Встав у изголовья, я взялся за её плечи и трапеции. Мышцы здесь тоже были забиты, но работа с ними требовала другого, более тонкого подхода. Я погрузился в процесс, и на несколько минут в кабинете воцарилась почти медитативная тишина, нарушаемая лишь звуком трения ладоней о кожу, её ровным дыханием и далёким гулом здания.

— Ох… м-м-м… вот здесь, да, — она застонала, когда я нашёл особенно зажатую точку у неё на затылке. Но её стоны были лишь частью спектакля, фоном для её действий.

Её рука, лежавшая на животе, скользнула вниз, к самой границе алых трусиков. Она не лезла под ткань, а лишь водила кончиками пальцев по самой кромке кружева, вдоль линии бикини, едва касаясь лобка. Её бёдра слегка, почти незаметно, задвигались навстречу собственным прикосновениям. Ей явно было невтерпёж, но она сдерживалась, растягивая игру.

— А знаешь, что мне ещё нравится? — прошептала она, нарушая тишину, когда я, стоя у изголовья, глубоко прорабатывал её надостную мышцу.

— Что? — спросил я, чувствуя, как её взгляд скользит по моим предплечьям, по напряжённым мышцам шеи, будто изучая рельеф.

— Когда ты так сосредоточен… — её рука снова поднялась. На этот раз её пальцы легли не на меня, а на свою собственную грудь. Она провела указательным пальцем по краю алого кружева лифчика, прямо над соском. Жест был медленным, демонстративным, будто она подчёркивала контраст между моей профессиональной сосредоточенностью и её откровенным желанием. — … а тут всё кипит. И там… — её взгляд на секунду упал на мой пах, а затем вернулся к моим глазам, — … тоже, наверное, кипит.

Да уж… видит всё насквозь, — подумал я. — Хотя это не так уж и трудно, учитывая заметную выпуклость.

Я попытался сосредоточиться на технике, переводя руки на её ключицы и грудные мышцы, строго поверх лифчика, по профессиональной необходимости, конечно. Но Ирина, казалось, решила, что сегодняшний сеанс — это её персональное интерактивное шоу.

Она нежно потянула за тонкие бретельки, чуть сдвинув их с плеч. Потом, будто невзначай, крючком пальца слегка отдёрнула верхний край одной чашечки. И на мгновение я увидел не просто кожу, а тёмно-розовый, уже затвердевший сосок. Он мелькнул и скрылся, как только она отпустила кружево, но образ отпечатался в мозгу, яркий и чёткий, как вспышка.

Я закончил массаж верхней части тела, сделав последние, успокаивающие поглаживания по её рукам от плеч к кончикам пальцев. Всё. Работа сделана. Я отступил на шаг, вытирая руки полотенцем, чувствуя, как напряжённая тишина в кабинете вот-вот лопнет.

— Готово, — сказал я, и в голосе моём прозвучало лёгкое облегчение, что этот этап позади.

— Ну а теперь ты, — перебила она, садясь на краю стола. — Ложись.

— Чего?

— Ложись. Сюда. На стол. Но не тупи и не спорь. Так надо.

Она произнесла это не как приказ, а как непреложную истину. С таким видом, будто сообщала, что сейчас пойдёт дождь. В её тоне не было прежней игривости, только спокойная, уверенная решимость.

Я, не в силах придумать возражений, которые бы не звучали смешно, молча подошёл к столу. Ладно, Орлов. Раз уж попал в эту игру, играй по её правилам. Посмотрим, что у неё за «надо».

Я прилёг на спину, на то же место, где только что лежала она. Ткань простыни была тёплой от её тела и пахла её духами и тем самым миндальным маслом.

Ирина слезла со стола и встала рядом. Она прикусила губу, её взгляд упал на мой пах, где под тканью штанов уже отчётливо вырисовывался внушительный рельеф. Она сглотнула, и я увидел, как по её горлу пробежала судорога. Не от отвращения или страха, а от напряжённого, азартного интереса.

Затем она обернулась, схватила с полки полотенце и протянула его мне.

— Вот. Прикрой глаза.

— Зачем? — удивился я.

— Так надо. Не спорь. Я всё-таки… — она потупила взгляд, и на её щеках снова вспыхнул румянец. — … стесняюсь, знаешь ли.

Стесняется? Она-то⁈ — мысленно фыркнул я, но румянец на её лице казался искренним. В этом контрасте — наглая провокация и внезапная застенчивость — была своя, дикая прелесть.

— Ладно, — сказал я и накрыл лицо полотенцем.

Мир погрузился во тьму, и все ощущения будто в этот же миг обострились. Затем я услышал, как она делает шаг ближе. Потом почувствовал лёгкое прикосновение к ткани моих штанов в районе паха. Её пальцы, тёплые и чуть дрожащие, нащупали край и потянули, а вторая рука залезла под отдёрнутую ткань. Сначала она коснулась меня поверх боксёров, просто положила ладонь, будто оценивая твёрдость и размер.

Я вздрогнул, и её пальцы в следующую же секунду нашли резинку моих трусов, подсунулись под неё и медленно, будто с замиранием сердца, продвинулись вперёд. Они быстро нащупали свою цель, полувозбуждённую и тёплую. Ирина замерла, и я почувствовал, как её дыхание участилось где-то рядом. И тогда, будто её прикосновение были последним сигналом, кровь хлынула туда, куда нужно, мощным потоком. Член в её ладони начал быстро увеличиваться, твердеть, наполняться силой, превращаясь в напряжённый, пульсирующий стержень.

— Ух… — вырвалось у неё, тихий, полный искреннего изумления выдох.

Затем её пальцы сомкнулись вокруг ствола увереннее, и она медленно, почти нерешительно, вытащила мой член полностью наружу из-под резинки. Прохладный воздух кабинета коснулся горячей кожи, и это заставило меня содрогнуться. Теперь он был полностью обнажён, твёрдый как скала, и откровенно стоял торчком, будто приветствуя свою новую повелительницу.

Всё… она его видит. Весь. — пронеслось в голове, и я глотнул. — И он, сука, такой гордый и готовый, будто только этого и ждал. А я сам лежу тут с полотенцем на лице, как идиот на жертвенном алтаре. Чёрт, ну раз пути назад уже нет, мне очень интересно, какой же ритуал она собралась надо мной проводить?

Ирина в этот момент снова замерла. Я чувствовал, как её взгляд жжёт мою кожу.

Через секунду её ладонь ещё крепче обхватила ствол пениса, и на этот раз движение было совершенно уверенным. И вот… она начала мне дрочить. Медленно, вдумчиво, будто изучая каждую реакцию моего тела на её прикосновения. Её пальчики скользили по стволу, а большой изредка проводил по чувствительной головке, собирая выступавшие капли смазки.

— Тебе… нравится? — её голос прозвучал совсем рядом, хриплый от возбуждения и в то же время слегка неуверенный.

— Да… — выдавил я, и моё собственное дыхание стало сбивчивым.

Тело полностью отдалось ощущениям. А страх и тревога — всё это утонуло в нарастающем, сладком давлении внизу живота, когда её движения ускорились, а ритм стал более уверенным, настойчивым.

Потом её вторая рука присоединилась к первой. Одна продолжала работать со стволом, скользя вверх-вниз по всей длине, а вторая опустилась ниже, к мошонке. Её пальцы, нежные и в то же время решительные, твёрдые, начали массировать мои яйца, перекатывая их в ладони, слегка сжимая, задавая отдельный, низкий такт основному ритму.

Она мне дрочит. Млять, реально ведь дрочит, — пронеслось в голове сквозь нарастающий туман наслаждения. — Ирина, та самая рыжая бестия, которая ещё вчера просто стонала под моими руками, сейчас сама доводит меня до оргазма. Чёрт, как же это… классно! И она не просто трёт — она чувствует, будто учится на ходу, постепенно находит правильный темп, который просто сводит с ума.

Комбинация была убийственной. Чувствительность зашкаливала.

Её правая рука, сжатая в кулак вокруг ствола, создавала идеальное, тугое трение. Левая ладонь, окутавшая яйца, то сжимала их почти до боли, то отпускала, позволяя крови пульсировать в них в такт её движениям. Каждое скольжение, каждое сжатие отправляло в мозг разряды чистого, концентрированного, животного удовольствия, выжигая все мысли о чём бы то ни было, кроме этого нарастающего давления в самой глубине.

— Ох… Ирин… — застонал я, впиваясь пальцами в край массажного стола. Голос был хриплым, чужим. — Да… так… быстрее…

Она послушалась без слов. Её руки задвигались в бешеном, отточенном ритме, будто она нашла идеальную частоту и теперь только набирала скорость. Движения стали короче, резче, неумолимее. Её кулак скользил по моему члену почти без остановок, а пальцы второй руки сжимали основание, усиливая каждое трение, создавая вакуум наслаждения, из которого не было выхода.