Что уж говорить о том, когда дело касается твоей карьеры, денег, личных отношений… Странная, парализующая неопределённость, растерянность, какая-то парадоксальная, тягостная невесомость – ты словно зависаешь, как поражённый вирусом компьютер.

Лишаясь понимания, ты чувствуешь, будто бы кто-то выдернул у тебя почву из-под ног. Именно по этой причине мы можем поверить в самые невероятные вещи, лишь бы они дали нам ощущение, что мы «понимаем». Теории заговора так живучи не потому, что люди просто наивны, а потому, что они спасают их от страха неизвестности – от непонятности.

Неслучайно «своих» людей мы определяем по тому, понимает нас человек или нет. Подумайте о своём коллеге – что для вас важно? Важно то, насколько он понимает – «схватывает суть», «разбирается в вопросе». Как только он схватывает вашу идею, вы счастливы; когда же вам всё приходится объяснять «на пальцах», вы еле сдерживаете раздражение. Мы инстинктивно тянемся к тем, кто нас понимает и помогает нам понимать. С другой стороны, мы всеми силами стараемся избежать контакта с теми, кто не понимает, а ещё хуже – путает нас. И не важно, кто это – официант в ресторане или научный консультант с самыми престижными регалиями.

О близких отношениях и говорить нечего… «Ты меня не понимаешь» – одно из самых болезненных обвинений, которые можно услышать от любимого человека. Кажется, что нам проще простить измену, чем непонимание и, что ещё страшнее, нежелание нас понять.

Даже в одиночестве мы ищем состояние понимания: пытаемся «разобраться в себе» – что со мной, почему я чувствую то, что чувствую, чего я хочу, что мне нужно и как мне следует поступить. Так что стремление к пониманию – это не просто привычка, это фундамент нашей идентичности.

Причём мы не только жаждем понимания, но и готовы защищать своё видение как высшую ценность. Когда кто-то ставит под сомнение наше понимание ситуации, мы реагируем так, словно бы на кону не интеллектуальное разногласие, а буквально «вопрос жизни и смерти».

Но вот что странно: при всей важности феномена «понимания» для нашей жизни, при всей нашей зависимости от этого ощущения мы крайне редко задаёмся вопросом: а что именно мы называем «пониманием»?

Мы с такой страстью его ищем, так им дорожим, так боимся его потерять – но что это такое? Что значит «понимать» что-то? Как это работает? Откуда берётся это ощущение: «А, теперь понятно!»?

На первый взгляд сам этот вопрос – «Что такое понимание?» – звучит даже как-то нелепо. Ну, мол, понимание – оно и есть понимание, что тут может быть непонятного? Но пока это лишь тавтология, которая ничего, как известно, не поясняет.

Что ж, тогда давайте пройдёмся по академическим словарям. И тут нас ждёт на удивление пёстрая картина: «понимание» – это…

• «уразумение смысла или значения чего-либо, универсальная способность человека, связанная с усвоением нового содержания, включением его в систему устоявшихся представлений»[6];

• «вызванное внешними или внутренними воздействиями специфическое состояние сознания, фиксируемое субъектом как уверенность в адекватности воссозданных представлений содержанию воздействия»[7];

• «универсальная операция мышления, представляющая собой оценку объекта (текста, поведения, явления природы) на основе некоторого образца, стандарта, нормы, принципа и т. п.»[8]

И это мы, что называется, только начали – количество научных определений «понимания» бесчисленное множество. Так что мы не будем даже пытаться перечислять их все, но важно осознать, что единого понимания «понимания» в науке нет. И это как минимум странно: как может быть, что такая понятная вроде бы вещь, как «понимание», никак не поддаётся хоть сколько-то однозначному определению!

Если чуть дистанцироваться и взглянуть на открывающуюся нам картину «сверху», то это и в самом деле какой-то парадокс. Ситуация очень напоминает знаменитый «скандал в философии», о котором писал ещё Иммануил Кант в предисловии к «Критике чистого разума».

Суть удивления Канта в том, что «несмотря на тысячелетние усилия, философия так и не открыла никаких положений, признаваемых всеми философами в качестве очевидных»[9].

Зафиксировав это, давайте остановимся на определении понятия «понимания» из «Толкового словаря» Д. Н. Ушакова. Безусловный плюс толковых словарей в том, что они дают достаточно ясное феноменологическое описание используемых нами понятий: «Понимание – это способность, умение проникнуть в смысл чего-нибудь, усвоить, сознать его; состояние сознания, которому ясен, открыт, известен смысл чего-нибудь»[10].

Кажется, что всё логично. Но это лишь описание субъективного переживания, где слова тавтологично определяются друг через друга: «понимание» – «усвоить», «сознать», «открыть смысл». Так что же за всем этим стоит на самом деле?

ХХ век начался с небывалого революционного подъёма. Казалось, теперь всё переменится благодаря новому – научному – мировоззрению. Вооружившись этим исследовательским методом, мы сможем всё наконец понять, причём на объективных данных, через фундаментальные законы природы.

Впрочем, научные прорывы и в самом деле обещали, что в мире больше не останется тайн. И проблема «понимания» в этом ряду казалась совершеннейшим пустяком: если мы всё продумаем до конца – строго, последовательно, логично, – то в принципе любой философский вопрос будет закрыт.

Молодой венский инженер Людвиг Витгенштейн смело берётся за эту работу и пишет свой, ставший библией позитивистского подхода, «Логико-философский трактат»[11]. Основной посыл этой работы: если мы найдём чёткое соответствие всех слов всем вещам, то в мире просто не останется неясностей и путаницы.

Однако, сделав этот шаг, Витгенштейн обнаруживает, что всё, мягко говоря, несколько сложнее. Оказывается, есть научный язык – язык математики и логики, – а есть язык житейский, бытовой. И два эти языка словно бы живут в параллельных вселенных, которые, впрочем, постоянно пересекаются, что создаёт весь тот бардак, с которым человечеству приходится иметь дело.

Витгенштейн пытается осмыслить открытую им неопределённость в своих знаменитых «Философских исследованиях»[12]. Здесь он приходит к выводу, что значения слов не находятся в какой-то гипотетической библиотеке, а рождаются только в процессе их употребления, в фактических действиях.

То есть понимать слово – значит уметь его использовать, или ещё необычнее – уметь играть в соответствующую «языковую игру». Мысль не скрыта «внутри головы», она не лежит «за словом», нет – она осуществляется в практике. Так что понимание – это не внутреннее озарение, а участие в игре, которую мы ведём вместе с другими людьми.

В своей последней работе «О достоверности»[13] Витгенштейн идёт ещё дальше. Он показывает, что даже наши самые твёрдые убеждения покоятся на основаниях, которые невозможно доказать. Мы всегда уже стоим на чём-то, что принимаем «на веру», – на доверии к языку, культуре, опыту.