— Ну что, Алексей? — ее голос прозвучал тихо, но заполнил собой все пространство кабинета. — У меня через десять минут запланирована встреча, так что говори, что хотел. — она сделала паузу, ее глаза игриво сузились, и она спросила: — Ты ведь еще не успел возбудиться, только придя на работу? Или, пока ехал, фантазия разыгралась… вспоминал о вчерашнем и…

Твою мать, — мгновенно прошипело у меня в голове. — Ну нет… нифига я не привык к общению с женщинами! И особенно к таким вот утренним разговорам!

И, как назло, где-то в глубине штанов дрогнуло, и я тут же сглотнул, стараясь не измениться в лице.

— Нет-нет, — поспешил я ответить. — Я просто хотел поздороваться и доложить о вчерашних сеансах, а то вчера что-то даже не подумал… И Света… она сказала, что вы просили зайти.

— Ах да, просила, — она кивнула, прикусила губу, и ее взгляд стал томным, изучающим, затем она продолжила. — Но из-за скорой встречи мы уже не успеем. Так что… докладывай. Только, пожалуйста, покороче, хорошо? — она сказала это с такой сладкой язвительностью, что по спине побежали мурашки.

Не успеем? Что не успеем? — стремительно пронеслось в голове. — Неужели она действительно хотела, чтобы я… ей отлизал? — в паху предательски зашевелилось, и член, будто получив прямой мысленный приказ, начал упрямо наполняться кровью, упираясь в ткань брюк. — Да, млять, ну нет… это невозможно. Я весь в её власти! Как можно отказаться от такого? Кем нужно быть? Если она прямо сейчас скажет мне опуститься на колени и отлизать ей — единственное, что я смогу вымолвить, это «да, с удовольствием!»

Я собрался, выпрямил спину, пытаясь хоть как-то отвлечь мозг от похабных картинок, и начал, стараясь говорить максимально сухо и по делу:

— В общем… вчерашние сеансы прошли в рабочем порядке. Софья. Жалобы на спазм в трапециевидных мышцах и тяжесть в пояснице. Работал над снятием гипертонуса, применял растяжку. Ирина. Отмечала сильное напряжение в приводящих мышцах правого бедра, работал на расслабление, но зажимы глубокие — потребуется еще пара сеансов. Алиса. Жаловалась на тянущую боль в левой икроножной мышце, возможно, микронадрыв. Работал… на улучшение кровотока. А еще… — я сделал паузу, — вечерние сеансы у Софьи и Алисы, они не пришли…

— Знаю, знаю, — она махнула рукой, будто отмахиваясь от надоедливой мухи. — Семейные обстоятельства. Очень удобное словосочетание, не находишь? — она слегка покачала головой, и ее коса мягко коснулась спины. — Ладно, спасибо за информацию. Ты сегодня, кстати, такой… собранный. Мне нравится. — её голос стал чуть ниже, интимнее. — Поэтому… я хочу, чтобы ты зашел ко мне чуть позже. После утренних сеансов.

И, словно невзначай, она провела ладонью по своему бедру, мягким, скользящим движением, которое закончилось едва заметным, аккуратным прикосновением к внутренней стороне бедра, почти у промежности. Жест был мгновенным, но невероятно откровенным.

— У нас будет минут пятнадцать, — продолжила она, и в ее глазах вспыхнули знакомые искорки азарта. — Чтобы обсудить… твои дальнейшие профессиональные обязанности. И, возможно, отметить твой прогресс.

Она улыбнулась, и в этой улыбке было обещание и вызов одновременно.

— Я… я понял, — сумел я выдавить из себя, чувствуя, как жар разливается по всему телу. — После сеансов… сюда.

— Прекрасно. А теперь беги, — она сделала легкий, отстраняющий жест. — … готовься, скоро они завершат тренировку и пойдут к тебе. — она подмигнула и добавила. — Не заставляй своих юных клиенток ждать, и не только их.

Я кивнул, развернулся и вышел, чувствуя ее взгляд на своей спине. Диалог длился считанные минуты, но он снова перевернул все с ног на голову. Она не просто играла. Она дирижировала. А я, похоже, снова был всего лишь инструментом в её оркестре, пусть сегодня и старался играть по нотам.

Выходя из кабинета, я почувствовал не облегчение, а новое, щемящее напряжение.

Капец… как же она меня… мля… возбуждает! Понравилась моя собранность? Ха-ха! Ага, и теперь она вызывает меня после сеансов на отлиз или еще бог знает что, чтобы всю мою собранность к чертям разрушить!

Фух, ладно… — я попытался откинуть мысли и, топая по коридору, неожиданно вспомнил про полотенца, которые оставил сушиться в прачечной вчера.

Я проследовал в прачечную, в царство гула машин и запаха порошка. Забрал стопку сухих, еще теплых от сушилки полотенец, пахнущих навязчивой химической свежестью, и отнес их к себе в кабинет, аккуратно сложив на полку. И тут мой взгляд упал на одинокий ключ, лежащий рядом, на той же полке. Обычный, металлический, с биркой от кладовой.

Млять, — мысленно выругался я. — Я же вчера совсем забыл его вернуть. Совершенно из головы вылетело после всего… Надо вернуть. Быть ответственным. Или хотя бы создавать видимость.

Подойдя к столу Светы, я обнаружил, что ее нет на месте. Стул был отодвинут, на мониторе горела заставка.

Наверное, кофе пьет… и ждет меня, — предположил я.

Верхний ящик стола, тот самый, был приоткрыт на сантиметр, будто манил. Я потянул его, чтобы просто бросить ключ внутрь, и мой взгляд, предательский и ведомый всё тем же проклятым любопытством, снова упал на ту самую темно-бордовую тетрадь. Она лежала поверх скучных папок с надписями «Накладные» и «Графики», как алый цветок на поле брюквы.

Любопытство — мой старый, верный и самый вредный грех — снова зашевелилось, затмевая на миг даже голос здравого смысла, который слабо пищал: «Не надо, Орлов, не лезь, оно тебя сожрет». Я огляделся по сторонам. В просторном, вымершем холле царила утренняя тишина. Ни души. Словно сама судьба подталкивала меня.

Я приоткрыл тетрадь. Она сама раскрылась на знакомой шелковой закладке. За последней недописанной сценой, которую я видел, следовали новые, исписанные ровным почерком страницы. Я не удержался и пробежал глазами.

Первые две страницы описывали, как героиня возвращалась домой после того самого сеанса, вся в приятной истоме, вспоминая каждое прикосновение. Как она принимала душ, и вода, стекая по коже, будто оживляла следы его пальцев. Как она легла в кровать и… не смогла заснуть, её тело требовало продолжения, а мысли упорно возвращались к тёмным глазам массажиста и его знающим рукам. Было много внутренних монологов и томных описаний её тоски.

А потом, на третьей странице, начинался новый сеанс. Её сердце бешено колотилось, а между ног уже было влажно от одного лишь ожидания. Героиня лежала расслабленная, а массажист, увлеченный совершенством ее форм и собственным внезапно проснувшимся голодом, начинал новый этап. Описывалось, как его сильные, натруженные руки, скользя по ее пояснице, непроизвольно, будто против его воли, сползали к подолу ее трусиков.

Как он крючком уверенного пальца зацепил тонкую шелковую полоску и медленно, с непереносимой нежностью, стянул их вниз, обнажая соблазнительную, скрытую до сей поры ложбинку. Дальше шел подробный, сладострастный абзац о том, как он раздвинул упругие половинки ее ягодиц и… приник губами и языком туда, куда не ступала нога мужчины, и начал вылизывать анус, доводя ее до неистовства, а она впивалась пальцами в простыню и глухо кричала, теряя рассудок.

А затем он вошел в нее сзади, и она закричала уже от смеси дикой боли и немыслимого, запретного наслаждения, пока оба не остались без сил. В конце сцены героиня, вся в испарине, с тлеющими угольками в глазах', говорила, облизывая пересохшие губы: Спасибо за массаж… а ты не выезжаешь на дом? Иногда так хочется получить дополнительный… совсем частный сеанс.

Я захлопнул тетрадь так резко, что звонко щелкнула пружина, и звук оглушительно громко прокатился по тихому холлу. Кровь ударила в лицо, в виски, в пах. Но на сей раз — и это было ново — не только от слепого, животного возбуждения. От осознания. От холодного, щемящего понимания.

Мля… мля-я-я! Да она реально вдохновляется нашим общением, моим массажем. Она не просто фантазирует в свободное время — она… прокручивает в голове эти сцены, детально, со мной в главной роли. И записывает… а еще и, судя по всему, ждет продолжения. И предлагает «частные сеансы» уже не как намек, а как прямой сценарий. Это уже не флирт. Это… черт, уже какая-то режиссура. А я у нее главный актер, даже не зная текста.