Но его голос тонул в какофонии панических переговоров. Капитаны спасали свои корабли и свои экипажи – им было плевать на приказы командующего, который сам сидел в безопасности на флагмане, вдалеке от бойни.

На тактической карте гуляй-город стоял неподвижно – всё та же полусфера, всё та же непробиваемая стена. Ни один форт не пострадал. Ни один. Защитные поля, просевшие на несколько процентов в начале боя, уже восстанавливались, подпитываемые энергией от судов-генераторов в тылу строя.

А в глубине разрушенной станции корабли Василькова продолжали двигаться к выходу. К спасению. К победе.

– Чёрт, – выдохнул Суровцев. Потом громче: – Чёрт!

И наконец – во весь голос, срываясь на крик:

– Чёрт возьми!!!

Офицеры мостика молчали, не решаясь смотреть на командующего. В эфире продолжались панические переговоры – капитаны его эскадры докладывали о потерях, запрашивали помощь, пытались координировать отход.

А вице-адмирал Валериан Николаевич Суровцев стоял посреди этого хаоса и чувствовал, как земля уходит из-под ног.

Он проиграл. Снова проиграл.

И где-то там, в глубине разрушенной станции, Васильков наверняка улыбался…

…Я не улыбался.

Смотрел на карту, слушал перехваченные переговоры вражеского флота и не чувствовал ни триумфа, ни злорадства. Только усталость – глубокую, выматывающую усталость человека, который слишком долго балансировал на краю пропасти.

– Они отступают, командир. – Аристарх Петрович стоял рядом, и в его голосе звучало что-то похожее на облегчение. – Атака захлебнулась.

– Вижу.

Корабли Суровцева рассыпались по космосу, как осколки разбитого зеркала. Некоторые прятались среди руин станции – нашей станции, которую они же и разрушили. Ирония была бы забавной, если бы всё это не стоило столько крови.

– Выход через пять минут, – доложил штурман.

Пять минут. Ещё пять минут – и мы окажемся под защитой фортов. В безопасности. Наконец-то в безопасности.

«Афина» преодолела последний участок разрушенного коридора и вынырнула в открытый космос. Впереди, совсем близко, висела громада гуляй-города – двадцать пять бронированных крепостей, изогнутых в защитную полусферу. Их орудия ещё не остыли после недавнего боя, но уже разворачивались, готовые прикрыть нас от любой угрозы.

– Аякс, – я снова вышел на связь с «2525-ым», – мы выходим.

– Вижу вас, Александр Иванович! – голос Пападакиса был всё таким же весёлым, несмотря на всё, что произошло. – Добро пожаловать на свободу! Как вам представление?

– Впечатляющее. Передай благодарность командирам и канонирам фортов.

– Передам. Хотя они скромные – скажут, что просто делали свою работу.

Просто делал свою работу. Это было не просто «работой». Это было искусством войны.

Один за другим корабли моей эскадры выныривали из руин станции и занимали позиции под защитой гуляй-города. «Гангут» появился первым – тяжёлый, изрядно потрёпанный бомбардировками, но целый. За ним «Святой Андрей», несущий раненых. И наконец – на буксире повреждённые «Святой Александр» и «Россия», два крейсера, которые должны были стать жертвами, а вместо этого выжили.

Все целы. Все живы. Мы выжили.

Вопреки всему.

Я откинулся в командирском кресле и закрыл глаза. Веки были тяжёлыми от бессонницы. Сколько часов без сна? Сутки? Больше? Время превратилось в одну сплошную полосу напряжения и решений.

Где-то там, на «Новороссийске», Суровцев наверняка сейчас кричал на своих офицеров, изливая злость и разочарование. Я знал его достаточно хорошо, чтобы представить это – покрасневшее лицо, срывающийся голос, кулаки, колотящие по подлокотникам. Валериан никогда не умел проигрывать с достоинством римского патриция, которое он старался нести…

Место действия: звездная система HD 23888, созвездие «Ориона».

Национальное название: «Смоленск» – сектор Российской Империи.

Нынешний статус: спорная территория.

Точка пространства: орбита центральной планеты Смоленск-3.

Дата: 17 августа 2215 года.

– Александр Иванович, они не отстают.

Голос Аякса Пападакиса в динамике связи звучал непривычно серьёзно. Обычно мой друг находил повод для шутки в любой ситуации, но сейчас даже ему было не до веселья. На тактической карте, горящей призрачным светом в центре мостика «Афины», красные отметки вражеских кораблей роились вокруг нашей группы, как стая хищников, преследующих раненую добычу.

– Вижу, – ответил я, не отрывая взгляда от карты.

Мы отходили от разрушенного орбитального комплекса уже двадцать минут, и каждая из этих минут была наполнена напряжением. Форты гуляй-города двигались раздражающе медленно. Мои корабли с учетом буксировки поврежденных ранее могли идти минимум вдвое быстрее, но мы были привязаны к фортам, как караван к самому медленному верблюду.

А позади, с каждой секундой сокращая дистанцию, шли крейсера Суровцева.

Я изучал тактическую карту, анализируя диспозицию противника. Валериан разделил свои силы на несколько групп: основная масса шла прямо за нами, поддерживая давление; фланговые отряды обходили с двух сторон, пытаясь охватить; а где-то на периферии, словно хищник, ждущий своего часа, крейсировала эскадра контр-адмирала Должинкова.

Нам нужно было уйти далеко от орбиты Смоленска-3, и причины были чисто физическими. Гиперпрыжок – не просто нажатие кнопки. Это сложнейший процесс, требующий идеальных условий. Воронка подпространства, открывающаяся например рядом с планетой, может затянуть в себя обломки, астероиды, любой космический мусор – и столкновение внутри туннеля означает верную гибель. А гравитационное и магнитное поле крупного небесного тела искажает траекторию перехода, способно выбросить корабли далеко от расчётной точки выхода.

Именно поэтому нам нужен был «чистый» космос. Открытое пространство, свободное от обломков разрушенной станции, вдали от гравитационного колодца планеты. И до этого пространства – ещё добрых триста с гаком тысяч километров.

– Аристарх Петрович, – я повернулся к старпому, – расчётное время до точки безопасного прыжка?

Жила склонился над навигационным пультом, его пальцы быстро пробежались по сенсорам, выводя на экран траектории и расчёты.

– При текущей скорости – примерно около сорока минут, господин контр-адмирал.

Сорок минут. Целая вечность, когда за тобой гонятся почти восемьдесят вражеских вымпелов.

Я снова посмотрел на карту, оценивая диспозицию. Наша разношерстная группа – восемь уже изрядно поврежденных и ослабленных кораблей моей эскадры, двадцать пять фортов, тяжёлый крейсер «2525» Пападакиса, четыре эсминца и четыре судна-генератора – двигалась прочь от орбиты Смоленска-3. Форты по-прежнему сохраняли полусферическое построение, развернув защитный купол в сторону преследователей.

А преследователей было много. Слишком много.

Крейсера Суровцева – те, что уцелели после двух неудачных атак – перегруппировались и теперь шли за нами, постепенно обгоняя с флангов. Они были быстрее нас, и они использовали это преимущество на полную катушку. Не атаковали в лоб – Валериан усвоил урок – но окружали, охватывали, отрезали пути отхода.

Повторюсь, на периферии, дрейфовала эскадра Никиты Викторовича Должинкова. Контр-адмирал держался на расстоянии, не приближаясь к фортам, но и не уходя далеко. Словно наблюдатель, ждущий развязки драмы.

– Этот ваш Суровцев не отступится, – произнёс Аристарх Петрович, и в его голосе слышалась мрачная уверенность. – Он будет атаковать снова и снова, пока мы не совершим прыжок. Или пока он нас не уничтожит.

– Знаю.

Я знал. Валериан Николаевич Суровцев был многим – карьеристом, интриганом, жестоким командиром – но трусом он не был никогда. А тут еще два поражения подряд лишь разожгли его ярость. Сейчас новоявленный вице-адмирал был как раненый зверь: опасный, непредсказуемый, готовый на всё ради того, чтобы вцепиться в горло своему обидчику.