Да, у них по близости есть еще и Аккерман, будущий Белгород-Днестровский. Но там крепость не предназначена для приема грузов и людей в еще большей степени, чем небольшой Измаил. Так что логистика у врага нарушена основательно. Тем более, что Дунай — это, как ни крути, важная артерия и для османов. А тут мы стоим.

Галеры и парусники увозили очень много чего. Провианта так и на сто тысяч солдат хватит на месяц. В Одессе, наверняка, не достанет складов, чтобы хранить и половину добра, взятого в Измаиле. Да там и те трофеи, что в самом Хаджибее остались, негде складировать.

Так что… Часть будет отдана Волынскому. Если иметь в своем распоряжении немалое количество провианта, куда как справнее можно общаться с людьми, раздавая одним еду, нанимая на работы за еду других. Вот пусть и занимается. Севастополю быть!

Но шло время. Неделя… вторая уже пошла. И я начинал ощущать то, что, по моему времени, ощущал Наполеон, когда сидел в Москве. Нет, Измаил я не сжег. И не было разложения в моей почти что дивизии, что тут стояла. Но вот бездействие, а еще и медленно приходящее чувство, словно ошибся, довлели.

А тут еще и пойманные языки пели о страхах ужасных, объясняющих относительное затишье. Целый канцлер Российской империи, считай, что заперт в Измаиле, в городе, находящимся до сих пор в тылу османов.

— Ваше высокопревосходительство, вам нужно срочно уходить, — сказал Иван Кашин.

Я молчал. Мой разум пока не мог побороть эмоциональную составляющую. Не выходило принять правильное решение, как ни старался. Ведь однозначных выходов из положения не было. Ну или я не убедил сам себя в правильности одно из них. Ведь если я сейчас, под покровом ночи, уйду, то это будет бегством.

С другой стороны, и оставаться здесь может быть опасно. Нет, не для меня — для России. В своих играх я не учёл очень важный момент. Ведь я не столько лихой генерал, который наскоком берёт мощную крепость врага, сколько канцлер Российской империи. Функционал, мягко говоря, разнится.

Лизка всё-таки подписала официальный указ, что теперь я становлюсь вторым человеком в России. С одной стороны, радует, с другой — меня сильно огорчает тот факт, что откуда-то турки прознали про то, что я теперь очень важная птица, и что эта птица заперта в клетке под названием Измаил. Сладкий приз для врага.

— Всё готово, ваше высокопревосходительство, — поддакивал Кашину подполковник Казанский. — Корабль австрийцев ждет вас.

— Турки не возьмут Измаил. Мы крепко удерживаем крепость, и силы у нас для этого более чем предостаточно, — сказал я.

Да, штурмом взять Измаил не смогут, если только не подойдет еще одна османская армия в пятьдесят тысяч. Но пришли сведения, что турки, когда прознали, что здесь целый канцлер Российской империи засел, не войска шлют — линейные корабли присылают, чтобы методично уничтожать Измаил и всех тех, кто здесь находится. Немудрено разбомбить тут все к едрене фене, ну и дело с концом.

Можно было крепость покинуть и уйти всем вместе. Прорвались бы с боем, или даже нас спокойно пропустили бы. Ведь как-никак, временно, но мы нарушили логистику османскому войску, огромное количество провианта и фуража захватили даже казанов тут было пять тысяч. Тоже штука важная. На ладошках рис не сваришь. Часть все это увезено, остальное уничтожить можно. И крепость сравняем с землей.

То есть, если даже нужно уходить, то всё выглядит так, словно бы это было задумано.Что мы и прибыли-то, чтобы уничтожить Измаил и лишить противника многого имущества. С другой же стороны, если мы здесь остаёмся, турки подводят буквально тысяч десять или пятнадцать своих войск, а такое количество солдат и офицеров они всё ещё в состоянии найти, — забирают нас в крепости. А с кораблей разносят всё в пух и прах.

— Что мы можем противопоставить? — задал я вопрос, ответ на который, в принципе, и сам знал.

Четыре пушки мы захватили. Причём далеко не самого лучшего качества, как бы не прошлого века. Да и остальные орудия здесь были старые, еще и взорванные. Крепость считалась тыловой, и османы наивно верили, что русские войска до Измаила точно не дойдут.

Остальные орудия героически уничтожили как раз в тот момент, когда мы брали крепость. Причём, когда я говорю про героизм, то нисколько не лукавлю, так как частью османы могли даже и попробовать сбежать, и некоторые так и сделали, удирая через западные ворота крепости. Но немалое число защитников оставалось, чтобы испортить нам артиллерию.

И теперь, если линейный корабль подойдёт по Дунаю, во что я не особо и верил, так как всё-таки некоторые сложности навигации есть даже на этой широкой и достаточно глубокой реке. Но если всё-таки подойдёт линейный корабль, то отвечать ему на обстрел будет практически нечем.

— Стрелки, — привёл я аргумент.

— Вот с помощью их мы и будем уничтожать наступившего врага, — сказал Иван Кашин. — Без вас, ваше высокопревосходительство.

Пришли тут всем скопом, как заговорщики, что и «на хрен не послать», и уговаривают согласиться на путешествие. Предлог же еще более благовидный есть — по Дунаю отправиться в Австрийскую империю, так сказать, с дипломатическим визитом.

Более того, прибыл австрийский дипломат, гарантирует, что на всей протяжённости Дуная до земель Габсбургов турки не посмеют напасть на тот корабль, на котором я буду плыть к австрийскому императору на аудиенцию.

А ведь отличную интригу придумали австрийцы и согласовали её с османами. Я даже не знаю, сколько именно австрияки должны туркам заплатить за то, что османцы лишаются такой замечательной возможности, как взять меня в плен. Почти уверен, что я обошёлся австрийцам не меньше чем в миллион талеров.

И это было бы разумно, поговорить с дряхлым австрийским императором. Более того, наверное, я бы смог и свою совесть успокоить, отговариваясь тем, что отправился на важную дипломатическую встречу. А потом через Польшу спокойно доеду до Петербурга — и будет мне счастье.

— Конечно же, я остаюсь здесь, — жёстко и решительно ответил я офицерам, которые решились и целой делегацией пришли меня уговаривать.

— Ваше высокопревосходительство, вы рискуете не собой, вы рискуете Росси…

— Капитан Кашин, вам что, заняться нечем? И разве мы не придумаем, как и в этот раз одолеть турку? — я улыбнулся.

Когда принял решение, вдруг стало спокойно, и даже появился какой-то кураж. В голову полились потоком завиральные идеи, какие подарки ещё продемонстрировать туркам, чтобы их линейный корабль или ещё какой корабль, сильно пожалел, что подойдет ко мне.

— Я сделал всё, что мог, — забавляясь ситуацией, Кашин повернулся к подполковникам Шамшурину и Казанскому и развёл руками.

Чертяка! А ведь он знал, что именно я отвечу, и что эта делегация по уговорам канцлера Российской империи потерпит своё дипломатическое фиаско.

— Итак, господа, отправляйте австрийского дипломата нахр… В Австрию. И сообщите ему, что я обязательно прибуду в Вену, но только лишь после того, как решу неотложные дела, кои у меня возникли в русской крепости Измаил, — сказал я.

Встречаться с напыщенным австрийским индюком, каким-то там бароном, не было никакого желания. Он вёл себя так, будто бы у меня не оставалось никаких альтернатив, чтобы только отправиться с ним. Пришёл такой весь из себя спаситель, показывая, что он готов облагоденствовать, спасти меня.

Индюк! Прямо захотелось индюшатины. Вот был бы на территории крепости индюк — точно приказал бы приготовить его себе. А так…

— Петуха хочу! — сказал я и увидел недоумённые взгляды в свою сторону. — Хочу варёного петуха.

— Ваше высокопревосходительство, так на обед и без того варёная курица, — растерялся Кашин, официально ставший моим адъютантом.

Предыдущий — героический… Слава Богу, что только ранен, но пока ещё лежачий. И слава Богу, что никакие конечности ему не ампутировали — есть все возможности, что вернётся в строй, а такие офицеры мне нужны.

А вот куда они денусь — без Кашина я как бы и без рук. И поговорить порой получается без чинов. Что тоже для нервов полезно.