Подняв глаза, он увидел выжидающий взгляд отца. Было видно, что у него накопилось много вопросов, но, глядя на хмурое лицо сына, тот не хотел его тревожить.

— Я почти ничего не узнал, — Алан говорил тихо и нехотя.

— Да это и так было понятно. Мы для них никто, и отчитываться в своих поступках они явно не будут, — отец нахмурился.

— Она в центре научных экспериментов у Загренова.

Мама поставила перед ним тарелку с аппетитными голубцами.

— Поешьте, а потом поговорите, — ласково произнесла она, погладив сына по голове.

Ели молча, усердно работая ложками и думая, как поступить. Алексей Михайлович, прекрасно зная упрямство сына, не верил, что тот откажется от Никки, но не знал, как заставить его передумать. Алан понимал, что если он расскажет правду, то мама сразу же расплачется, а отец сделает всё возможное, чтобы остановить его. Поэтому он спокойно доел голубцы и поднялся.

— Куда! — воскликнула мама. — Ты ещё не поел.

Алан наклонился и поцеловал её в щеку.

— Нет аппетита, — и, глядя на отца, добавил: — Я к себе в дом отосплюсь, и потом мы серьёзно поговорим, — не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел из столовой.

Уже на улице его догнал Игорь.

— Брат, давай я с тобой.

— Отец послал?

Игорь молча кивнул.

— Ты иди домой — мне просто нужно побыть одному. Я завтра приеду. Всё будет хорошо.

— Но… — попытался было возразить Игорь.

— Иди, иди, — Алан похлопал его по плечу, но когда тот уже дошёл до двери, окликнул: — Игорь, ты всё ещё обижен?

Игорь обернулся и несколько секунд молча смотрел на брата.

— Нет. Просто болезненно переживаю отказ, — попытался улыбнуться он. — Не думай об этом, — и, повернувшись, зашёл в дом.

Не то чтобы Алан сильно беспокоился об их отношениях. В конце концов, они же братья и всегда мирились, даже после самых бурных ссор. И, конечно, женщина не могла встать между ними, но было неприятно, что всё так получилось.

Сев за руль, Алан нажал на педаль газа и стремительно помчался по дороге. Обычно скорость его успокаивала, но не в этот раз. Действие капсулы, которую дал ему Вениамин Сергеевич, явно слабело. Мысли хаотично метались в голове, не давая сосредоточиться и понять, как действовать дальше.

На одном из поворотов он едва не столкнулся с деревом, но вовремя вывернул руль и затормозил. Остаток пути до дома Алан ехал медленно, почти не осознавая, что происходит вокруг. Когда он наконец добрался до дома, то с трудом вылез из автомобиля. Внезапно на него навалилась усталость, ноги стали ватными, он с трудом добрался до кровати и, не снимая одежды, мгновенно уснул.

Проснувшись посреди ночи, Алан застонал — всё тело ныло, и было трудно пошевелить руками и ногами. Собрав все силы, он сел в кровати и огляделся. Темно и тихо. Никого нет… И Никки нет тоже. Закрыв лицо рукой, он пытался сообразить, что ему теперь делать. Однако мысли не шли, застревая на одном слове «Никки» и повторяя его, словно испорченная запись.

С трудом поднявшись, Алан начал спускаться, желая напиться воды — жажда стояла комком в горле, а губы неприятно ссохлись. Увидев свет в гостиной, он напрягся. Осторожно пройдя по ступенькам, чтобы его не услышали, осмотрел гостиную, но она была пуста. Тогда Алан заглянул за угол — из-под двери кабинета пробивался свет. Мелькнула мысль, что это Никки, и сейчас он откроет дверь, а она снова будет держать в руках «Искусство войны». Но в кабинете, в глубоком кожаном кресле, сидел Вениамин Сергеевич, держа в правой руке бокал с красным вином, а в левой — раскрытую книгу, которую читал с явным интересом. Не отрывая взгляда от страницы, он кивнул Алану, приглашая его сесть рядом.

— Что-то часто мы стали видеться в последние дни, — заметил Алан, пододвигая второе кресло и садясь напротив.

— Полагаешь, нет оснований? — Вениамин Сергеевич захлопнул книгу и сделал глоток вина.

«Искусство войны». В прошлый раз Никки читала именно её и, видимо, не убрав на место, просто оставила на столе.

— Я подарил тебе эту книгу в семь лет. Помню, как ты глянул на неё, повертел в руках и, бросив на стол, убежал на улицу. Я никогда не интересовался, читал ли ты её, а если и читал, то понял ли?

— Я перечитывал её восемнадцать раз. Впервые я увидел её, когда мне было десять лет. Я хорошо помнил, кто мне её подарил. Однако тогда многое было непонятно. Последний раз я брал её в тюрьму. Каждый раз, когда я перечитываю эту книгу, нахожу в ней что-то новое и удивляюсь, почему раньше не замечал этих моментов.

— Это зависит только от твоего опыта. Чем больше ты познаешь мир, тем яснее становится написанное. К старости книга раскроет свой истинный смысл.

— Если я доживу до неё, — усмехнулся Алан.

Вениамин Сергеевич тяжело вздохнул и, сделав ещё глоток вина, поставил бокал на стол.

— Значит, ты всё-таки решился. Я так и думал.

— На что решился? — Алан удивлённо уставился на него.

— Решился спасать её в одиночку.

Алан поджал губы — ему всегда не нравилось, что Вениамин Сергеевич читает его как открытую книгу. Не желая оправдываться, он лишь молча кивнул.

— Ждёшь, что я начну тебя отговаривать?

— У вас не получится остановить меня.

— Я не собираюсь тебя останавливать, я собираюсь тебе помочь.

— Помочь?! — Алан был уверен, что его будут отговаривать, и никак не ожидал, что столь умный человек решится на такую авантюру.

— Я помогу тебе освободить Никки, но ты должен пообещать, что будешь следовать моим указаниям, какими бы странными они ни казались.

— Обещаю! — воскликнул Алан с излишней горячностью, и в его глазах зажглась надежда. — Но зачем вам так рисковать?

— Я хочу рассказать тебе историю, а ты внимательно слушай и не перебивай.

Глава 24

— Я не рассказывал это ни твоему отцу, ни твоему деду. Не потому, что что-то скрывал, просто считал, что это лишнее и не имеет отношения к моей жизни здесь. Но прошлое догнало меня, когда я не ожидал. Впрочем, я никогда не скрывал от них, что раньше служил в разведке и знаю Александра.

Сашка, как его звали в детстве. Мы жили в одном подъезде. Он на тридцатом, а я на сорок пятом этаже. Я даже не понял, как мы подружились — такие разные: я спокойный и молчаливый, он балабол и хулиган. Но со временем мы стали просто неразлучны. У меня нет ни братьев, ни сестер, и я считал его своим братом.

Когда нам исполнилось двадцать, обоим предложили поступить в академию разведки. Думаю, это всё старания Сашкиного отца. Он, вероятно, считал, что я положительно влияю на его сына, поэтому и меня взяли туда тоже. Наша жизнь стала ещё интереснее.

— Мы вели сложные расследования и были на передовой, когда подавляли восстания в кварталах, — с улыбкой произнёс он. — Со временем начальник разведки начал выделять нас, поручая всё более сложные и рискованные задания, словно проверяя на прочность. Но мы справлялись. Наши характеры были настолько разные, что идеально дополняли друг друга. Там, где один не мог добиться успеха, приходил на помощь другой. Однако со временем начальник стал больше внимания уделять мне. Сашка с его вспыльчивым и дерзким характером иногда раздражал его.

К моим тридцати меня направили на учёбу в другую область, чтобы подготовить к должности заместителя начальника. Это был первый раз, когда нам с Сашкой пришлось расстаться. Меня не было всего год, но когда я вернулся, его будто подменили. Высокомерный и отстранённый, он старался избегать меня, а если и разговаривал, то казалось, что передо мной стоит совершенно чужой человек. Несколько раз я пытался откровенно поговорить с ним и выяснить, что произошло, но он отвечал уклончиво, не раскрывая истинных причин. В конце концов, я прекратил попытки и погрузился в работу. У меня было столько дел, что я приходил домой, падал на кровать, а утром всё начиналось сначала.