— Два десятка! В лес! Прочешите все тропы, посмотрите, не пахнет ли засадой впереди! Быстро!
Из толпы вырвалась группа молодых парней. Они осторожно, но с видимой бравадой двинулись вперёд — явно мечтали о своем первом подвиге в этой войне. Сквозь листву мелькали спинки их щитов, блёклые краски плащей. А потом — ничего.
Лес поглотил их беззвучно.
Торгнир собирался дать команду остальным размять ноги и устроить привал. Но слова сами застряли в глотке…
Из леса донёсся странный звук и удивлённое восклицание «Эй!».
Затем последовала отборная и крепкая ругань.
А дальше — грубый крик и лязг стали…
Торгнир почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с дождём.
Из-под низко нависших ветвей вывалился человек. Один из разведчиков. Он пошатывался, как пьяный. Одной рукой он судорожно зажимал шею. Из-под ладони, между пальцев, хлестала алая струйка, смешиваясь с дождевой водой, растекаясь по кольчуге. В горле торчало тонкое древко. Стрела.
За ним никто не вышел.
А лес вдруг ожил и засвистел…
Сначала это был одинокий свист. Потом их стало десять, двадцать, тридцать. Они летели беспорядочно и жутко, будто чаща выплёвывала всю накопившуюся ярость. Стрелы впивались в землю у копыт коней, с глухим стуком ударяли в щиты передовых рядов, находили щели в доспехах.
Первый строй людей Торгнира дрогнул. Кто-то упал с тремя перьями, торчащими из ключицы и жутко захрипел в предсмертной агонии. Кто-то заорал и попятился, натыкаясь на стоящих сзади.
— Атака из леса! — чей-то низкий голос пронёсся над рябью щитов.
Торгнир ощутил прилив боевой ярости. Она сожгла остатки усталости, сомнения и весь этот проклятый холод. Вот и второй удар противника. Такой же подлый и бесчестный, как и история с Гранборгом… Именно так, как и должен был поступить хитрый трэлл, не верящий в честную силу.
Мелькнула короткая мысль об отступлении, но сразу же умерла. Этот лес тянулся на два дня пути в обе стороны. Дорога была только одна. Через него.
Его голос пронесся звериным рёвом, на миг перебив шум дождя и свист стрел.
— Всем приготовиться к бою! Стена щитов!!! Лучники! Дайте ответный залп!
Меч выскользнул из ножен с коротким металлическим звуком. Войско дрогнуло и двинулось вперед. Первые ряды, сомкнув щиты в подобие черепахи, тяжко ступили на хлюпающую тропу. За ними ломанулись остальные.
Лес поглотил их со стремительностью болота…
Широкая тропа сразу сузилась до козьей тропки. Ноги воинов завязли в коричневой жиже, они спотыкались о скользкие корни, что прятались под опавшей листвой. Воздух гудел от яростных криков и свиста стрел.
Этот бой не имел ни формы, ни смысла. Противника нигде не было видно. Лишь странные жёлтые тени мелькали между стволами… Сверху срывались тяжелые камни — они с легкостью калечили «великанов» и ломали кости. Викинги Торгнира рубили воздух, деревья, случайно оказавшихся рядом своих же. Они ломились вперёд слепым тараном, и чаща какое-то время смеялась над ними.
А потом она начала убивать…
Первый крик справа потух влажным бульканьем. Торгнир рванул поводья, развернув коня. Здоровенный воин в рваной кольчуге провалился по пояс в землю. Яма была искусно прикрыта накатом из хвороста и свежего, ещё зелёного дёрна. На дне, в чёрной жиже, торчали заострённые и обожжённые на костре колья. Один прошёл ему под ребро, второй — через предплечье. Человек бился, пытаясь вырваться, но каждое движение причиняло ему невыносимую боль. Кровь орошала раны и смешивалась с дождевой водой.
— Тут повсюду волчьи ямы! — завопил кто-то. — Смотрите под ноги, выродки!
Но смотреть под ноги было роскошью. Слева раздался звонкий щелчок, будто лопнула тетива великана. Что-то тяжёлое и тёмное сорвалось с высоты. Бревно было подвешено на сплетённых из лыка канатах, и теперь, освобождённое, оно описало смертельную дугу. Прошло на уровне груди. В ухо вцепился звук, который Торгнир слышал лишь когда топор разделывал говяжью тушу, — глухой и сочный хруст…
Трое крепких воинов, шедших плечом к плечу, были сметены в мгновение ока. Один упал бездыханным, у двоих спина согнулась под немыслимым углом. Они завыли, захлёбываясь кровью…
— Ловушки! Проклятые, подлые ловушки! — кричали вокруг. Паника, до этого сдерживаемая дисциплиной и яростью, начала пускать ядовитые ростки.
А стрелы тем временем продолжали неумолимо порхать среди этого ужаса… Они находили щели между пластинами доспехов, били в незакрытые щитом лица, втыкались в крупы лошадей. Животные бесились, вставали на дыбы, сбрасывали седоков, добавляя в хаос свою долю ужаса и боли.
— Они на деревьях! Сверху! В кустах, драугры их побери! — орал седой берсерк рядом с Торгниром, тщетно пытаясь прикрыть своего ярла щитом. — Проклятые тени! Призраки!
— Всех убить! — Торгнир рубил мечом пустой воздух перед мордой своего коня — это была хоть какая-то иллюзия контроля. — Перерезать всем глотки! Прикройте моего отца!
Он оглянулся. Ульрик бледной смертью сидел на своём коне. Он сжал губы, но на лице не было и тени страха. Несколько всадников уже окружили старика, подняв щиты над его головой, создавая живой шаткий навес. Одна стрела вонзилась в щит с глухим стуком, другая просвистела в сантиметре от уха Ульрика. Но он даже не моргнул.
Лес смеялся хриплым, щелкающим смехом. Каждое дерево казалось врагом. Каждая тень за стволом таила смерть. Они продирались вперёд, метр за метром, устилая тропу своими ранеными и мёртвыми. Кровь липла к сапогам, разбрызгивалась на лица, смешивалась с грязью, превращая её в липкую, багровую жижу. Вокруг смердело свежей кровью, развороченными кишками, страхом и испражнениями.
Но в какой-то момент наступил перелом.
Людей Торгнира было слишком много. Их затравленная и униженная ярость, подогреваемая видом товарищей, умирающих от палок в ямах, пересилила животный страх. Они перестали быть тупоголовой толпой и стали вычислять места внезапных атак…
Мелкими группами они начали прочёсывать чащу. Один прикрывал щитом, другой рубил мечом густой подлесок, третий вглядывался вверх, на ветви. Они вытаскивали лучников из-за буреломов, где те пытались перезарядить луки. Сбивали их на землю и затаптывали сапогами, не давая подняться. Срубали мечами верёвки, на которых висели странные и явно недобрые сети.
Увидев подозрительный бугорок листьев, протыкали его копьём прежде, чем ступить. Услышав щелчок, отпрыгивали в сторону и пригибались. Их командиры, хриплыми голосами, устанавливали подобие порядка: «Не сбиваться! Держать строй! Щиты в круг!»
Сопротивление стало захлебываться в своем бессилии. Свист стрел поредел, стал отрывистым, беспокоящим, но не убийственным. Тени отступали глубже в лес, оставляя за собой мокрый след на листве, а иногда и тело товарища, не успевшего отойти.
Когда стало поспокойнее, Торгнир оглянулся… Цена, уплаченная за часть леса, была чудовищной. На небольшой поляне, куда выползла передовая часть армии, раскинулся импровизированный лазарет из боли и отчаяния. Здесь лежали и сидели несколько десятков раненых. Кто-то стонал, закатывая глаза. Кто-то молча сжимал окровавленную культю, из которой щедро бил алый фонтан. Лица были серыми от грязи и боли. Многие раны достались не от острой стали, а от дерева, камня и самой земли — рваные, грязные и обречённые на гангрену.
Многие мертвецы лежали там, где и упали. Картина была издевательской. Не героическая смерть в бою, а унизительная оплеуха от позора. Один человек лежал с бревном на груди. Двое напоролись на одни и те же колья в яме и обнялись в последнем спазме. Какой-то юноша с поднятым кверху задом уткнулся головой прямо в капкан — видимо, споткнулся в горячке боя… От его лица осталось лишь кровавое месиво… Взгляд окровавленных глаз был пустым, а нога все еще судорожно дергалась…
А что до потерь противника… На первый взгляд, они были совсем незначительными. В основном, это были молодые парни в простых кожаных доспехах. Они лежали там, где их настигла ответная стрела или меч. Но одного смогли взять живым.
