Я чувствовал, как нарастает знакомая, неумолимая волна. Она копилась где-то в самой глубине таза, горячая и тяжёлая, готовая прорваться наружу. Всё тело сжалось в тугой, дрожащий комок в ожидании разрядки. Дыхание превратилось в сплошной хрип. Я был на грани. На самой острой, тонкой грани, где мыслей уже не оставалось, только чистая, слепая физиология.
Ещё секунда, и я прошипел, выгибаясь:
— Сейчас… сейчас…
И в этот самый момент, на пике, когда первый спазм уже готов был вырваться, я почувствовал нечто влажное и горячее. Это был её язык. Быстро, как змеиный щелчок, он лизнул головку моего члена, скользнул по самой чувствительной части, а потом прилип, словно к столбу на морозе.
Этого было достаточно, и я тут же дико вскрикнул, вцепившись одной рукой в её запястье, а второй — в край стола так, что пальцы онемели. Моё тело выгнулось в мощной судороге, и первая горячая струя спермы начала вырываться, подступать к вершине моего вулкана. И в ту же секунду её губы сомкнулись вокруг головки. Не полностью, не глубоко, а так, чтобы поймать этот мощный выброс.
Затем я чувствовал, как пульсирующий член бьётся о её нёбо, как она, слегка поперхнувшись, принимает в себя тёплые потоки спермы. В этот же момент её рука не останавливалась, продолжая ритмично сжимать и ласкать ствол, выжимая, выдаивая из меня всё до последней капельки, продлевая судороги наслаждения до болезненно-сладкого предела.
Я не выдержал. Мне дико захотелось это видеть.
Вторая рука, вцепившаяся в стол, моментально рванула вверх, схватила полотенце, лежавшее у меня на лице, и стянула его.
Мир вернулся. Я увидел её.
Она стояла, наклонившись над столом между моих ног, её губы, распухшие и блестящие, были плотно сжаты вокруг головки. Щёчки с легким румянцем на них начали втягиваться, когда она приступила к легкой неспешной ласке головки своими губами, принимая член чуть глубже.
Эта сцена длилась еще несколько секунд, и я, словно завороженный, наблюдал за происходящим, пока она медленно, с каким-то торжественным, почти ритуальным видом, не убрала губы. На её губах и подбородке блестела прозрачная капля, смешанная с моим семенем.
Она открыла глаза — они были огромными, тёмными от расширенных зрачков, и смотрели прямо на член. Он, всё ещё твёрдый, всё ещё подрагивая в её руке и окружающих его пальцах, заставил её улыбнуться, в её глазах появилось животное удовлетворение и что-то вроде… удивления перед самой собой.
Ей явно нравился вид. Но тут её взгляд упал на моё лицо. Она поняла что я смотрю на неё. Что я вижу её распухшие, влажные губы, блестящий подбородок, этот смешанный след нашего совместного безумия. И её довольную улыбку и даже как мне показалось счастливое лицо.
Это осознание ударило по ней с силой, и она резко отвела глаза, и по её щекам разлился яркий, пунцовый румянец, противоречащий всей её уверенной натуре секунду назад. Она потянулась ко мне рукой и схватила то самое полотенце, что я стянул, и она снова накинула его мне на лицо, накрыв с головой.
— Не смотри, — прозвучал её голос из-под ткани, сдавленный и немного смущённый.
Затем, в темноте полотна, я почувствовал её прикосновения снова. Но теперь это были не те целеустремлённые, грубоватые движения, что довели меня до пика оргазма. Это было что-то другое. Медленное, почти… исследовательское.
Её губы, всё ещё влажные и мягкие, коснулись головки моего члена. Не чтобы взять его в рот, а просто прикоснулись. Потом я почувствовал, как её язык, тёплый и шершавый, медленно, сантиметр за сантиметром, проводит по стволу, от основания к кончику, будто пробуя на вкус кожу, солёный пот и остатки её собственной слюны.
Потом её губы спустились ниже. Они коснулись мошонки — лёгкие, почти воздушные поцелуи, рассыпанные по нежной, чувствительной коже. Её язык провёл от яичек по стволу и остановился на головке, которую она полностью взяла в рот, вызвав во мне новую судорожную дрожь. Это было странно и лишено всякой техники, но оттого невероятно интимное и, чёрт возьми, возбуждающее даже в состоянии после-оргазмической опустошённости.
Она закончила свои странные ласки так же внезапно, как и начала. Я услышал, как она громко и жадно сглотнула, затем почувствовал, как её пальцы осторожно заправляют мой увядающий, но всё ещё влажный член обратно в штаны. Она поправила линию трусов, ткань штанов — её движения были неуверенными, но старательными.
Потом полотенце с моего лица медленно и осторожно сдёрнули, и я увидел её стоящей над собой. Она вытерла лицо краем того же полотенца, избавившись от последних следов. Её щёки всё ещё горели румянцем, но в глазах уже снова отражалось спокойствие, лёгкое озорство и даже какой-то интерес или любопытство.
— Ну… вот, — выдохнула она, и голос её был сиплым. — Как тебе…?
Я лежал совершенно разбитый, пытаясь отдышаться. Моё тело гудело, а в паху сладко ныло. Член медленно, с чувством выполненного долга, начинал увядать.
— … очень приятно, очень. — хрипло ответил я. Других слов не подбиралось.
Ирина довольно улыбнулась, ей было приятно услышать эти слова. Потом она, слегка пошатываясь, как после долгой пробежки, начала одеваться молча, и уже без прежней клоунады и демонстративности. Каждое движение было сосредоточенным, будто она заново собирала вокруг себя рассыпавшуюся дерзкую маску. А в момент, когда она натягивала шорты, я приподнялся и сел на краю массажного стола.
— А ты… — начал я, чувствуя странную неловкость. — Разве не хочешь… чтобы и я тебе…?
Она поняла с полуслова и, ещё не успев надеть футболку, повернула голову и посмотрела на меня. В её глазах промелькнуло что-то сложное — смесь благодарности, смущения и твёрдого решения.
— Потом, — коротко сказала она с улыбкой на лице, которую она скрыла, начав натягивать футболку через голову. — Мне сейчас… на тренировку надо.
Я кивнул, а потом, осознав, что она не увидела, сказал вслух:
— Хорошо, значит… потом.
Через пару секунд она была полностью готова и одета, но она не ушла сразу, Ирина подошла к столу, на краю которого я всё ещё сидел, опустив ноги, и посмотрела мне в глаза. Её взгляд был уже не таким огненным, каким был в начале, но и не ледяным. Он был… задумчивым.
— Мне… тоже было приятно. И… — сказала она тихо, и её пальцы легли на мою щеку, мягко проведя по ней. Прикосновение было нежным, почти неожиданным после всей грубоватой страсти. — Это было… интересно. Интересно было попробовать…
Она не закончила, позволив фразе повиснуть в воздухе.
Попробовать? — задумался я, глядя ей в глаза. — Это она про дрочку? Минет? Или… про сперму? Блин… неужели я первый, кто… удостоился чести испробовать её ротик?
Мысль была одновременно тщеславной и щемяще-трогательной.
Ирина же не стала ничего больше говорить и тем более объяснять. Она просто мне обещающе подмигнула, лёгким движением поправила рыжую чёлку, повернулась и вышла, закрыв дверь беззвучно, насколько это было возможно.
Я же остался сидеть на краю стола, глядя на дверь, чувствуя на щеке призрачное тепло её пальцев, а в воздухе — густой, невыветриваемый след нашего странного, честного и немного нелепого «разнообразия».
Запах миндаля, пота и секса висел в воздухе. Я чувствовал себя полностью опустошённым, но в этом опустошении была странная, липкая ясность.
Ну вот… очередной цирковой номер отбыл. Акт «Огненная бестия и её неловкий, но эффективный… дебют если я все правильно понял». И мой член, слава всем богам, отработал на все сто. Не подвёл.
Я медленно поднялся, чувствуя, как трясутся колени и взглянул на часы.
Чёрт… время. Татьяна, наверное, уже ждёт.
Тяжёлая, свинцовая тревога снова накатила, но теперь она была приглушённой физической усталостью и остаточным гормональным туманом. Как я ей буду смотреть в глаза? Она же почувствует!
Я поправил штаны и направился к раковине.
Интересно, — мелькнула последняя, отчаянно-пошлая мысль, пока я шёл к умывальнику. — А если я ей сразу в ноги брошусь и всё расскажу? Типа: «Татьяна Викторовна, я только что кончил в рот Ирине, простите, пожалуйста, я больше не буду!» Может, она оценит мою честность? Или заставит вылизать не только её киску, но и полы во всём корпусе?
