не дойдут эти заумные чудаки!
— Она говорит, вы заставите машины причащать и выслушивать исповедь.
— Правда? Что ж, я этим займусь тотчас же, сэр Прествик.
— Я к тому, что нас беспокоят только последствия.
— Устраним, сэр Прествик. Положитесь на меня.
— В нашей области приходится проявлять особую осторожность насчет всяческих последствий.
— Конечно, конечно.
— Надо полагать, это опять штучки вашего Мак-Интоша. Не из числа здравомыслящих этот Мак-Интош, да будет мне позволено заметить.
— Вот тут вы, по-моему ошибаетесь. Мак-Интош довольно-таки здравомыслящий.
— Он-то? Здравомыслящий?
— Вполне здравомыслящий.
— Да, пожалуй, могу сказать, на вид он достаточно здравомыслящий.
— Между нами, сэр Прествик, у меня есть веские основания подозревать, что виновником окажется Голдвассер.
— Голдвассер, вот как?
— Боюсь, он прирожденный смутьян.
— Должен признаться, мне он всегда был не по душе. Есть в нем что-то отталкивающее.
— Он, боюсь, непорядочный человек.
— Совсем непорядочный.
— Вы не беспокойтесь, сэр Прествик. Я уж постараюсь раскусить Голдвассера.
— По рукам. Вы расслышали, как я передавал лучшие пожелания вашей славной супруге?
— Откровенно говоря, нет.
— В таком случае, лучшие пожелания вашей славной супруге.