Снег залепил глаза, забился в рот и за шиворот. Я отплевывалась, пыталась вдохнуть и понять, где верх, где низ. Мороз хлестал по лицу, шапка съехала на ухо, варежка куда-то делась. Я приподнялась на локтях – и застыла.

Прямо передо мной торчала куриная нога. Не игрушечная – огромная, лоснящаяся от инея, толщиной с дерево. На конце – когти, в которых могла бы поместиться я целиком.

Я зажмурилась. Открыла глаза снова.

Теперь ног было две.

И обе топтались, покачиваясь, будто нетерпеливо ждали меня.

– Прекрасно, – пробормотала я. – Переутомление, сотрясение и галлюцинации. Полный комплект.

Ноги разогнулись, скрипнули, и из снежной пелены выступили бревенчатые стены с окошками и перекошенной дверью. Воздух дрогнул. В сугробе что-то сердито заскрипело – низко, хрипло, как ворчание старухи, которой наступили на подол.

– Ну что ты разлеглась, а? – произнес кто-то сверху.

Я дернулась.

Голос был нечеловеческим. Он гремел и дребезжал, будто заговорил сам лес.

– Холодно, между прочим. И на собрание опаздываем.

– Кто… кто это? – выдохнула я.

– Кто-кто! – передразнил голос. – Избушка, конечно. А теперь вставай. Валяться некогда.

Одна из куриных ног взметнулась и неожиданно мягко, но весьма решительно подтолкнула меня под пятую точку.

Мир перевернулся. Я шлепнулась на пол – теплый, пахнущий дымом, сухими травами и вековой пылью. Над головой застонали бревна, что-то звякнуло и покатилось.

– Ай! – вырвалось у меня. – Ты что, с ума сошла?!

– Не я, а ты, – сухо отрезала Избушка. – Завалилась в снег, как мешок картошки. Сиди ровно и держись – трогаемся.

Пол дрогнул. Стены заохали, как старые кости, и комната, если это можно было назвать комнатой, двинулась.

Доски подо мной ходили волнами, в ушах звенело, голова ныла. Я ухватилась за ближайший табурет, чтобы не скатиться в угол.

Что вообще происходит?

Я закрыла глаза, и мир качнулся снова, но уже внутри меня.

Запах дыма сменился запахом кофе и корицы. Перед глазами вспыхнули гирлянды, шумная площадь, снег, киоск с пирожками.

Я шла на работу.

Утро. Морозный воздух, под сапогами слякоть.

Ветеринар Яна Крылова, тридцать один год, хронически не замужем – зато с чувством долга и пакетом собачьего корма в сумке.

Хороший человек, если не считать, что в холодильнике опять грустили два яйца и полбанки кетчупа.

Я не спешила. Пешком спокойнее, чем на автобусе, где пахнет чужими духами и чьими-то ссорами.

Я любила свою работу – любила, когда хвост начинает вилять после укола, когда кот перестает дышать хрипло, когда хозяева плачут от облегчения.

Просто вечерами становилось одиноко. Открываешь дверь – и там ни лап, ни шагов, ни голоса. Только свет холодильника и новости.

На углу включили гирлянды. Пахло елкой, сладкой ватой и детством.

Я остановилась.

Так, наверное, смотрят те, кто все еще верит в чудеса.

У ближнего прилавка сидела пожилая женщина: руки в перчатках без пальцев, шаль на плечах, тонкое лицо с выцветшими глазами. Перед ней пирожки и несколько мешочков с засушенными травами. Никто не останавливался.

Я подошла. Женщина подняла голову и улыбнулась, мягко, так, будто давно ждала именно меня.

– Угощайся, дочка. Пирожки свежие, с капустой, – сказала она сиплым голосом, похожим на вздох старого самовара.

Я колебалась. Завтракать на улице, да еще с чужих рук – не лучшая идея. Но взгляд у нее был такой ласковый, что рука сама потянулась к кошельку.

– Сколько?

– Да копейки. Главное, чтобы поела. Мороз какой сегодня.

Пирожок был горячим и пах маслом. Я только взяла его, как женщина сунула мне под нос колоду маленьких картонок.

– А теперь вытягивай.

– Простите?

– Карточку, судьбину свою. На счастье.

– Я не верю во все это, – пробормотала я.

– А ты и не верь. Судьба не обижается, когда в ней сомневаются, – сказала женщина с неожиданно хитрым прищуром.

Я поколебалась секунду. Потом все-таки вытянула карту, чтобы отвязаться.

Бумага была шершавая, теплая, пахла дымом и засахаренными орехами.

На карточке тонкими буквами было написано:

«Твой суженый – Дева. Жди сентября.»

– Сентября? Прекрасно, – фыркнула я. – Самое подходящее время для жениха.

– Так оно и бывает, – сказала женщина. – Счастье приходит, когда его совсем не ждут.

Я сунула карточку в карман, поблагодарила и пошла дальше.

Никакого чуда. Никакого знака. Просто старушка, которой хотелось поговорить.

Но запах орехов почему-то не рассеялся. Будто кто-то невидимый дышал мне в воротник.

Я только подумала, что пора бы и поторопиться, – и в тот же миг меня толкнули в спину.

Снег взвился.

Ноги поехали.

Холод ударил в лицо, рот, глаза – белое, глухое, без звука.

…и вот я оказалась на полу странного, бесконтрольно передвигающегося сооружения с куриными ногами и отвратительно невежливым характером.

Пол подо мной еще дрожал, будто у избы были собственные нервы, и она только что пережила стресс посильнее моего. Я осторожно поднялась на колени, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Ну да, великолепно: уже не просто вижу невозможное, а реагирую на него как будто это… нормально?

Я огляделась. Комната оказалась небольшой и удивительно уютной. Бревенчатые стены чуть перекошены, но так по-домашнему, что даже странно. В углу белела широкая русская печка – настоящая, с лежанкой, с ровным теплом, как в деревне у бабушки. На стенах висели пучки трав: мята, зверобой, чабрец – пахли летом, хотя вокруг явно была зима.

– Ну, насмотрелась? – раздраженно спросил голос.

Я вздрогнула так, что едва не опрокинула табурет. Голос, кажется, исходил сразу отовсюду: от пола, от стен, снизу из-под лежанки.

– Хозяйка называется… – проворчал он. – Вместо того чтобы порядок навести, сидит и хлопает ресницами.

Раздражение вспыхнуло во мне раньше страха – яркое, нервное, как от слишком громкого будильника.

– Так… – выдавила я, цепляясь за ножку стула. – Это… не галлюцинация?

– Галлюцинация – это твоя жизнь до этого момента, – отрезала Избушка. – А здесь у нас все по-честному. Собирайся, Бессмертный велел быть к двенадцати.

Я моргнула.

– Кто?

– Кощей, – возмущенно скрипнула Избушка, будто я задала вопрос уровня «а что такое гравитация». – Имя – Кощей. Фамилия – Бессмертный. Все ясно?

Нет. Не ясно. Абсолютно ничего не ясно.

Но это было слишком много даже для паники, мозг просто попытался взять ситуацию под контроль.

Я автоматически проверила пульс – ровный, стабильный. Дыхание – есть. Пальцев десять. Это странно утешило, может, я действительно не сплю.

– Так… спокойно… – пробормотала я, массируя виски. – Симптомы оценить… логически подумать…

– Приехали! – бодро объявила Избушка, тормозя так резко, что я чуть не поцеловала пол.

Дверь распахнулась, впуская порыв морозного воздуха. Я открыла рот – объяснить, что мне нужно хотя бы пять минут прийти в себя, проверить зрение, координацию…

– Спросишь там про дороги! – перебила Избушка. – Пусть уже начнут чистить, а то только налоги собирать горазды!