Я сунул ключ в ящик, толкнул его, чтобы он закрылся с глухим стуком, и, собрав всю свою волю в кулак, направился в комнату персонала, чувствуя, как ноги слегка подрагивают. Не от страха, скорее от напряжения. От абсурда происходящего.

Света сидела на диванчике с кружкой в руках. Услышав шаги, обернулась, и на ее лице снова расцвела та самая теплая, домашняя улыбка, которая никак не вязалась с только что прочитанным.

— А, вот и ты! — она обрадовалась, как ребенок. — Присаживайся, сейчас сделаю тебе кофе. Знаю, ты и сам умеешь, но давай хоть так отплачу за твой массажик. Ты как, кстати, с Татьяной Викторовной поговорил?

— Да, всё нормально, — буркнул я, опускаясь на диванчик рядом с тем местом, где только что сидела она. — Просто вопросы по работе.

Следующие несколько минут мы просто пили кофе и болтали о совершеннейших пустяках — о том, что на улице опять холодает, о том, как подорожал проезд, о новом сериале, который все смотрят. Простая, почти бытовая, уютная болтовня.

И глядя на ее милое, открытое, ничего не подозревающее лицо, на ее искренние глаза, я чувствовал себя последним подлецом и шизофреником одновременно. В голове был цирк: с одной стороны — милая девушка, с другой — автор порноромана, где я трахаю ее в зад. Мой мозг пытался совместить эти два образа и давал сбой.

И в какой-то момент, почти на автомате, глядя на пустую кружку, я решился. Не просто от желания осуществить написанное в ее тетради, а от какой-то странной, фаталистичной решимости. И раз уж игра началась, надо знать правила. Все правила. А также убедиться, что я понял всё правильно, а не надумал себе лишнего, ведь Света не знает, что я читал её чёртову рукопись. И если я всё себе напридумывал и во время массажа начну лизать её анус, то, возможно, она очень сильно удивится… А потом и я удивлюсь… ведь если она не подготовится, то… там явно будет не шоколадный фонтан.

— Насчет выезда на дом… — начал я, и мой голос прозвучал чуть хриплее, чем хотелось. Она замерла, кружка застыла на полпути к столу. — Если серьезно, и тебе правда нужно… то могу приехать. Но нужно будет посмотреть, в какие дни смогу.

Ее глаза заискрились такой неподдельной, детской радостью, что у меня на мгновение сжалось сердце.

— Правда? Леш, это было бы просто супер! — она хлопнула в ладоши, совсем как ребенок. — Позже телефонами обменяемся, договоримся! А пока давай кофе пей, остынет же.

Мы успели сделать еще по глотку и начали обсуждать новый сериал, который «все смотрят», хотя я, конечно, не смотрел — мне бы учебники одолеть, да и телевизора нет в комнате. Света же весело смеялась, рассказывая про нелепого главного героя, и на эти пару минут я почти забыл, где нахожусь.

Именно в этот момент, как по какому-то дурацкому режиссерскому ходу, когда я уже начал забывать о сегодняшних же запланированных мероприятиях с Ириной и Татьяной, в комнату зашла Софья.

Она была в своей привычной одежде, и ее появление мгновенно выдернуло нас из разговора.

— О, вы тут кофеёк устраиваете! — весело сказала она, направляясь к кулеру. — Лёш, перед моим сеансом бодришься? Правильно. Я, кстати, уже готова. Пойдем, если ты свободен? А то время как раз подходит.

Я кивнул, делая последний глоток уже остывшего кофе. Иллюзия обычного рабочего утра рассыпалась. Пора было возвращаться к реальной работе. Или к тому, что здесь ею называлось.

— Давай.

Мы вышли из комнаты и направились по длинному, светлому коридору к моему кабинету. Софья шла легкой, пружинистой походкой спортсменки.

— Света хорошая, да? — заметила она задумчиво. — Всегда всем поможет, всех выслушает. Редкость.

— Ага, — согласился я, чувствуя себя лицемером. — Кстати, а ты вчера почему не пришла на последний сеанс? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал просто из вежливости, а не из праздного любопытства.

Она на секунду, буквально на долю секунды, смутилась. Ее взгляд скользнул по стене, потом вернулся ко мне. Быстро, как вспышка.

— Да так… семейные дела неотложные, — она махнула рукой, изображая легкое раздражение. — Знаешь, как это бывает. Освободилась только к вечеру.

— Понимаю, — кивнул я, хотя «понимал» я лишь то, что это звучало как отговорка, причем не очень убедительная. Но лезть дальше, расспрашивать — значило нарушить хрупкое равновесие наших отношений. А Софья была, пожалуй, единственным человеком здесь, общение с которым не требовало от меня постоянной психической самозащиты. Я не стал давить.

В кабинете она, как всегда, без лишних слов и телодвижений, разделась до трусиков так, чтобы я ничего не видел, да я и сам если честно не пытался подглядеть, и улеглась на живот, положив голову на сложенные руки.

Она была моим «спасательным кругом» в этом море безумия — самой адекватной, самой нормальной, самой простой из всех.

В тоже время её тело, конечно, было прекрасным, спортивным, с идеальными линиями, выточенными годами тренировок. Но сегодня я смотрел на него не как на объект вожделения, а как на… рабочую поверхность. Сложный, живой механизм, который нужно настроить.

И для такого механизма требовалось правильное, нейтральное масло. Ваниль — слишком сладко и навязчиво, ментол — слишком резко. Лаванда. Лаванда была идеальна — успокаивающий, медицинский аромат, который не возбуждал, а настраивал на лечебный лад. Он должен был настроить на этот лад и меня.

Я налил в ладони теплое масло с легким, чистым запахом и начал работу.

Сначала пошли легкие, разогревающие поглаживания по всей спине. Кожа под моими пальцами была гладкой, упругой и прохладной, как мрамор, но живой, отзывающейся на тепло ладоней легкой дрожью.

— Как самочувствие после вчерашних нагрузок? — спросил я профессиональным тоном, который сегодня давался чуть легче.

— Да обычное, — ответила она, и голос ее был слегка приглушен. — … но вчера связку отрабатывали, с тройным тулупом. Чувствую, поясница гудит.

— Сейчас посмотрим, — сказал я и углубился в работу. Она что-то болтала о новых элементах в программе, о сложных вращениях, о том, как тренер требует невозможного. — … и починим, — сказал я, вжимаясь большими пальцами в ее напряженные, каменные трапеции. Мышцы были забиты, как у всех, кто таскает на себе не только физическую, но и психологическую нагрузку. — Нагрузка на крестец и поясничный отдел при таких прыжках должна быть просто бешеной. Плюс ударная волна при приземлении.

— О, ты прямо в теме! — она оживилась, повернув голову набок, и я увидел ее профиль, острый и решительный. — Прав! Вот здесь, чувствуешь, просто камень какой-то.

— Чувствую, — ответил я, находя заветную точку спазма, тот самый «триггер», и начал методично, но настойчиво разминать его круговыми движениями. — Это квадратная мышца поясницы, она вечно в тонусе у спортсменов, частая проблема. Поэтому надо растягивать дополнительно.

— Ага, растягиваю, — пробормотала она, и когда я надавил особенно сильно, найдя самый центр зажима, из ее горла вырвался тихий, но очень чувственный, глубокий стон. — Ммм-да-а…

Раньше этот звук, этот вибрационный выдох наслаждения, заставил бы мое сердце ёкнуть, как от удара током, и отправил бы кровь прямиком в одно-единственное место, полностью парализовав мозг.

Но сейчас в голове, поверх легкой волны тепла, пронеслась лишь четкая, холодная, профессиональная мысль: «Нашел. Триггерная точка. Локализация — на два пальца левее остистого отростка третьего поясничного позвонка. Надо запомнить для будущих сеансов, а лучше записать и составить правильные упражнения для растяжки».

Я работал сосредоточенно, технично, как хороший механик. Спросил о нагрузках на ноги, проработал икры, уделил особое внимание плечевому поясу, где копилось напряжение от постоянных взмахов руками на льду.

Мои руки помнили анатомию, они знали, куда надавить, где растянуть, как снять усталость. Это был хороший, честный медицинский сеанс.