– Сами сказали, что кричать нельзя, я и не кричала. На все остальное запрета не было!

Камал открыл рот, поднял руку и стал перебирать пальцами бороду.

– Помогает от стресса, да? А мне дайте подергать, я тоже хочу от стресса избавиться.

– Сядь. В. Машину. Лия, – похоронным голосом велел Камал, разделяя каждое слово.

– Подумаешь, бороду подергать пожалел. Жмот! – фыркнула я.

Развернулась и пошла в машину. Села на заднее сиденье и снова так хлопнула дверью, что Хасан все-таки не сдержал ругательства.

Он открыл двери с другой стороны, бухнул рядом со мной пакет с провизией, которую нам собрала сердобольная женщина, и рявкнул:

– Ешь!

– Не хочу, – уперлась я. – Сами ешьте!

Мужчины устроились впереди, а Хасан выругался:

– Шайтан, а не женщина!..

– Еще не поздно развернуться и отвезти меня домой. Можете не домой, тут оставьте, сама доберусь. Или я вам петь начну.

Я вдохнула воздуха в грудь и во все горло завопила:

– А я не хочу, не хочу по расчету, а я по любви, по любви хочу! Свободу, свободу, мне дайте свободу…

Мужчины затрясли головами так, словно их только что контузило. Камал снова выкрутил громкость музыки на максимум, неандертальцы облегчено выдохнули и переглянулись.

Счет три – три.

Может, я сегодня их так достану, что они развернут машину домой и вернут меня папе?

Надо постараться получше…

Меня начало мутить от бесконечно мелькающих деревьев за окном, музыки и двоих на переднем сиденье, которые то одновременно, то по очереди косились на меня, пока я придумывала очередной злодейский план, как довести до ручки двоих бородачей настолько, чтобы они извинились и развернули, наконец, машину.

Уверена, что на обратном пути я буду радоваться каждой мелькающей березке, а тошноту как рукой снимет.

Мысль, что все мои жалкие потуги не сработают, мельтешила где-то на периферии сознания, но пока не укоренилась в голове.

Я напряглась, когда Камал сделал музыку тише и свернул на проселочную дорогу. Тишина в салоне стала звенящей, я же струхнула так, что затряслись поджилки, а в голове всплыли самые страшные факты из новостной хроники.

– Куда мы едем? – испуганно спросила я. – Бармалей, поворачивай обратно на шоссе. Имейте в виду: если вы меня там убьете, я вам до конца вашей жизни буду призраком являться и петь! Да что вы молчите, куда вы меня везете, неандертальцы? Остановите машину, живой не дамся, ясно вам? Лучше тут убейте…

Камал невозмутимо припарковал «Гелик» у кромки реки, которую ранее за стеной леса было не видно, повернулся, залез в бардачок и достал… Наручники он достал.

Кажется, я побледнела. Я даже почувствовала, как кровь от лица отливает.

– Значит, вы меня не замуж похитили, да? Извращенцы! Маньяки! Да чтоб у вас борода поседела и отвалилась, сволочи! Чтоб у вас… Чтоб вы… Да вы…

– Поесть!.. – рявкнул Камал, который снова задымился. – Мы остановились поесть! А это…

Он помахал в воздухе наручниками…

– На случай если ты снова решишь фокусы показывать, ясно?

– Предельно, – с ненавистью выплюнула я.

Камал немного выдохнул и приказал:

– Выходи. Никаких побегов, криков и краж.

– Глаза разуй, тут воровать не у кого. И в зеркало посмотрись, там вора и увидишь.

– Лия…

– Камал, – тем же тоном передразнила я.

– Адова женщина! – резюмировал Хасан.

Камал вздохнул и вышел первым. Взял с заднего сиденья пакет с продуктами, пока я пыхтела внутри. Впрочем, Подумала и тоже вышла. Если они хотели меня напугать, то у них получилось, но Аракеловы не сдаются! Никогда.

Папа всегда учил смотреть в глаза своему страху и никому не показывать, что ты боишься. Поэтому я вздернула подбородок повыше и делала вид, что любуюсь природой.

Меня немного пошатывало от пережитого стресса, перед глазами мелькали темные круги, но я приложила все силы, чтобы неандертальцы этого не заметили.

Шум реки немного успокаивал нервы, а я подумала и решилась. Потому что хуже быть, конечно, может, но я упорно цеплялась за надежду, что ничего они мне не сделают. Поугрожают разве что.

Подошла к капоту машины, села на него, уперевшись ногами в передний бампер, и стала ждать. Чего – я и сама не знала, но, может, Аллах смилостивится и нашлет на этих двоих молнии? Или река выйдет из берегов и утащит неандертальцев в свои глубины?

– Эмилия, – обалдел Камал, увидев меня на капоте.

– Что? И сюда нельзя, да? Запрет был на воровство, крик и побег, – напомнила я.

– Слезь, – потребовал Камал.

– Знаете что? Так даже при инквизиции не издевались, как вы! – выплюнула я. – Не слезу, приковывайте! Давайте-давайте, издевайтесь над бедной мной, пугайте, угрожайте, связывайте. А я знаете что подумала? Если все-таки брак состоится, то вы же мне родственниками станете, да? Близкими, наверное. И на общих праздниках будем видеться, а я вам Аллахом обещаю, что вы эти дни будете помнить до самой старости, которая совсем недалеко, да, Хасан?

Хасан сдвинул брови к переносице и очень неодобрительно покачал головой. Камал громко втянул носом воздух, задержал дыхание, выдохнул, достал из пакета бутерброд и протянул мне:

– Ешь! Молча!

– А сок зажмотил, да? Я должна всухомятку давиться?

У Камала дернулась щека. Он достал томатный сок и протянул мне.

– Все? – рявкнул он.

– Да. Отойдите, вы мне вид загораживаете.

– Лия, – он показательно достал наручники и помахал ими у меня перед носом.

– Поняла, поняла, – с сарказмом пропела я, – но с дороги все равно… Ага, спасибо. Так мне ваши лица надоели, пока мы еха…

– Лия!

Я вздрогнула и вгрызлась в бутерброд.

Хасан с Камалом разделили оставшиеся сэндвичи, встали у крыла машины и молча жевали, коршунами следя за мной.

Я ела медленно, откусывая маленькие кусочки и тщательно прожевывая каждый. Мужчины уже съели по два бутерброда, а я все еще не осилила и половины своего.

– Лия, ешь быстрее, – очень вежливо поторопил меня Хасан.

– Нельзя быстрее, пищу надо тщательно пережевывать, особенно в вашем почтенном возрасте. Совсем желудок не бережете, да? А инсульт по этому поводу что вам говорит?

– Женщина, ты совсем традиции не знаешь? – взорвался Хасан. – Ты должна быть рада, что с таким характером тебя замуж берут! И с мужчинами в таком тоне не разговаривают!

– Я мужчинам и не хамлю – только тем, кто меня украл. И нормальный у меня характер, – не согласилась я. – Папа обещал, что замуж я выйду по любви, а не потому, что кому-то так нужно! И воспитывали меня не по традициям, меня папа в Европу учиться отправлял на два года!

– Куда? – встрял Камал. – В школу маленьких вредительниц? Тебя там научили не уставать болтать?

– Нет, в институт благородных девиц, – огрызнулась я.

– И где результаты обучения? – не понял Камал.

– А что, незаметно, что я очень воспитанная? – показательно удивилась я. – Ну, вы тогда глаза еще раз разуйте, а то понаобували, а я тут страдаю из-за вас.

– Аслан – хороший человек, он влюблен в тебя, – попытался достучаться до меня Камал, – он тебя не обидит, жить будешь счастливо, в достатке.

– А вы давно у себя дар предвидения обнаружили? Зуб даете, что счастливо? А если нет, то что? – взвилась я.

Я развернулась и посмотрела Камалу в глаза. И что-то там такое отразилось, что у меня забрезжила надежда.

Может, совесть, или какие-то зачатки эмпатии, я не поняла. Но вдруг мне стало тепло. И он не отрывал от меня взгляда, не моргал и не злился больше, а что-то другое было там. Непонятное, но теплое, солнечное. Камал дернулся, а я, словно завороженная, наблюдала, как расширились его зрачки и заиграли желваки. Как в моем любимом мультфильме про «дзынь».

Я даже на мгновение забыла, кто он, и снова резюмировала, что он очень красивый. И… такой… как медведь. Плюшевый и бородатый. И добрый. И не сделает он мне ничего, только пугает, чтоб впечатлилась и не вредничала.