— Ладно. Давай прокатимся. Обсудим детали.

Он протягивает мне ладонь и пожимает пальцы.

— Я рад, что ты согласилась. И, не буду скрывать, надеюсь, что наше партнерство станет чем-то большим, чем союз людей, у которых сейчас один враг на двоих.

— Ты не представляешь, на чем настаиваешь, Дмитрий.

— Напротив, — качает головой. — Я хорошо понимаю. Сейчас мы живем в мире, в котором роскошную женщину нужно отбивать у того дурака, который ее не ценит.

Глава 13

Юрий

— Здорово, отец.

Я вздрагиваю, услышав голос сына.

Вот это он вымахал, конечно!

Ввалился в наш с Викой пентхаус…

Высоченный, загорелый бородач.

Спортивный качок, который однажды улетел на Бали и заявил, что откроет там фитнес-центры для русских, которых на островах пруд-пруди.

Как я тогда на него орал… Обзывал тупицей и бездельником, злился, что он не хотел пойти по моим стопам, не хотел становиться бизнесменом.

Вика тогда его отстояла.

Налетела на меня как коршун и, помню, даже ложкой по лбу ударила, мол, не смей обзывать нашего сына.

Я кричал:

— Он ошибется!

Она парировала:

— Пусть так! Это будут его ошибки и его путь… Самостоятельный! Пусть пробует. А мы его поддержим! И, если он ошибется, обнимем и скажем, что любим его.

Я боялся, что сын сопьется или скурвится с местными шлюхами, но… он стал успешным.

И все награды, благодарственные письма, еще что-то такое присылал своей матери, а не мне.

Со мной общался скупо, сдержанно, словно обиделся.

— Привет. Леха? Ты…

Я оглядываюсь, стараясь скрыть следы вчерашней вечеринки: остатки выпивки, пустые бутылки, засохшая еда и фрукты, разбитая ваза и использованные презервативы.

Но самый главный след — Илона, дрыхнет без белья, укрытая лишь моей рубашкой.

Как это все скрыть? Никак…

Сын, увидев этот пейзаж, лишь морщится.

— Мда… Ты опустился. Я приехал поддержать…

— Не меня, да? — перебиваю, усмехаюсь. — Не меня, а ее! Ты всегда выбирал маму! Всегда!

Леха качает головой.

— Зря ты так думаешь, пап. Вы оба — мои родители. И когда я узнал, что вы в состоянии войны, прилетел поддержать обоих, может быть, даже убедить вас помириться. Но теперь…

Он обводит красноречивым взглядом пентхаус.

— Я не буду просить маму тебя понять и простить. Просто скажу, что благодарен тебе за все хорошее, что было. Да, оно было, а потом… ты заигрался во всемогущего, пап. Вот что я хочу тебе сказать.

— Это все?

— Нет, я приехал забрать кое-что свое. Из кладовки. Если позволишь, — усмехается. — И еще одно… Я знал, что ты изменяешь маме.

— Я в курсе, — бурчу.

Ведь он как-то застукал меня в клубе с одной шлюшкой.

— Ты не был ей верен. Может быть, даже никогда. И помнишь, как ты обещал, что исправишься? Клялся…

Зачем он это напоминает? Да, я поклялся, потому что любой бы на моем месте поклялся, лишь бы родной пацан не сдал тебя жене!

— И ты нарушил свои клятвы, отец. Сам знаешь, как поступают с клятвопреступниками. Их не ждет ничего хорошего.

Несмотря на гул в башке, мне становится немного горько.

Но я все же придаю себе бойцовский вид:

— Жизнь — не черно-белая, сынок. Подрастешь, поймешь!

— И ты тоже должен был понять, пап. Что если бы ты попросил прощения и искренне раскаялся, у тебя были бы шансы. Не сохранить брак, но хотя бы сохранить теплые отношения с мамой. Да хотя бы бизнес свой сохранить! А ты по-свински поступил…

— Попросить? Еще скажи, в ножки поклониться! Будто я этого не делал.

— От души? Думаю, не делал. И вот итог.

Сын подходит и обнимает меня.

Крепко, но всего на несколько мгновений.

— У меня к тебе только одна просьба, пап. Скажи маме спасибо за все и… прими поражение достойно.

На глазах закипает горячая влага, но я же не привык быть слабым, отталкиваю сына.

— Еще не все потеряно! Я еще могу выиграть.

Сын качает головой, отступает.

— И вообще, женщина… так устроена, что она второстепенна! — хорохорюсь. — Она из ребра Адама сделана!

— Пока, пап. Может быть, еще увидимся, — кивает сын напоследок и уходит. — Кстати, я видел мама завтракала с каким-то мужчиной… Между ними прям искрило.

Хлопает дверь. Стою, обтекаю: что за мужик? Врет!

Слышится шорох, просыпается Илона и зевает.

— Любимый, а кто это был?

Моргает сонно.

— Я только самый конец услышала, про ребро… Думаю, ты прав. Ты у нас главный, — ластится ко мне. — Ты мой король, ты мой бог. Ты выиграешь, и мы поедем на шоппинг в Милан, правда?

И так противно мне становится, тьфу…

Я был рад купаться в обожании этих пустышек, зная, что вернусь домой, а там моя королева — роскошная, умная, с ней приятно было находиться и надежно.

Мой тыл…

Мой партнер.

Возможно, я перестал видеть в ней женщину и лишь играл роль мужа, больше не чувствуя к ней влечения.

Она меня переросла, а я не не из тех, кто готов быть на вторых ролях.

Вот я и искал первенство на стороне…

Или что случилось?

А что сын сказал, про мужика какого-то? Искрит у них?

Да ну, бред! Моя жена по мне страдает сейчас, рыдает…

И впереди — суд.

Надо выглядеть на все сто.

Прошу Илону помочь, а она — ни бэ, ни мэ.

Ни чувства вкуса, ни стиля.

Раздражает, прогоняю ее!

Одеваюсь сам, на свой вкус, остро чувствуя, что недостает руки жены, уже бывшей, чтоб ее.

Нас развели быстро, а вот имущество еще делить и делить…

Я выхожу из пентхауса, спускаюсь на лифте и… прямо у парадного крыльца меня под локти подхватывают сотрудники в форме.

— Зевин Юрий? Вы обвиняетесь с мошенничестве, даче взяток…

Озираюсь по сторонам.

Что? Как?

Я действовал осторожно, через подставных лиц, а сотрудники правоохранительных органов тем временем продолжают:

— В создании фирм-однодневок… И отмывании денег…

Черт побери, серьезные обвинения!

Мой взгляд цепляется за черную тачку, стоящую в отдалении.

Возле нее спокойно и небрежно стоит Дмитрий Табаев — тот, кого я хотел сместить!

Слегка улыбается мне.

Подонок…

Эти обвинения — его рук дело?!

Меня ведут к уазику, я оказываюсь близко к машине Табаева.

— Чудесное утро, Юрий. А какой шикарной была ночь, — произносит он негромко, но четко. — Горячая ночь с роскошной женщиной не может быть скучной, правда?

Он делает вид, будто промакивает пот.

Сердце пропускает удар: я узнаю это кружево!

Это дорогое, фирменное кружево: любимое белье моей жены!

Я сам не раз дарил ей подобное.

Этот урод, что, переспал с моей женой?

Пусть с бывшей, но женой!

А она… Дала ему?

Так быстро? Зато пела о любви, предательница.

— Ах ты, сука! — я делаю рывок, оттолкнув полицейских. — Ты отымел мою жену? Я вас обоих за это урою!

Раскидываю их мощными ударами, чтобы добраться до мудака!

Он же стоит, не шелохнувшись.

Когда я допрыгиваю до него, мой кулак просвистел в сантиметре от его лица.

Он успел уйти от удара.

Через миг меня повалили на асфальт, обработав дубинками.

— И, кстати, это, кажется, сопротивление при аресте, — слышу его голос. — За это хорошо накидывают срок…

Меня поднимают, кровь струится с носа по подбородку вниз.

Тяжелые капли разбиваются об асфальт.

— С твоей женой я, кстати, еще не переспал, — негромко говорит Табаев. — Но я намерен добиться ее расположения. И, когда это случится, она о тебе даже не вспомнит.

***

Меня мурыжили неделями.

Прессовали, выдвигали все новые и новые обвинения.

Такое чувство, будто все мои проступки, все ошибки — все было как на ладони.

Только тогда, находясь под реальной угрозой оказаться за решеткой, я понял, что такое месть обиженной женщины.