Елена горько усмехнулась.

— Дура, да?

Вопрос был явно риторическим, но я все равно ответила.

– Похвально, но чтобы стать умнее не нужны волшебные зелья, нужно учиться.

— Ну вот еще! — вспыхнула Прекрасная, – это долго! а мне нужно было сейчас! Сразу!

— И как? — не смогла удержаться от язвительности, — поумнела?

Елена в ответ печально вздохнула.

— Илиста болтала, что пока не найдется мое тело, то сидеть мне в зеркальце веки вечные, — сообщила Елена сменив направление разговора.

— Ну да, нет тела, нет дела, — пробормотала я, прикидывая, где можно было спрятать целых четыре девицы. Подозреваю, что и с остальными примерно та же схема.

— Почему другие состарены? — спросил Кощей.

— Потому что, — ответила я за Елену, — иначе бы их могли узнать, а так, сидят старушки и сидят. На вопросы отвечают. Полезная вещь в хозяйстве. Этакий сказочный вариант Яндекса.

— Чего? — удивленно переспросил Кощей, услышав незнакомое слово.

— Потом расскажу. — пообещала я, — а вот ты почему со своим? Ну в смысле с памятью и молодостью.

Елена, не задумываясь, ответила.

— Для поддержания образа Илисте требовался оригинал перед глазами, манеры, повадки… — она печально вздохнула, — достанет зеркальце и давай мне хвалиться, что происходит. Как с Василисой подралась. Как у Яги приворотное зелье купила. Надеюсь, Иван целехонек, она же не успела? — Елена нервно теребила край сарафана, выдавая свое беспокойство.

— Не переживай, он в порядке, — поспешила я ее успокоить, – они с Василисой занимаются поисками последнего зеркала с пропавшей девицей.

— Познакомились, значит, — вздохнула Елена, — выиграла спор Васька.

Думаю да, вон как Иван на Василису смотрел в последнюю нашу встречу. Глазки горят, ручки тянутся… Не иначе влюбился парень.

Елена отвернулась, пряча лицо, но по тому, как сжались ее плечи, было ясно — эта новость ударила больнее, чем заточение. Видимо, тот самый спор с Василисой был для нее не просто словесной перепалкой, а делом принципа, может, даже чем-то большим.

— Жаль Ивана, — добавила она уже совсем тихо, больше сама для себя. — Хороший парень был. Ну, не судьба, видно.

В ее глазах мелькнула быстро гаснущая обида, а затем привычная, стоическая покорность. Кажется, за время в неволе она научилась глотать разочарования.

Кощей, наблюдавший за этой сценой, хмуро бросил:

— Сантименты — роскошь для пленников. Где Илиста хранила ваши тела? Без них все разговоры о свободе — пустой звук.

От слов Кощея меня будто кто-то толкнул в спину. Конечно! Зачем тащить куда-то, если можно спрятать всё прямо под носом? Там, куда никто не догадается смотреть. Я отошла от хижины, обходя пригорок, за которым, судя по всему, и заканчивались владения болотной ведьмы.

Мой взгляд зацепился за странную правильность. Невысокие, поросшие густым изумрудным мхом кочки, неестественно ровные и почти одинакового размера, выстроились в аккуратный ряд. Они напоминали... да! Они точно напоминали спящие человеческие фигуры! Одна лежала на боку, подложив руку под щеку, другая — вытянувшись во весь рост, третья — слегка скрючившись.

Сердце ушло в пятки. Я подошла ближе, опустилась на колени и осторожно провела ладонью по холодному, влажному мху. Он был неестественно густым и цепким, словно панцирь. Но под ним угадывались очертания плеча, изгиба бедра.

— Сюда, — позвала я, и голос мой дрогнул. — Смотри.

Кощей оказался рядом в два шага. Его взгляд скользнул по ряду молчаливых кочек, и лицо стало каменным. Он не стал раскапывать землю руками, просто наклонился и резко, почти грубо, сорвал пласт мха с одной из фигур.

Из-под зелени показалось лицо. Молодое, восковое, с длинными ресницами, прикрывающими глаза. На щеке сохранились веснушки. Оно было бледным, как у куклы, но, похоже, живым. Это одна из тех девиц, чьи души томились в зеркале.

— Все четыре, — тихо сказала я, окидывая взглядом жуткий ряд. — Прямо здесь.

Я посмотрела на зеркало в своей руке, где металась Елена, пытаясь разглядеть хоть что-то.

— Мы нашли вас, — прошептала я. — Теперь нужно понять, как разбудить.

— Яра! — крик Микоши разрезал звенящую тишину.

— Держись! Мы идем к тебе! — вторил ей Феофана.

Секунду спустя на поляну верхом на Буренке въехали домовые, вооруженные метлой и ухватом.

Картина, открывшаяся им, была столь многогранна, что они замерли на месте, роняя рты.

Микоша, сидевшая впереди и державшая корову за рога, тыкала пальцем то в нас с Кощеем, то в связанную Мару, то в плачущую в зеркальце Елену. Её мозг явно перегружался.

Окончательно добило появление Лешего, точнее то, как он появился.

Бабушка Варвара Степановна, невозмутимая, словно она гуляла по парку, шла и крепко держала под руку хозяина Леса. А величественный, могучий Леший, послушно двигался рядом, прижимая к груди обычную глиняную крынку, аккуратно прикрытую тряпицей.

У Микоши глаза стали круглыми, как блюдечки. Она беспомощно открывала и закрывала рот, тыча пальцем в эту невообразимую пару. Но получив от сидевшего позади Феофана тычок в бок, не проронила ни слова. Зато Феня почтительно склонил голову.

— Мое почтение, уважаемая, — он, не скрывая, уставился на бабушку, — стало быть, новая ведьма болотная? А мы это самое, Яги помощнички.

— Домовые, — шепнула Микоша.

Болотница? Моя бабушка? Я удивленно обернулась на Кощея за подсказкой.

— Домовые всегда силу чувствуют, – пожал он плечами как само собой разумеющееся, — значит болотница.

Сказано было с большим уважением. И чего я удивляюсь?

Одна ведьма убыла, другая прибыла. Закон равновесия в действии. Или какой-то там по счету Ньютоновский в силе. Неважно.

— Я еще ничего не решила, — произнесла бабушка, перенимая из рук Лешего крынку.

Она приподняла тряпку, и на дне я увидела сидящую огромную жабу.

Ква, — произнесла зверюшка.

— Мы Мару в жабу разжаловали, — пояснил Леший, — недостойна она кикиморой более быть. На вот, при ней нашли.

Он вынул из кармана колечко, копию того, что хранило мою жизнь и протянул мне. Украшение пришлось мне впору, как на меня делали. Пусть пока на пальчике побудет.

А потом обратно водяному отдам, припрячу приманку. Хорошая схема с хранением на дне морском. Мне понравилась.

Что делать с Илистой, решили быстро. Не было к ней ни жалости, ни сомнения в ее наказании. Шепот бабушки, качание посохом и вместо болотной ведьмы зловонная черная лужа.

— Кстати, — вдруг вспомнила Микоша, – Мы же вот подобрали, — Она достала из-за пазухи Карлушу и протянула мне.

Безмолвный, холодный, его перья, обычно отливающие синевой, теперь потускнели. Он лежал совершенно неподвижно, и только слабый, едва уловимый стук сердца под моими пальцами свидетельствовал, что в нем еще теплится жизнь.

Всё разом вылетело из моей головы. Воздух с шумом покинул легкие, словно меня ударили в солнечное сплетение.

— Карлуша... — прошептала я.

Воспоминание нахлынуло волной: пронзительный крик в лесу, золотистая вспышка пера, и темная птица, падающая к ногам Мрака. Он пытался меня предупредить. Пытался ценой собственной жизни. А я так легко позволила ему выскользнуть из памяти, увлеченная погоней, опасностью, битвой.

Печаль и тоска подступили к горлу.

— Я... я его забыла, — прозвучал мой голос, тихий и разбитый.

Взяла птицу из рук Микоши.

— Он спас меня, а я...

Слезы подступили к глазам, горячие и бесполезные. Прижимая к груди, пытаясь согреть его своим дыханием, но ничего не получалось. Это не просто вина. Это было предательство.

«Прости, — мысленно повторяла я, гладя его смятые перья. — Прости, что не пришла сразу, что оставила тебя одного».

Отчаяние сжимало сердце стальным обручем. И в этот миг, когда казалось, что уже ничего нельзя исправить, я снова почувствовала тот самый жар. Только на этот раз он рвался наружу не яростью, а болью. Горячими, щемящими волнами он хлынул из груди на ладони, кончики пальцев.