По дорожке торопливо прошли две сотрудницы со смутно знакомыми лицами – возвращались с обеда. Одна была постарше, но миловидная, другая молодая – но так себе. Просто находка для Буриданова осла! Обе улыбнулись, поздоровались: «Доброго денечка, Павел Андреевич. Как жизнь молодая?» Он задумчиво проводил коллег глазами. О том ли думал? Тема, кстати, интересная – как часто в 37 лет становятся подполковниками? Оснований немного, либо есть хороший покровитель (как, например, у Юрия Чурбанова – уже не заместителя, слава богу, министра внутренних дел), либо человек просто хорошо работает.
За решеткой ограды гудела Москва, автомобили в потоке прокладывали дорогу. Спешил по тротуарам занятой народ. Сезон отпусков никак не влиял на загруженность городских улиц. Для первого в мире государства рабочих и крестьян наступали странные времена – хотя внешне на образе жизни они пока не отражались. Три месяца назад на апрельском пленуме ЦК КПСС молодым и энергичным генсеком был объявлен курс на реформирование системы под лозунгом ускорения социально-экономического развития страны. Появился термин «перестройка». Менять систему никто не собирался, но что-то с ней делать все же предполагалось. Звучали призывы не топтаться на месте, ускорить развитие по социалистическому пути – на основе использования достижений научно-технического прогресса, активизировать человеческий фактор, изменить порядок планирования. Главная задача – интенсификация экономики и ускорение научно-технического прогресса. О демократизации, гласности, переменах в экономическом секторе еще не говорили, но в воздухе уже нечто витало. Майская ленинградская речь Горбачева еще сильнее взволновала общественность. Назревали перемены – пока незначительные. Признавались отдельные недостатки существующей социально-экономической системы. Для их устранения предполагался ряд кампаний административного характера: то самое загадочное ускорение развития народного хозяйства, автоматизация с компьютеризацией, антиалкогольная кампания, борьба с нетрудовыми доходами, контроль производственного сектора путем введения Госприемки, борьба с отдельными проявлениями коррупции.
О том, что государство насквозь прогнило, дела идут из рук вон плохо, а народ давно не верит ни в какой коммунизм, речь, конечно же, не шла. Курс был единственно верным, то, что делали деды и прадеды, не подлежало ревизии. Но перемены назрели, это понимали все. Экономика оказалась неэффективной, царили показушность и бесхозяйственность. Народ задыхался от тотального дефицита ВСЕГО. Система колхозов и совхозов доказала свою несостоятельность. Не могли сохранить даже то, что вырастили. Продовольственная программа не работала. Политбюро и секретариат ЦК КПСС оккупировали дряхлые старцы, едва ли понимающие суть происходящих вещей. Цвела преступность, наглели чиновники. В тисках бюрократизма задыхались не менее, чем от дефицита. Афганистан перемалывал бешеные деньги и человеческие жизни, но «помощь» афганскому народу, мечтающему о социализме, не прекращалась. Коррупция цвела и пахла. Средней Азией управляли новые баи – секретари горкомов и обкомов, создавшие свои собственные феодальные владения. Пьянство стало нормой жизни и давно превратилось в угрозу национальной безопасности…
До последнего, кстати, добрались. Антиалкогольная кампания была в разгаре. Сокращалось производство спиртосодержащих напитков, вырубались виноградники в Крыму и на Кубани. Водка в магазинах теперь продавалась с двух часов, и выдачу товара в одни руки жестко ограничили. В городах и деревнях к магазинам с винно-водочной продукцией выстроились гигантские очереди. Посещение вытрезвителя стало равносильно увольнению с работы или отчислению из учебного заведения. Потребление алкоголя в стране никак не сократилось – народ перешел на суррогат, зачастую некачественный и даже смертельно опасный. Пьющий люд пачками отправлялся в ЛТП, где режим не сильно отличался от тюремного. Проводились безалкогольные свадьбы – по инициативе комсомольских организаций, безалкогольные банкеты, поминки. Ошеломительной популярностью они, конечно, не пользовались. У народа отнимали его древнейшую забаву. Но идеолог кампании Егор Лигачев был уверен в своей правоте, непопулярная кампания набирала обороты – при полном попустительстве членов Политбюро и лично Михаила Сергеевича. Работали агитаторы, пропагандисты, прославляли трезвый образ жизни, но большого ажиотажа их лекции не вызывали. Кампания буксовала, становилась явлением вредным, а порой и разрушительным – во всяком случае, в том виде, в котором проводилась.
Как и по всем вопросам бытия, у подполковника Аверина имелось собственное мнение – связанное с опасностью бросания из крайности в крайность. Но он его не афишировал. Выпить себе позволял – немного, в хорошей компании и исключительно качественные напитки. Обед заканчивался, он докурил, выбросил бычок в урну. В голове еще звучал голос генерал-лейтенанта Зимина – заместителя начальника управления:
«Теперь это твое дело, подполковник, – по линии нашего управления. Ты вне подозрений – уж, слава богу, знаю тебя. Работать скрытно, если своим не доверяешь. Погодина вернется из Америки только на следующей неделе. Пиши заявку, сколько людей тебе надо: Седьмое управление выделит „топтунов“, могут подтянуться люди из „шестерки“ с опытом оперативной работы. Но своих все же не игнорируй – странно это будет выглядеть. Мы точно не уверены, что у нас информатор. Балансируй, ищи решение. Ильинского вызовут в Москву, придумаем предлог, чтобы ничего не подумал. Скажем, совещание в верхах с целью убрать из его должности приставку ИО. Сразу брать не будем, походить за ним нужно, присмотреться к человеку. Мы, конечно, верим агенту „Людмиле“, но не так, чтобы безоглядно. Вдруг ошибка, а мы повелись? Такого, подполковник, нам не простят…»
Противно опасаться своих – тишком вести телефонные разговоры, постоянно прятать документы в сейф, бояться сказать лишнего. Люди не дурные, все поймут. В новом деле было много непонятного и странного. Подозревать приходилось людей, которых в жизни бы не заподозрил. Маша Погодина – любимица Зимина – умотала в секретную командировку (он-то знал, что в Америку), а до поездки пропадала по полдня, контактируя с некими засекреченными товарищами. Почему Погодина оказалась вне подозрений? Впрочем, не так, именно она сообщила с другого конца глобуса новость, что в управлении работает информатор… Через пять минут он сидел в рабочем кабинете на четвертом этаже, продолжал переваривать информацию. Закуток начальника был символически огражден, но насквозь простреливался взглядами. Удивленно поглядывал Костя Балабанюк – чего это товарищ подполковник постоянно лезет в сейф и обратно? И бумаг у него на столе явно убыло. До совещания у генерала не замечали за ним такой придури. Константин был самым молодым в отделе – лет 27–28, – но подавал надежды, схватывал все на лету. Впрочем, мог задуматься – и надолго. У Кости была жена, он это не считал ошибкой молодости, но иногда тяготился бременем, особенно по утрам. Наблюдения показывали, что супруга – особа с характером и уже начинает вить из парня веревки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.