-Очень аккуратный шов. – И все это по-английски. Вот ведь… гадский-гад, видел же, что я ни в зуб ногой по-итальянски.

-Вы разрешите, я слезу с кресла? – а он так смотрит, типа, что? Какое кресло? А потом приходит в себя и говорит:

-О, конечно-конечно… Сейчас я выпишу вам направления на анализ крови, УЗИ…, - дальше я его не слушаю.

Мы прошли с Верой по всем кабинетам, которые были указаны в специальном бланке.

-Я хочу пи-пи, - говорю Вере, как только мы вышли из последнего кабинета.

-Давай так, я отнесу все результаты Алессандро, а ты иди в туалет. Встретимся в холле.

Иду по направлению туалета.  За мной идет медсестра или санитарка, она везет на тележке медицинские инструменты. Навстречу мне идет мужик, не старый, но дышит как дед ста лет, держится за грудь и кашляет. Сейчас любой, кто кашляет – враг человечества. Ну и я так, чуть в сторонку делаю шаг, мало ли…, маска, дистанция, прививка, всё по списку…  Он проходит, и я слышу грохот позади себя. Резко поворачиваюсь и вижу, что этот мужик лежит на полу, а грохот был от опрокинутой тележки медсестры.

Она стоит, глаза выпучила и смотрит на него открыв рот. Ну мы ж в больнице, чего может с ним случиться, да? Вокруг никого, как вымерли все и даже шум не заставил никого выглянуть из кабинета и спросить в чем дело. А мне, больше ж всех надо, я ж, мать её, супергерл, руку вверх и плащ развивается по ветру… Ту-туруруд-ту-ту!

Подбегаю к нему и падаю на колени. А он не дышит, придурок такой! Грудная клетка вздулась так, что и рёбра не прощупываются. Блин-блинский, и что делать?

-Стерильные, - спрашиваю у медсестры показывая на инструменты? - А она дура, как стояла, так и стоит с открытым ртом. – Иди, - кричу на нее, - позови кого-нибудь.

Может она не говорит по-английски? Она стоит, словно мумия и даже не моргает. Пнуть бы ее под зад, да времени жалко. Тут выходит из-за угла Вера, святая женщина.

-Ты чего здесь? – спрашивает она.

-Зовите кого-то на помощь, он в обморок бухнулся и не дышит.

-Бегу, - разворачивается и правда бежит. А медсестра продолжает наблюдать.

Слава богу, что сейчас антисептик на каждом шагу. Хватаю бутылку с дозатором и принимаюсь обрабатывать все что можно: руки, скальпель, мужика, выхватываю ручку из кармана медсестры, достаю стержень и дезинфицирую трубочку. Мысленно принимаюсь молиться и заодно материться на медсестру.

Вся на адреналине, но руки не трусятся. Делаю разрез и вставляю трубочку… Воздух выходит, и он начинает дышать.

По закону жара, когда один суперкрутой чувак расправляется с армагуительным криминалом мирового масштаба, как будто из-за угла вылетают вертолеты; куча полицейских машин с мигалками; бегут люди в бронежилетах с надписью FBI, а он – герой, в крови и соплях, криво ухмыляется. И тут звучит фраза вечного помощника афроамериканца: «Как, черт тебя дери, ты попал в это дерьмо?».

Вот и я, сижу над задышавшим мужиком, криво улыбаюсь, и в голове именно эта фраза.

Мужика подхватили врачи, дальше все должно быть хорошо. Он же в больнице, как ни как. Поднимаю глаза и вижу Веру и этого, как там, Адольфо, Альберто, Арландо, Челентано…, точно, Адриано.  Он помогает мне подняться и куда-то тянет. Смотрю на Веру, а на ней самой лица нет.

Заходим в просторный светлый кабинет.

-Присаживайтесь, - кивает в сторону дивана. Подходит к бару, наливает в стаканы виски и ставит перед нами на журнальный столик. Подходит к своему столу и плюхается в кресло.

-Я, вообще-то пришла становится на учет по беременности, - отодвигаю стакан от себя подальше.

-А я за рулем, - говорит Вера и делает то же самое.

-А я выпью, - итальяшка итальяшкой, а тяпнуть любит… И одним глотком опрокидывает все содержимое стакана в себя. А если пьют без закуски, это уже признак алкоголизма, или списать все на нервы? Смотрит на меня этот Адриано как-то не по-доброму…

-Что? – задаю вопрос первой, - надо было дать ему умереть? Это не толерантно вмешиваться в процесс его единения с Богом?

-Ты врач?

-Есть такое…

-Какой?

-Пока никакой. В смысле хотела повысить уровень до хирурга-кардиолога, не судьба…

-Врачом взять тебя не могу, пойдешь ко мне помощницей?

-Так я это…, того…, - показываю руками на живот, - и итальянский не знаю, только английский.

-Я ж русский выучил. И ты осилишь. Тем более мне нужен помощник, который будет заниматься иностранцами и разберет вот эти завалы, - а я думала это стиль такой, а это оказывается стол бумагами завален…, ааааа…

Смотрю на Веру вопросительно.

-Ну ты ж хотела работу. Вот тебе и работа.

-Только я целый день не могу, мне график нужен.

-Все будет, как хочешь. – И смотрит так на меня, не знала бы, что он мутил с Верой, подумала бы, что клеится.

Возвращаемся с Верой домой. А у меня язык чешется, а как спросить не знаю.

-Ну не томи, - Вера прекращает мои внутренние метания, - говори.

-А вы с ним, с Адриано, не того, не встречаетесь.

-Нет.

-Почему. Он такой нормальный, для своего возраста.

-Я не верю мужиками. Прикинь, Вера не верит…, - ага, смешно, только она грустная. – Можно сказать, что даже побаиваюсь. Да и мне-то уже пятьдесят один… Ему нужна молодая, сейчас все мужики клюют на молодость.

-А может он другой?

-Дурной, кривой, косой, а ещё ссытся и глухой? Никому не верю. Приятно провели время в компании и чао. Домой я его не приведу.

Больше ни лезу куда не просят. Сами разберутся, не маленькие.

Работа меня очень увлекла. И да, через пару месяцев я уже понимала, что там бурчат медсестры, и отвечала им на ломаном суржике из трех языков.

Павел

Никогда не чувствовал себя так отвратно. Меня тошнит от самого себя. Почему я не остался? Почему не объяснил? Хотя что, собственно, объяснить я хотел? Я видел её взгляд, в котором четко читалось, что я слабак. Пусть будет так.

Хотя, с другой стороны, я прекрасно понимаю, что сделал так не ради себя, а ради нее. Что я могу ей дать? Со мною не будет: «Жили долго и счастливо». Я не умею быть романтичным, не прислушиваюсь к чужому мнению, я – одиночка по жизни. Да и багаж, в виде моего личного кладбища, когда-нибудь, да и даст о себе знать.

Такими словами я успокаиваю себя вот уже который месяц. Сотрудники шарахаются от меня как от бешеного пса, у которого из уголка рта стекает пена. Если раньше они считали меня странным, то теперь думают, что я больной на всю голову, псих.

Как только они замечают меня в коридоре сразу разбегаются в разные стороны. Ни у кого не возникают вопросы относительно спорных случаев, бумаги на подпись сами материализуются в моём кабинете, и так же исчезают. Главврач несколько раз порывался со мной поговорить, но видно взгляд «я убью тебя лодочник», или просто хорошо развитый инстинкт самосохранения, заставляли его закончить разговор так и не начав.

Мне кажется, что даже трупы, как-то сжимаются услышав мой голос, стараются не отсвечивать и не привлекать к себе лишнего внимания с моей стороны. Хорошо хоть не крестятся.

Ах, да, я ж забыл сказать, что не придумал ничего лучше, чем начать пить. Я не знаю, что находили в этом процессе мои родители, но, лично я, никаких сверх наслаждений от этого не получаю. Более того, мне это не нравится, но я продолжаю упорно вливать в себя по литру каждый день, как будто наказываю себя.

И все это продолжается вот уже двести пятьдесят восемь дней. Да, я просрал больше шести месяцев жизни. В таком темпе прошла осень, Новый Год, и ещё хренова туча никому ненужных праздников, закончился февраль, началась весна, а у меня каждый день на репите. Проснулся с бодуна, принял душ, выпил таблетку, оделся, поехал на работу. Давно пользуюсь услугами такси, хоть тут ума хватает не брать машину, не хватало ещё сбить кого-нибудь в нетрезвом состоянии. На работе отсидел положенное время и опять домой, к бутылке. В зеркало не смотрю, даже когда умываюсь и чищу зубы, противно. Рожа мне моя противна. Я сам себя не уважаю, страшно представить, как ко мне относятся другие. Наверное, как к дерьму, которое прилипло к ботинку. Ты его оттираешь и так и сяк, и листочком, и об траву, вроде не видно, но воняет, сука…