Я сразу узнал его… Это был Берр. Хозяин восточных хуторов, владелец лучших пастбищ и самого большого торгового корабля. Один из самых богатых и влиятельных людей Буяна. Он часто крутился рядом с Бьёрном.

— Друзья мои! Братья! — обратился он к толпе, раскинув руки широким, отеческим жестом, будто желая обнять всех разом. — Рюрик предлагает нам путь разума. И это похвально! Но… — он сделал театральную, выверенную паузу, и его умные, хищные, как у старого лиса, глаза медленно скользнули по мне, оценивающе, снисходительно, — позвольте же мне спросить. Кто дал ему, в сущности, право решать за всех нас?

Лейф резко, как на пружине, дёрнулся. Его рука сама собой легла на рукоять боевого топора. Его люди, словно отражение, синхронно сделали полшага вперед, и воздух снова наэлектризовался, запахло новой кровью. Дружинники Берра ответили тем же, их строй стал плотнее. До боя оставался один неверный вздох.

Берр лишь благодушно улыбнулся, снова подняв руку в том же примирительном жесте. Жесте хозяина положения.

— Я никого не хочу оскорбить! Ни в коем случае! Ничьих заслуг не умаляю! — его голос звенел искренней, почти отеческой заботой. — Я просто называю вещи своими именами! Вы все меня знаете! Берра с восточного хутора! Вы все знаете, чей скот первым идет на продажу, чьи корабли привозят лучший товар, кто здесь самый богатый и, осмелюсь сказать, уважаемый человек после… после нашего павшего, оплакиваемого конунга Бьёрна? Это — я!

Он похлопал себя по груди ладонью, и в его голосе зазвучали ноты неподдельной, уверенной в себе силы.

— Я знаю, как вести дела. Я знаю, как торговать. Я знаю, как считать скот и зерно. Я знаю, как привести этот край к благоденствию, к процветанию! Поэтому, братья мои… на предстоящем тинге голосуйте за меня! Изберите меня вашим ярлом! Вашим конунгом! И я сразу же, в первый же день своего правления, уважу вашу праведную, вашу справедливую просьбу! Мы решим судьбу этих псов Харальда так, как того требует наша честь и наша выгода! А пока… пока, как верно заметил Рюрик, пусть живут. И приносят пользу. Под строгим надзором, разумеется.

Он был чертовски хорош. Он говорил просто, понятно, без заумных слов, играя на их самых базовых чувствах — уважении к богатству, к авторитету, жажде порядка и стабильности.

Толпа загудела одобрением. Имя «Берр!» понеслось над головами единым хором. Угроза резни миновала, но ее сменила другая угроза — угроза власти этого сытого и хитрого человека.

Люди, кивая и переговариваясь, начали расходиться, бросая на нас с Лейфом последние насмешливые и упрекающие взгляды.

Берр неспешно подошел к нам. Его дружинники остались на почтительном отдалении.

— Рано тебе еще в ярлы метить, парень, — снисходительно сказал он мне, и на его блестящих жиром губах растянулась жалостливая улыбка. Он подмигнул, будто делил со мной негласную шутку. — Без обид! Ты победил Харальда. Вернее, твои хитрости помогли его победить. Ты, без сомнения, талантлив. Умен. Но одного ума, поверь старому, мало. Нужны связи. Ресурсы. Золото. Люди, которые будут тебя слушаться не из страха или восторга, а потому что ты — источник их благополучия. — Он обвел рукой окрестности, и этот жест был полон безраздельной собственности. — Вступай под мои знамена. Будь моей правой рукой. Моим советником. Моим голосом на тинге. И мы с тобой многого добьемся. Очень многого. Я тебя не обижу и обласкаю. Уж поверь!

Мозг заработал с бешеной скоростью, анализируя, взвешивая, просчитывая варианты. Открытое противостояние сейчас было чистым самоубийством. У него — деньги, земли, влияние, вооруженные до зубов и преданные люди. У меня — зыбкий авторитет «героя», добрая воля немногих и десяток верных, но измотанных, истекающих кровью воинов. Нужно было время. Нужно было играть. Притворяться. Гнуть спину, чтобы потом выпрямиться.

Я сделал на лице максимально искреннее, даже немного растерянное и польщенное выражение.

— Это… это щедрое предложение, Берр. Очень щедрое. Честно говоря, я не ожидал… Позволь мне обдумать его. Как следует. На досуге. И… спасибо. Большое спасибо. Что согласились пощадить пленных. Для Буяна, для всех нас, это сейчас важнее всего. Важнее любых амбиций.

Берр рассмеялся. Его смех был громким, раскатистым, заразительным, но до холодных и оценивающих глаз он не доходил.

— Пустое, Рюрик! Пустое! Время сейчас такое. Сейчас нам это всем выгодно!

Он хлопнул меня по плечу, как старший товарищ по оружию, развернулся и, кивнув своим верным «мордоворотам», неспешно и уверенно зашагал прочь. Чертов победитель, не оставляющий сомнений в том, кто здесь истинный хозяин положения.

Лейф повернулся ко мне. Его лицо можно было выставлять заместо туч во время шторма.

— Не нравится он мне, Рюрик. Совсем. От него разит предательством и подлостью, как от протухшего кита. Ты, действительно, думаешь склонить голову перед этим торгашом? Стать его прихвостнем?

Я провел рукой по лицу, смывая с него маску подобострастия и наивности. Боль, усталость, горечь — все вернулось ко мне сторицей.

— Нет у меня никакой власти, чтобы ее отдавать, Лейф. Есть только долг. Раны. И горы трупов, которые нужно предать огню. Я не конунг. Я даже не ярл. Я просто… человек, который пытается заткнуть дыры в тонущем корабле.

— Ошибаешься, — сурово сказал Лейф. — Власть — это не трон из дуба и не золотая цепь на шее. Это взгляды, которые тянутся к тебе в твоем лазарете. Это мечи, которые обнажаются, когда ты идешь в бой. Это тишина, которая воцаряется, когда ты начинаешь говорить. Многие тут за тебя горой. Я — за тебя горой. Если хочешь… я могу заняться этим Берром. Тихо. Чисто. Чтобы никто и не узнал, откуда ветер подул.

В его голосе не было ни злобы, ни кровожадности. Была простая, солдатская, безэмоциональная констатация факта. Решение проблемы. Как срубить мешающее дерево.

— Откуда такое рвение? — спросил я, глядя ему прямо в глаза, пытаясь разглядеть в их синеве истинные мотивы.

— Ты знаешь, откуда, — так же прямо, без обиняков, ответил он. — Ты спас моего отца, когда все остальные махнули на него рукой. Ты — мой друг. И я видел, как ты сражался сегодня. Не ради добычи или славы. Ради людей. Ради жизни. Такие, как Берр, этого не простят. Они либо сломают тебя, либо купят, либо убьют. Третьего не дано.

— Да, знаю, — кивнул я, и в горле снова встал ком. — Но я не хочу играть в темную. Не хочу начинать свое правление, если оно случится, с тайного убийства. Ты ведь слышал Вёльву и Сейдмада? Боги сделали свой выбор. А я… я лишь хочу спасти как можно больше жизней и восстановить Буянборг. По опыту знаю… — я горько усмехнулся, вспоминая запыленные тома по истории, лекции о феодальной раздробленности и придворных интригах, — такие люди, как Берр, — большие занозы в заднице. Но пока они с тобой, а не против тебя, они бывают чертовски полезны. У него есть зерно, чтобы нас всех прокормить зимой. У него есть скот. У него есть целые корабли, уцелевшие вдали от бухты. То, чего у нас сейчас нет. Нужно быть гибким, Лейф. Как ива, что гнется под ветром, но не ломается.

Лейф хмыкнул, недоверчиво покачав головой.

— Вряд ли ты его под себя подомнешь, Рюрик. Он старый, матерый волк. А ты… ты для него щенок. Умный, хитрый, но щенок. Он тебя сожрет и не поперхнется.

— Если меня изберут на тинге, — тихо, но с железной, непоколебимой уверенностью произнес я, — то подомну. Не сомневайся. У меня есть методы. Не такие, как у него. Не кинжал из-за угла и не подкуп. Другие. Более изощренные. Я заставлю его самого захотеть работать на общее благо.

— Поскорее бы это случилось, — прошептал Лейф, и в его голосе прозвучала несвойственная ему тоска, почти мольба. — Мне будет нужна твоя помощь. Настоящая. Военная. Не два десятка воинов, а настоящая дружина.

— И я окажу тебе ее, друг. Я дал слово. Но у меня неспокойно на душе, — я понизил голос, переводя разговор в практическое русло. — Думаю, будет лучше, если ты отправишь парочку своих самых верных, самых незаметных и хитрых людей в Альфборг. Нам нужно понять, что замышляет твой брат. Вдруг он решит, что сейчас — идеальный момент напасть на нас. Если бы я был на его месте, с его амбициями и его обидой… я бы не упустил такого шанса.