Удивлённо обернулась к Ульяне, ища ответа.

— А где?

— Что где? — удивилась торговка. — А-а-а, ты к личику поднеси, тогда и увидишь. — Она жалостливо посмотрела на меня, по её мнению, не умеющую пользоваться диковинкой.

— Для сударыни, может, серёжек присмотреть? Или гребень резной? — не унимался Устин, видя, что один подарочек мной уже выбран.

Они с Кощеем успели осмотреть кучу ненужного барахла, ну то есть домашней утвари, и сместились к прилавку с драгоценностями.

— Откуда у тебя это? — спросил Кощей, указав пальцем на зеркальце в моих руках. В его тихом, ровном голосе прозвучала такая сталь, что улыбка мгновенно сползла с лица купца.

— Д-да так... Сам изготовил... — заёрзал Устин, переминаясь с ноги на ногу. — Ещё в прошлом годе, десять штук. Последнее осталось.

— Кому продал, помнишь? — бросил Кощей, не отрывая от него своего пронзительного взгляда.

Даже тётка Ульяна притихла, почуяв неладное.

— Мельник дочке своей брал, — залепетал Устин, и капли пота выступили у него на лбу. — Бродячий торговец один... Не местный. Лицом смуглый. Имя не назвал. Взял пяток, — торговец вытянул из кармана тряпку и промокнул лоб. — Кто ещё?

— Староста жене, — подсказала Ульяна.

Устин кивнул, подтверждая ещё одного покупателя.

— Осталось ещё три, — произведя в уме нехитрые подсчёты, подсказала я.

Но больше, как ни старались, брат с сестрой не смогли припомнить, кто ещё приобрёл зеркала. Личность оптового покупателя, приобретшего аж пять штук, нам с Кощеем была понятна — Карим.

И для каких целей тоже. Очевидно, что после покупки он передал их Елене, та произвела магические манипуляции, и уже после они вновь оказались на прилавке. Но уже в шатре заморского торгаша.

Больше ничего интересного в лавке мы не нашли и уже направились к выходу.

— А зеркальце-то? — робко окликнул нас Устин, с сокрушением глядя на уплывающий без оплаты из его лавки товар.

Ульяна пихнула его в бок, призывая замолчать.

А я с удивлением поняла, что прижимаю чужую вещь к груди, так и не положив обратно на прилавок. И совершенно не желаю сделать это.

Кощей достал из кармана монету, кинул её на прилавок. Золотой. Удивлённо уставилась я на жёлтый кругляш.

— Всё понял, буду нем как рыба, — правильно истолковал Устин плату не только за зеркальце, но и за молчание.

На улице Кощей спросил:

— Зачем тебе, оно же пустое? — он шёл, крепко держа меня за руку, прокладывая путь через базарную площадь.

Я задумалась на мгновение, сжимая в пальцах холодную металлическую оправу. Зачем? Я так и несла артефакт в свободной руке.

— Просто почувствовала, что должна его взять. Глупо, да? — честно призналась я, поймав его странный взгляд.

— Почему? — удивился Кощей. — Своей интуиции стоит доверять. Пусть хотя бы одно из зеркал попадёт в хорошие руки.

И тут меня осенило.

— А что, если... его подарить на сватовство для Жданы? Всё-таки работа искусная, оправа серебряная. Может, к нему капельку волшебства какого? — задумалась я.

— Дельная мысль, — одобрил Кощей. — Заглянем в кузницу, там и поколдуем.

Кощей, не выпуская моей руки, уверенно вел меня через этот шумный водоворот базарной площади, ловко уворачиваясь от тележек и особенно назойливых торговцев.

— Подожди здесь, — сказал он, усадив меня на край большого деревянного ларя у входа в мясной ряд.

Я покорно кивнула, устало прислонилась спиной к прохладной древесине. Кощей растворился в толпе, его высокая, темная фигура резко выделялась среди пестрых сарафанов и зипунов местных жителей. Через некоторое время он вернулся, неся в руках небольшой, но увесистый холщовый мешок и глиняный кувшин.

— Что это? — поинтересовалась я, заглядывая внутрь.

— Негоже к трудовому люду с пустыми руками, — пояснил Кощей, развязывая веревки и показывая содержимое. — Хлеб ржаной, еще теплый, кусок сала с чесноком, да горбушка сыра. И вот это... — Кощей протянул мне кувшин, аккуратно прикрытый деревянной крышечкой, из-под которой просачивался сладковатый аромат.

— Квас? — удивилась я принюхиваясь. — Медовый?

— Самый что ни на есть, — кивнул Кощей, и в уголках его глаз заплясали знакомые искорки веселья.

Наконец, двинулись в сторону кузницы. Я шла, прижимая к груди крынку с квасом, а Кощей нес наш скромный провиант. Запах дыма и раскаленного металла становился все сильнее и вскоре послышался четкий, ритмичный звон молота о наковальню; значит, мы почти пришли.

Из распахнутых дверей кузницы выскочил невысокий кудлатый пес и с лаем кинулся в нашу сторону. Прибытие к кузнецу явно не осталось незамеченным.

Вслед за ним на пороге показался седой, но вполне крепкий мужчина, державший в руках длинные клещи с зажатым металлическим прутком, от которого валил едкий дым.

Прикрыв глаза от солнца свободной рукой, он пристально вгляделся в пожаловавших гостей.

— Здрав будь, кузнец, — произнес Кощей, приблизившись, не обращая внимания на крутящуюся под ногами собачонку. Псина явно унюхала в мешке сало и всячески пыталась до него дотянуться. Но коротенькие лапки не позволяли ей допрыгнуть до перекинутого через мужское плечо мешка.

— И тебе не хворать, — пробасил кузнец, — с чем пожаловал?

Судя по хитрому прищуру, с которым тот смотрел, было ясно, он прекрасно знал причину нашего появления. Но по какой-то причине желал ее услышать от нас.

— Не побрезгуй, прими от всего сердца, — вместо прямого ответа Кощей стянул мешок с плеча и протянул кузнецу, а следом и кувшин с квасом.

— Добре, — принял подарки улыбаясь, а затем крикнул: — Никита, подойди сюда, гости у нас.

Послышался шипящий звук, словно кто-то сунул в воду кусок раскаленного металла, впрочем, возможно, так оно и было. А через мгновенье за спиной кузнеца возник Никита, облаченный в кожаный фартук поверх простой холщовой рубахи, закатанной по локоть и протертой до дыр в области груди и предплечий. Широкие штаны из грубой ткани были заправлены в потемневшие от времени и покрытые налетом угольной пыли сапоги. На правой руке красовалась старая, почерневшая от работы рукавица-крага.

— Рад скорой встрече, — выйдя на улицу, Никита стянул крагу с ладони и решительно протянул руку Кощею для крепкого рукопожатия. Его взгляд скользнул ко мне, и вместо руки он просто склонил голову в почтительном поклоне.

— Кощей. Яга.

Он произнес наши имена твердо и уважительно, а вот кузнец удивленно вскинул брови.

— Яга? — это явно заставило взглянуть на спутницу Кощея иначе. Уже не со снисходительной улыбкой, а с уважением. — Прости, не признал, виноват, — склонил седую голову кузнец.

— Дядя Илья, — произнес Никита, — это ко мне. Я говорил…

— Да-да, держи-ка, — Илья передал ему мешок, до которого почти смогла дотянуться собака, но вожделенная добыча опять ускользнула у нее из зубов, — накрой на стол, для гостей дорогих. Перво-наперво угощение, все дела потом.

— Ну да, напоить, накормить и спать уложить, — хмыкнула я, вспоминая сказочные присказки.

Спать уложить… Мои мысли тут же свернули не туда, возвращаясь к обещанию Кощея о ночевке в его тереме без свидетелей. Ой, что будет… Будет же, да?

— Ты удивительно молчалива, — шепнул мне на ухо Кощей, отчего по спине побежали мурашки. Его губы едва коснулись мочки уха, а низкий голос прозвучал слишком интимно. — О чём задумалась? Или лучше спросить — что задумала?

Я почувствовала, как лицо заливается краской, и попыталась отступить на шаг, но его рука мягко легла на мою талию, не позволяя отдалиться.

— Пусть все видят, что мы вместе, — заявил Кощей.

Раз для него это так важно, пусть так. Тем более против его объятий я ничего не имею.

С обратной стороны кузницы, на пушистом травяном ковре, стоял деревянный стол и две невысокие лавки. Никита быстро расставил наши дары, прибавив к ним свои угощения: глиняный кувшин с молоком, душистое вяленое мясо, пучок сочных зеленых луковых перьев да солонку с крупной солью.