Воздух стал густым, как сироп, и каждый её вздох приносил её запах — смесь пота, духов и чего-то дикого, первобытного женского сводила меня с ума.

— Давай, — ее голос был хриплым, уже лишенным всякой игривости. — Ну же…

Вместо того чтобы пытаться снять, я дрожащей рукой лишь отодвинул тонкую шелковую полоску в сторону, обнажая влажную, трепещущую плоть её киски.

Этого оказалось достаточно. Более чем достаточно.

— Видишь, какая я мокрая? — она прошептала, и ее рука снова легла на мою, ведя мои пальцы к тому самому сокровенному месту. — Из-за… тебя.

Мои пальцы коснулись ее половых губ, и она резко выгнулась, издав сдавленный стон. Ее киска была обжигающе горячей, приятной и невероятно влажной. Я замер, чувствуя, как под моим прикосновением ее тело содрогается в предвкушении.

— Не останавливайся, — ее ноги раздвинулись шире, приглашая, умоляя и требуя. — Сделай это… хочу… твои пальцы… внутри.

Ее слова, откровенные и влажные, ударили в голову сильнее любого алкоголя. И я послушно, почти благоговейно, скользнул рукой между ее раздвинутых ног. Кончик моего указательного пальца прошёлся по её влажным, вздувшимся губам, нащупав маленький, твердый, невероятно чувствительный бугорок. Она тут же вздрогнула всем телом, и ее низкий стон прозвучал как мольба.

— Да… вот… — прошипела она, и ее бедра приподнялись навстречу моей руке.

И тогда я проник внутрь. Мой палец медленно, преодолевая упругое, но податливое сопротивление, вошел в ее пылающую глубину. Ощущение было сногсшибательным. Она была невероятно тугой и обжигающе горячей. Ее внутренние мышцы влагалища тут же сжали мой палец с такой силой, словно пытались вобрать его в себя, не отпустить.

— О, боже… — ее голос сорвался на высокую ноту. Ее глаза были закрыты, лицо искажено гримасой наслаждения. — Да… так… ах…

Я начал двигать пальцем — сначала медленно, почти робко, затем увереннее, находя свой ритм. Каждое движение встречалось с её судорожными толчками бедер и прерывистыми, хриплыми стонами. Я чувствовал каждую бархатистую складку внутри неё, каждую пульсацию её дырочки. Это была самая интимная близость из всех возможных.

— Глубже… — она была вся во власти ощущений, ее слова были обрывистыми. — Больше… еще один… пожалуйста… еще… — выдохнула она, и в этом слове была не просьба, а жажда, и я, повинуясь, ввел второй палец внутрь.

Она застонала глубже, её голос сорвался на низкую, горловую ноту. Ее бедра активно заходили в такт движениям моей руки, она двигалась навстречу моим пальцам, ища ещё более глубокого проникновения.

И тут её собственная рука, дрожащая и нетерпеливая, потянулась ко мне. Ее пальцы нащупали болезненно напряженный выступ на моих брюках. Она обхватила его через ткань — неумело, но с такой жадной решимостью, что по моему позвоночнику пробежала судорога.

И ее рука на моем члене через ткань брюк начала свое неумелое, но невероятно возбуждающее действо. Она сжимала член то сильно, то слабо, водила вверх-вниз, сбиваясь с ритма, когда волны удовольствия от моих пальцев внутри нее накатывали с новой силой.

В тоже время я чувствовал каждую складку, каждую пульсацию внутри неё. То, что происходило, казалось мне интимнее любого секса. А её судорожные, беспомощные попытки «помассировать» меня через штаны сводили с ума, добавляя в эту гремучую смесь похоти щемящую нотку неловкости и искренности.

Мои губы снова нашли её грудь. Сначала я просто дунул на мокрый от масла и пота сосок, и она вздрогнула, ее пальцы на моем члене судорожно сжались. Затем я провел кончиком языка вокруг ареола, медленно рисуя круги, наслаждаясь тем, как она извивается подо мной.

— Ах… да… — ее стоны стали громче, отчаяннее.

Ее рука на моем члене двигалась все быстрее, но еще более беспорядочно, будто она сама не знала, чего хочет сильнее — кончить или заставить кончить меня.

Я взял её сосочек в рот, нежно засасывая, и одновременно пальцы внутри нее ускорили свой ритм, находя ту самую точку. Я давил на неё, грубо и настойчиво.

Ее свободная рука вцепилась в мои волосы, она потеряла всякий контроль. Ее дыхание превратилось в сплошной прерывистый стон.

— Да… да… вот там… да… ах… там! — ее крик был оглушительным. — Я сейчас… я…

Я чувствовал, как ее внутренние мышцы начали судорожно сжиматься вокруг моих пальцев. Ее тело напряглось, как тетива. Ее рука на моем члене замерла, вцепившись в него в наступающей судороге наслаждения.

И я прижался губами к ее груди, засасывая ее сосок еще сильнее, и в этот момент ее тело взорвалось. Мощный, сокрушительный оргазм буквально приподнял её над столом.

Из её горла вырвался низкий, почти звериный крик из-за волн удовольствия, что накатывались одна за другой. Она вся трепетала, а мои пальцы и губы, повинуясь инстинкту, продолжали ласкать ее, продлевая блаженство, пока она не разлеглась на столе, разбитая, тяжело и прерывисто дыша.

Ее рука безвольно соскользнула с моего члена, а на красивом лице застыла блаженная, умиротворенная улыбка.

Я смотрел на нее, на эту расслабившуюся, поверженную бестию, и чувствовал странную смесь торжества и щемящей нежности. Я не вошел в нее, и она не закончила начатое своей рукой, но было ощущение, что я обладал ею полностью. А ее неумелые, искренние попытки доставить удовольствие мне через ткань брюк оставили в душе странный, теплый и горький след.

Она продолжала лежать неподвижно с закрытыми глазами, словно выброшенная на берег морская нимфа. Ее грудь мерно вздымалась, а на коже проступали капельки пота. Тишину в кабинете нарушало лишь ее тяжелое, восстанавливающееся дыхание и бешеный стук моего собственного сердца.

Подождав немного, любуясь её блаженством, я медленно, стараясь не нарушить ее покой, вынул пальцы из её киски, они блестели, напоминая о только что случившемся безумии.

В тот миг, когда они покинули её влажную, трепещущую дырочку, она снова застонала — тихо, протяжно, словно сожалея об окончании этого порочного таинства. Ее тело еще несколько секунд мелко вздрагивало после столь мощного оргазма, а ее пальцы начали медленно, почти лениво, водить по собственному телу.

Легкие, едва ощутимые прикосновения скользили по влажному от пота животу, поднимались к груди, лаская ее, затем опускались вниз, к внутренней стороне бедер, останавливаясь в сантиметре от той самой чувствительной, разгоряченной зоны, будто дразня саму себя воспоминаниями.

Каждое такое прикосновение заставляло ее вновь слегка вздрагивать, и на ее лице проступало блаженное, сонное выражение.

Так прошла целая минута. Минута тяжелого, сладкого покоя. И только тогда она медленно открыла глаза. Взгляд ее был влажным, затуманенным, но в нем не было прежней хищной насмешки. Была лишь глубокая, почти что нежная усталость.

Она медленно приподнялась и села на край массажного стола, ее ноги свесились вниз. Несколько секунд она просто сидела, словно приходила в себя, затем наклонилась и подняла с пола свой бюстгальтер.

Она надела его, ловко продев руки в бретели, но застегнуть застежку сзади у нее, казалось, не было сил или желания, и тогда она повернулась ко мне спиной.

— Поможешь? — ее голос был тихим, без привычной дерзости.

Я молча подошел ближе. Мои пальцы, еще помнившие каждую складку ее горячей кожи, нашли маленький крючок. Я застегнул его, и этот простой бытовой жест почему-то показался мне невероятно интимным — куда более интимным, чем все, что было до этого.

Она обернулась, и прежде чем я успел что-то понять, ее губы нашли мои. Поцелуй был — быстрым, легким, почти дружеским, но в нем была капля той самой нежности, что размягчила ее взгляд.

— Спасибо, — прошептала она, едва оторвавшись, ее дыхание было теплым на моих губах. — Это было… невероятно.

Она молча принялась одеваться. Движения ее были плавными, умиротворенными. Натягивая штаны, она посмотрела на меня через плечо, и в ее глазах снова вспыхнул тот самый знакомый озорной огонек, но на сей раз без угрозы, а с обещанием.