Но дома не было. Более того. Улица эта была не Сладкая. В том смысле, что она назвалась Горбе́нко. Да-да. Та улица, по которой я взад-вперед ходила в поисках дома со старинной чугунной табличкой с адресом «Ул. Сладкая, 13», называлась по фамилии некоего гражданина Горбенко. И дом номер тринадцать на ней тоже имелся, прямо напротив, по другой стороне. Ведь именно по ней шла нечетная нумерация.

Я так замучилась искать, что забыла и про изменщика Димку, и про лживую тварь Маринку, и про то, что мне завтра надо куда-то съехать и желательно не к маме с папой, ведь я же взрослая…

Я отчаянно злилась на то, что этого чертового дома с адресом «ул. Сладкая, 13» нет на этой чертовой улице Горбенко. Логично как бы, но он ведь до этого был. Ну или я действительно спятила и словила галлюцинации. В это я отказывалась верить. Мне всегда и родители, и учителя говорили, что у меня на редкость устойчивая психика, что я не подвержена тревожности и перепадам настроения. Нет, последнее случалось, как и у всех девушек, достигших определенного возраста, и зависело исключительно от гормонального фона.

Но не от мозга. С мозгами у меня все было в порядке, с характером тоже, и с нервной системой также.

Именно в момент, когда я дошла до пика ярости по вполне объективной причине, а не потому, что моя психика нестабильна, позвонил Димка.

– Да! – ответила я, сдувая с глаз прядь волос.

– Ну ты где? Ужина нет, а ты все где-то бродишь, – тоном капризного мальчика протянул мой бойфренд.

Бывший бойфренд, хотя он об этом еще не знает.

– Гори в аду! – рыкнула я, сразу же вспомнив о том, что мне довелось увидеть сегодня.

– Что? – не понял он. – Алло, я не расслышал.

– Готовь сковороду! – голосом очень доброго человека ответила я.

– Да что ее готовить? Малышка, а ты зайдешь еще в магазин? Купи картошки и в отделе кулинарии мои любимые голубцы. Очень хочу на ужин большой голубец.

– Ну ты и… капец… – пробормотала я, офигевая от его наглости.

– Что? Какие-то странные помехи. Так ты зайдешь?

– Нет, не зайду. Я далеко. Так что никаких голубцов и никакой картошки. Меня не жди, вари себе пельмени, – стараясь не послать его к ядреной щуке и маме, ответила я.

– Не хочу пельмени. Ничего, я подожду тебя, магазин работает до двадцати двух часов, ты успеешь.

Дышать. Дышать, Дышать.

Я далеко. Я не могу его сейчас убить. И мне нельзя сейчас его нецензурно обложить. Сначала я заберу свои вещи. Димка только притворяется милым, на самом-то деле он очень мстительный и способен на подлости.

Нельзя дать ему шанса напакостить мне. Забрать вещи. Сменить все логины, пароли и доступы ко всем сайтам, почистить куки во всех общих гаджетах. Забрать свои деньги, о которых он знал.

И непременно сразу же после этого во всех соцсетях выставить статус, что мы расстались, потому что я застукала его с моей лучшей подругой. После чего внести в черный список и заблокировать обоих. А то знаю, с него станется начать распускать сплетни, что это я ему изменила.

Я кисонька. Я милая добрая кисонька. Я большая добрая львица.

– Я все равно не пойду в магазин, так что можешь меня не ждать. Я не стану покупать картошку и голубцы, а потом готовить ужин, – максимально сдержанно ответила я и даже глаза прикрыла, таких неожиданных усилий это стоило.

Надо же, как быстро я излечилась от любви. Пять лет отношений, три минуты наблюдений за изменой, один разговор – и все. Вместо любви – обжигающее презрение и ненависть.

– Ты сегодня какая-то недобрая… – не привыкший к моим отказам Димка озадачился. – У тебя эти дни, что ли? Вроде рано.

– Да! – обрадовалась я подсказке. – У меня эти дни. И я, может, вообще, сейчас к родителям съезжу и у них переночую. Настроение отвратительное, так что лучше не беси.

– Так бы сразу и сказала, – фыркнул он. – Ладно, закажу доставку. Пока тогда. Раз не вышло с голубцами, закажу-ка я себе ролы и су́ши. – И Димка завершил звонок.

– Чтоб тебя вампир иссу́шил! – прошипела я, сознательно ставя ударение не на тот звук, и яростно уставилась на потемневший экран смартфона. – А-а-а-а! Гаденыш! Ненавижу!

От злости аж ногами потопала в исступлении. На меня кто со смешками, кто с опаской, кто осуждающе смотрели прохожие. Усмирив бешенство, я позвонила родительнице:

– Ма-а-ам! А закажи роллы и суши? Я к вам сейчас приеду и останусь на ночь.

– А я тебе сразу предлагала! – тут же поняла она, что вся моя бравада, мол, да я кремень, да я выдержу, да я не подам виду, всего лишь…

Ну, короче, мама хорошо знает мой характер. Психика у меня крепкая, да. Но если меня довести, я немножко берсерк.

И нет, вечером уже в родительском доме я не плакала. Ни слезинки не проронила. А вот задорное взрослое интимное видео, снятое на телефон, маме показала.

– Вот же сучка крашеная! – сказала мама, глядя на толстый зад Маринки.

– Да! – подтвердила я.

– Надо будет ей отомстить. Я подумаю как.

– Хорошо, – кивнула я.

Подцепила палочками ролл с лососем, дождалась, пока мама возьмет свой с тунцом, и мы с нею чокнулись за упокой моей дружбы с Мариной Капу́стиной и за такой же упокой моих пятилетних отношений с Дмитрием Аниськиным.

– Аминь!

– Воистину!

– Ну сейчас-то уже можно сказать? – спросила мама, прожевав.

Я вздохнула. Я положила палочки на стол. Я закатила глаза к потолку. Я сказала:

– Ладно, сейчас можно. Но один раз!

– А я говорила! Я всегда говорила, что твой Димка – козел, что встречаться с ним не надо и что не нужно было переезжать к нему, потому что его мама тоже… Мама козла. Фух! Аж полегчало…

Мы переглянулись и расхохотались в голос.

Папа, пришедший в этот момент домой с работы, застал нас утирающими слезы от смеха.

– Пап, а я съезжаю от Димки. Он гад. Не хочу с ним больше водиться.

– Ладно. К нам или снимем квартирку? – спросил он и утащил прямо руками ролл из маминой тарелки.

Она шлепнула его по пальцам и дала палочки.

– А можно?! – У меня округлились глаза.

– Можно. У коллеги сын уезжает на год в другую страну по контракту с иностранной компанией. У них там какой-то проект с геологоразведочными работами. Освобождается на этот срок маленькая холостяцкая студия в центре. Сегодня как раз обсуждали.

Вот так все и решилось.

Утром следующего дня мы с родителями сидели в машине у подъезда, где я жила последние несколько месяцев.

И как только Дима и его мама уехали, мы просочились в подъезд. Вещей у меня было не так уж и много. Мы все покидали в принесенные с собой коробки и большие черные мешки. Упаковали хрупкое. Сложили Марусеньку и мою любимую кружку в отдельную сумку. Немного грустно было забирать из ванной зубную щетку и флакончики с шампунем и прочими штуками, которые я покупала под свой вкус и тип волос.

Мне казалось, что я тут совсем обжилась, несмотря на то, что мама Димки меня не любила и не очень-то хотела, чтобы я тут жила. Нет, не потому, что ненавидела конкретно меня, и в целом, несмотря на злой язык, пакостей она мне не делала. Просто я не играю на фортепиано, не золотая медалистка в школе, не окончила институт с красным дипломом, ну и вообще, просто я – не Соне́чка, не дочка ее подруги.

Интересно, Аделаида Львовна сильно расстроится, что неведомой идеальной Сонечке ничего не светит даже сейчас, когда меня больше не будет рядом с драгоценным Димочкой? Просто мое место заняла толстая жопа Маринки. И да, я злая!

Прямо от моего бывшего дома мы поехали в освободившуюся холостяцкую студию. Ну а чего время терять?

Запасной ключ должен быть у консьержки. И представьте, каково было мое удивление, когда оказалось, что жить я ближайший год буду на той самой улице, где вчера пыталась отыскать «Мимоходом!».

– Да ладно?! – обалдела я от совпадения. – Серьезно? Ул. Горбенко, 13?!

– Да, а что не так? – не понял папа.

Дома с кондитерской не было. Был только дом с адресом «ул. Горбенко, 12», а рядом с ним, стенка в стенку, дом с табличкой «ул. Горбенко, 10». Там сторона четная, а я буду жить на нечетной.