Они двигались по направлению к фортам. К своему спасению и свободе.

– Господин вице-адмирал, – голос старшего офицера прорезал тишину мостика, – противник покидает станцию. Курс – на соединение с фортами.

– Да вижу я, – процедил сквозь зубы Валериан Суровцев.

Он видел. Видел, как «Афина» протискивается через разрушенный транспортный коридор, где ещё недавно его канониры устраивали смертельный заградительный огонь. Видел, как за ней следуют «Гангут» и «Святой Андрей», тяжело переваливаясь между обломками. Видел, как изувеченные «Святой Александр» и «Россия» ковыляют в хвосте колонны – два корабля, которые должны были стать трофеями, а теперь уходили вместе со всеми.

И ничего не мог сделать.

Потому что между ним и Васильковым стояли форты, отогнавшие своим приближением часть крейсеров Суровцева с одного из направлений. Та самая непробиваемая стена, о которую только что разбилась эскадра Должинкова.

При мысли о контр-адмирале Тихоокеанского флота Суровцев почувствовал новый прилив злости. Должинков. Предатель. Человек, который отказался выполнять прямой приказ, который увёл свои корабли из боя, который позволил гуляй-городу беспрепятственно добраться до станции.

Их последний разговор до сих пор звенел в ушах вице-адмирала. Его крики, обвинения, угрозы – и холодное спокойствие Должинкова в ответ. «Я спасаю своих людей», – сказал он тогда. Своих людей. Словно это оправдывало всё.

А теперь «Владивосток» и остатки его эскадры стояли в стороне, вдалеке от фортов, отказываясь приближаться. Должинков был «научен горьким опытом», как он сам выразился. Научен – и сломлен.

Но Суровцев не собирался сдаваться.

Он отвернулся от тактической карты и обвёл взглядом мостик. Офицеры смотрели на него – кто с ожиданием, кто с тревогой, кто с плохо скрываемым страхом. Они тоже видели, что произошло с кораблями Должинкова. Они тоже понимали, с чем им предстоит столкнуться.

Но они были его людьми. И они выполнят приказ.

– Прекратить бомбардировку станции, – махнув рукой, распорядился вице-адмирал. – Всем вымпелам западного сектора – отойти на безопасную дистанцию от фортов. Крейсерам и линкорам – перестроение для атаки в указанных мною точках сбора.

– Какое построение, господин вице-адмирал? – спросил его, старший помощник Нилов.

Суровцев снова посмотрел на карту. Форты стояли единой линией, прикрывая выход из станции. Фронтальная атака – самоубийство, это уже доказал Должинков. Но что если ударить не в лоб, а с флангов? Разделить силы, атаковать с двух направлений одновременно?

Идея была рискованной. Но других вариантов не оставалось.

– Формируем два ударных «клина», – произнёс Валериан Николаевич, и его голос обрёл уверенность человека, окончательно принявшего решение. – По тринадцать-пятнадцать вымпелов в каждом. Первый клин возглавит линкор «Адмирал Пантелеев», второй – тяжелый крейсер «Кореец». Атакуем с двух направлений, обходя форты с боков.

– С «флангов»? – старший офицер нахмурился.

– Их общее защитное поле направлено вперёд. – Суровцев ткнул пальцем в карту. – Они выстроились линией, чтобы прикрыть выход дредноутов Василькова. А если мы ударим сбоку, им придётся несладко!

Логика казалась безупречной. Гуляй-город был мощным, но в том числе и из-за своей скорости, казался неповоротливым. Если атаковать быстро, да еще и с двух сторон, не давая им времени среагировать… то…

– Передать приказ по эскадре, – скомандовал вице-адмирал. – Формирование клиньев. Атака через двадцать минут, как только выйдем на позиции.

Офицеры бросились выполнять. Связисты передавали команды, операторы корректировали курсы, штурманы рассчитывали траектории. «Новороссийск» оставался на месте – Суровцев не собирался рисковать флагманом в этой атаке. Но его корабли Тихоокеанского флота, включая вышеупомянутые линкор «Адмирал Пантелеев» и тяжелого крейсера «Кореец», а также частично и «золотые» крейсера – все они сейчас перестраивались, готовясь к удару…

***

– Они перестраиваются.

Голос Аристарха Петровича звучал спокойно, почти буднично – словно он комментировал погоду, а не манёвры вражеского флота. Но я знал своего старпома достаточно хорошо, чтобы расслышать скрытое напряжение в его словах.

– Вижу, – ответил я, не отрывая взгляда от тактической карты.

«Афина» медленно продвигалась через разрушенный коридор станции, и каждый километр давался нам с трудом. Вокруг громоздились обломки – оплавленные балки, разорванные модули, куски обшивки, вращающиеся в невесомости. Штурман вёл корабль осторожно, ювелирно, выбирая путь между препятствиями.

Впереди, в конце этого коридора смерти, виднелось открытое пространство. И там, на границе чёрной пустоты, стояли форты моего гуляй-города – наше спасение.

Но между нами и спасением на неком отдалении теперь выстраивались два клина вражеских кораблей.

Я присмотрелся к карте. Суровцев разделил свои силы – часть крейсеров и линов формировала один клин, часть – другой. Они расходились в стороны на безопасном расстоянии, обходя форты с флангов, готовясь атаковать с двух направлений одновременно.

Умно. Валериан всегда был хорошим тактиком – это я признавал, даже ненавидя его. Фронтальная атака на гуляй-город провалилась, и он быстро сделал выводы. Теперь пытался найти слабое место в нашей обороне.

Жаль, что он не знал или пока не понимал того, что знал я.

– Аякс, – я активировал канал связи с «2525-ым», – ты видишь их манёвр?

Ответ пришёл мгновенно – весёлый голос Пападакиса, в котором не было и тени беспокойства:

– Вижу, Александр Иванович. Фланговый охват. Классика.

– И что думаешь?

– Думаю, что командиры гарнизонов наших фортов сейчас от души смеются. – Айк и сам хохотнул. – Господин Суровцев, похоже, не понимает, с чем имеет дело. Гуляй-город – это не статичная оборонительная линия. Это живой организм.

Живой организм. Хорошее определение. Я понял, что мои распоряжения и указания им не нужны, сами прекрасно справятся.

– Сколько нам ещё до выхода из станции? – спросил я у штурмана.

– Пятнадцать минут, господин контр-адмирал. Может, двадцать – если придётся обходить крупные обломки.

За это время Суровцев успеет начать атаку. Вопрос в том, чем она закончится.

– Продолжать движение, – приказал я. – Максимальная осторожность, но не снижать скорости. Чем быстрее мы выберемся – тем лучше.

«Афина» вздрогнула, огибая особенно крупный фрагмент разрушенного модуля. За нами, вытянувшись в колонну, следовали остальные корабли эскадры. Все мы ползли к свету в конце туннеля. Пока где-то там, в чёрной пустоте за пределами станции, начинался новый этап сражения…

***

Два «клина» врезались в пространство по обе стороны от гуляй-города с разницей в несколько секунд.

Валериан Николаевич наблюдал за атакой с мостика «Новороссийска», и сердце его билось чаще обычного. Первый «конус» – тринадцать кораблей во главе с линкором «Адмирал Пантелеев» – заходил с востока, огибая крайние форты строя. Второй клин – четырнадцать вымпелов под командованием капитана первого ранга Веригина на «Корейце» – атаковал с запада.

Идея была проста: ударить туда, где защита слабее. Форты выстроились линией, направив свои орудия и поля вперёд, на защиту выхода из станции. Фланги должны были остаться уязвимыми.

Должны были.

Первые залпы сорвались с орудий «Адмирала Пантелеева» – мощные плазменные заряды, способные пробить броню тяжёлого крейсера. Они устремились к ближайшему форту, к его незащищённому, как казалось, боку…

И тогда гуляй-город начал меняться.

Суровцев посмотрел на карту и не поверил своим глазам. Форты – почти все, за исключением самых центральных – пришли в движение. Не быстро, нет – их скорость оставалась всё той же черепашьей, которую вице-адмирал уже успел презрительно отметить в уме как главную слабость этих крепостей. Но они двигались не по прямой, не вперёд или назад. Они перестраивались, постепенно поворачиваясь.