Поводом интереса ретроники к раннему христианству послужила стабильная и острая реакция христианских церквей на любые выяснения историчности персонажей I–III веков, связанных с возникновением и становлением веры. Вот что пишет один из наиболее образованных теологов XX в. А. Мень: «В самом деле, Вселенная могла быть создана и устроена любым способом, и от того, какой из них признают более вероятным, сущность религии не меняется. Однако совсем иначе обстоит дело с возникновением Церкви. Здесь для христиан выводы науки уже не столь безразличны, как космологические теории, ибо Евангелие неотделимо от личности Иисуса Христа. Пусть, например, было бы доказано, что Платон — миф, а его книги написаны кем-то иным; это не нанесло бы ущерба платонизму как доктрине. Но когда от имени науки говорят, что Иисус Назарянин — вымышленный образ, то тем самым стремятся разрушить все здание Церкви». Получается, что гигантский объем научных и литературных трудов, обосновывающих христианство — всего лишь дешевая бутафория. Иначе говоря, учение, которого придерживается 2 000 000 000 человек, каким-то мистическим образом почти 2000 лет держится исключительно на харизме своего покойного основателя. Странно, не правда ли? А вот еще одна цитата (из редакционной статьи официального церковного издания): «Вопрос о происхождении христианства полностью разрешается историческими свидетельствами священных писателей Нового Завета, мужей апостольских, апологетов, а также противников христианства, и светских историков I–III веков, не говоря уже о писателях позднейших». Посмотрим каким же именно образом этот вопрос разрешается.

Существенное замечание: в процессе поиска информации рассматривались различные, в т. ч. и закрытые источники — в частности мальтийская библиотека тамплиеров и внутренняя библиотека Ватикана (первая считается мифом, про вторую говорят, что она совершенно недоступна для посторонних — оба этих утверждения не соответствуют действительности), а также ряд сообщений частного характера. Использовались, однако, лишь те из них, которые нашли подтверждение в авторитетных, открытых и общедоступные источниках — на которые и будут даваться ссылки в тексте.

Напоминаем: ретроника имеет дело только с теми источниками, достоверность которых проверена, признана и не вызывает серьезных сомнений.

Согласно церковной версии, в 312 г. первый христианский император Константин выиграл битву за Рим под знаком креста. По легенде некое крестообразное небесное знамение и вещий сон (с участием лично Иисуса Христа) подсказали ему незадолго до битвы изготовить знамя в виде креста и изобразить кресты на щитах воинов. Правитель-конкурент — язычник Максенций, несмотря на превосходство в живой силе, проиграл битву и с этого знаменательного события ведется отсчет эпохи «легального» христианства.

Логики в этой новелле не больше, чем в известном рассказе барона Мюнхаузена о вытаскивании себя из болота за волосы.

Представьте себе опытного командира, который перед решающим сражением приказывает заменить испытанное боевое знамя на непонятную штуку из двух палок и приделать по такой же штуке каждому солдату на щит. Странно и не убедительно.

Тем более странно, если учесть, что крест в то время — не символ христианства. Наоборот, христиане считают крест знаком позора и смерти (это как раз вполне логично, если вспомнить сколько христиан было на нем распято в разное время и по разным поводам). Это — признанный исторический факт.

При этом наличие креста в качестве знамени и знака на щитах легионов Константина — тоже исторический факт. Приходится предположить, что во-первых, эти кресты появились не перед решающей битвой, а гораздо раньше и, во-вторых, означали для воинов нечто важное, но к христианству отношения не имеющее.

Еще один исторический факт: Константин никогда не был христианином (считается, что он принял христианство буквально перед смертью в 337 г., но тому нет объективных подтверждений). Всю сознательную жизнь он придерживался культа «Sol Invictus» — «Непобедимого Солнца» (которому со II в. поклонялись все императоры Рима и речь о котором пойдет ниже).

Логично было бы предположить, что первый христианский император (так же, как кресты его легионов) не имеет отношения к христианству, но это противоречит третьему историческому факту: С 313 по 337 г. Константин открыто управлял христианской церковью в качестве великого понтифика — т. е. верховного римского жреца (разумеется, языческого) и епископа — т. е. главы церковной общины (разумеется, христианской).

Первая должность принадлежала ему как императору (согласно установлению Октавиана от 12 г. до н. э.), на вторую он назначил себя сам («Вы — епископы внутренних дел церкви, а меня можно назвать поставленным от Бога епископом внешних дел» — из речи Константина на закрытии Никейского собора, 325 г.). В этом качестве (не ясно, в каком из двух) он определял политику церкви и решал церковные споры (так в 316 г. он конфисковал церкви сторонников епископа Доната). Он также созывал и возглавлял соборы, в т. ч. 1-й вселенский Никейский собор в 325 г., на котором заставил епископов принять единый Символ веры. Несогласные были отлучены от церкви и отправлены в ссылку, их священные книги — сожжены, а укрыватели книг — казнены.

Еще один интересный исторический факт: должность великого понтифика сохранилась до сих пор, только до 379 г. она принадлежала императорам, а после — римским епископам (т. е. папам).

Чтобы не быть голословными, приведем несколько документов императора Константина.

313 г. Миланский эдикт. «Прибыв в Медиолан, мы, Константин и Лициний, занялись внимательным рассмотрением дел, ведущих к общей пользе и благу, и между прочими распоряжениями, или, лучше сказать, прежде всех распоряжений, сочли необходимым сделать постановление, которым охранялся бы страх и благоговение к Богу, а именно сочли полезным разрешить и христианам и всем свободно следовать той религии, какой каждый пожелает, чтобы божественное и небесное Существо, как бы Его не называли, было благосклонно и к нам и ко всем нашим подданным».

313 г. Из письма Константина к проконсулу Африки (по поводу раскола Доната). «Признаюсь, я решительно не считаю возможным смотреть сквозь пальцы на споры и раздоры этого рода. Они могут вызвать гнев верховного Божества не только против рода человеческого, но и против меня самого, правительственному поручению которого манием небесным вверено все земное. Ибо я до тех пор не могу оставаться спокойным, пока все подданные, соединенные в братском единомыслии, не будут воздавать Богу истинного поклонения, предписываемого кафолической верой».

321 г. Константин вводит новый религиозный праздник: «достопочтенный день солнца». Этот день — Воскресение — на многих языках мира до сих пор называется «солнечным днем» (Sunday).

324 г. Из письма Константина епископу Александрии. «Ставлю в свидетели Самого Бога, Помощника в моих предприятиях и Спасителя всех, что во всех своих действиях я руководствовался двумя побуждениями. Во-первых, я предположил представления всех людей о Божестве соединить как бы в один общий строй; во-вторых, возвратить прежнее здоровье целому организму империи, пораженному как бы некоей тяжкой болезнью. Поставив это задачей для себя, одно я решил, взвешивая все тайным взором мысли; другого я пытался достигнуть силой оружия. Я понимал, что если бы, согласно моим задушевным желаниям, я установил общее согласие в мыслях между всеми почитателями Бога, то это принесет пользу и управлению государственному, дав ему изменение, соответствующее благочестивым расположениям всех».

325 г. Из символа веры (Credo), предложенного Константином и принятого Никейским собором: «веруем во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия рожденного от Отца прежде всех веков, Бога истинного, рожденного от Бога истинного, единосущного Отцу».