– Да уж, – я усмехнулся, – твоя жёнушка дала жару. Она сейчас статс-дама при Екатерине. Чувствуешь гордость?

– О господи, только этого ещё не хватало!

Судя по выражению лица, Бобров не только не испытывал восторга, но и был неприятно поражён.

– Плакала моя тихая семейная жизнь, – горестно покачал он головой. – Она же теперь нос задерёт до небес, будет требовать, чтобы мы на все муромские балы ездили. Захочет меня предводителем дворянства сделать…

Я не стал его расстраивать ещё больше и сообщать, что наша рыжая в принципе не хочет покидать столицу. Пусть сама скажет.

Отправив Ваську с запиской к Сашке, я повёл Боброва полдничать. Пока он подкреплялся с дороги, я выдал ему урезанную версию своих похождений. Бобров по очереди восхищённо цокал языком, хмурился, охал и хохотал.

Я был рад видеть старого друга. Даже жаль, что пришлось отпустить его в Павлово, но ничего не поделаешь – ему надо было обзаводиться собственным гнездом. А теперь, боюсь, он с концами переберётся в Петербург. Ну что же, такова жизнь, буду приезжать к ним в гости. Только инкогнито, чтобы не травмировать нежную психику столичных обывателей.

Приближение кареты я почувствовал заранее. После работы на пределе во время «жатвы» Анубис довольно сильно прогрессировал, и я стал гораздо чётче ощущать колебания эфирного поля. Даже мог сказать, что в карете едут четверо: возница, Васька, Таня и Сашка. Предупреждать Боброва я не стал, чтобы он спокойно доел, а не бежал навстречу любимой жене.

Послышался перестук каблучков, и в столовую ворвались Сашка и Таня.

– Константин Платонович! – Сашка с порога уставилась на меня яростным взглядом. – Что случилось? Зачем вы нас вызвали? У нас перед коронацией… Ой!

Она застыла столбом, увидев мужа, поднявшегося ей навстречу.

– А-а-а-а-а!

Она оглушительно завизжала и кинулась ему на шею.

– Петенька! А-а-а-а! Приехал! Любимый!

– Сашенька…

Мы с Таней отошли к окну, чтобы не мешать супругам целоваться.

– Всё в порядке?

Таня кивнула и шепнула мне на ухо:

– Екатерина совершенно на тебя не сердится, скорее наоборот. Шешковский был у неё час назад и намекнул, что ты будешь полезней для Тайной экспедиции как секретный чиновник. Чтобы мог инкогнито участвовать в деликатных делах. Я думаю, к зиме Шешковский приедет к тебе с предложением.

– Ты смотри, какой хитрец. – я покачал головой. – Не мытьём, так катаньем.

– Не отказывайся, – Таня озабоченно посмотрела на меня, – тебя и без согласия смогут вызывать на службу. А если будешь сотрудничать с Тайной экспедицией добровольно, то сможешь ставить условия и сам влиять на них.

Я внимательно посмотрел на неё. За время, проведённое подле императрицы, она неплохо стала разбираться в подобных делах. А совет и в самом деле был неплохой.

– Да, може…

Меня прервал возмущённый крик.

– В смысле, ты не хочешь?!

Рыжая, уперев руки в бока, сердито смотрела на Боброва.

– Сашенька, у нас с тобой дом в Павлово…

– Дом мы купим в Петербурге.

– Я не собираюсь ехать в столицу. И ты должна…

– Это я должна?! Нет, вы посмотрите на него! Я, как дура, выбиваю у императрицы для тебя чин, чтобы ты смог заняться делом. Я нахожу особняк, можно сказать, за копейки. Стараюсь для нас обоих, а он не собирается! Ты, между прочим, дворянин! А значит, должен служить, когда тебе дают чин.

– В первую очередь, как у дворянина, долг перед главой рода. К тому же бросать Костю – это предательство. Он сделал для нас с тобой всё, что мог, а мы? Бросим его, чтобы он разрывался между Павлово и Злобино?

– А он нас отпустит, – Сашка выглянула из-за Боброва и посмотрела на меня. – Отпустите же, Константин Платонович? Мы в столице для вас полезней будем!

И она стала делать знаки Тане. Мол, помогай, подруга!

– Отпущу, – я усмехнулся, – если твой муж решит ехать в столицу. Пётр, слово только за тобой, как сам хочешь. О Павлово можешь не переживать, я разберусь.

– Вот! – Сашка подняла палец. – Значит, мы поедем…

– Если я решу.

– Ехать…

– Даже не собираюсь.

– Ах вот ты как?! Ты, Петечка, забыл, что мне обещал? Так я напомню…

Слушать семейную ссору не было никакого желания. Я взял Таню под руку и повёл гулять в парк. Но даже оттуда до нас долетали крики рыжей, возмущённый бубнёж Боброва, а местами и звон расколотой посуды.

К счастью, обошлось без членовредительства. Где-то через час супруги закончили прения и перешли к конструктивному диалогу. В итоге чета Бобровых-Урусовых решила перебраться в Петербург, раз выпала такая возможность. Но Пётр задержится на пару месяцев в Павлово, чтобы привести дела в порядок. Меня такой вариант устроил более всего – возле императрицы остаётся «агент влияния», и Пётр не даст рыжей забыть о моих интересах.

Описывать бал в честь коронации Екатерины совершенно бессмысленно. Если вы не были на нём, то не сможете представить, насколько пафосно, многолюдно и шумно там было. Я ловил на себе взгляды, иногда злые, иногда восхищённые, потанцевал с Таней несколько раз и коротко переговорил с Бестужевым. Старик поздравил меня с удачным завершением и посетовал:

– Жаль, что ты не захотел остаться в столице, Константин Платонович. Мог бы привнести немного веселья в это болото.

Я только развёл руками. Нашли, понимаешь, скомороха, общество петербургское им развлекай.

Второй значимый разговор состоялся уже под конец бала. Выйдя подышать на балкон, я чуть не столкнулся с Паниным. Масон, увидев меня, фальшиво заулыбался, изобразил вежливый поклон и поинтересовался:

– Как вы себя чувствуете, дорогой Константин Платонович? Какая жалость, что вам приходится оставить двор! Ваш отъезд будет огромной потерей для Совета.

– Ничего, вы и сами справитесь, – я недобро улыбнулся, – а если нет, то Екатерина Алексеевна всегда сможет вызвать меня. Небольшая поездка меня не сильно утомит.

– Даже не беспокойтесь, всё будет в полном порядке. Отдыхайте, занимайтесь имением. Говорят, выращивание капусты очень способствует душевному покою.

– Полагаете? Я слышал, это оттого, что кочаны напоминают отрубленные головы врагов. Лежат себе ровными рядами на грядках, радуют глаз.

Панин закашлялся.

– Какие ужасы вы рассказываете, Константин Платонович.

– Кстати, Никита Иванович, у меня есть к вам небольшая просьба.

Я взял его за пуговицу на камзоле, притянул к себе и сказал шёпотом:

– В свите императрицы остаётся кое-кто из моих людей. А я очень трепетно забочусь об их здоровье и благополучии.

– Чего же вы от меня хотите?

– Хочу предупредить. Если до меня дойдёт, что с ними что-то стряслось, даже простой несчастный случай, я вернусь в Петербург немедленно. Вы догадываетесь зачем? Затем, чтобы открыть охоту на всех известных мне петербургских и московских масонов. Всех до единого, попутно допрашивая и записывая имена тех, кого не знаю. Пошлю по их следу своих мёртвых слуг с приказом разить без жалости. И никакие отвращающие амулеты не помогут против них, будьте уверены.

Оскалившись в лицо побледневшего Панина, я добавил:

– А что касается вас, Никита Иванович, то вы лично сможете встретиться с Елагиным. Только не сразу, а после длительной и очень душевной беседы со мной. Люблю, знаете ли, поговорить на разные темы не спеша, вдыхая запах жареной плоти.

– Как вы смеете мне угрожать?! – Панин, с ужасом глядя мне в глаза, хватал ртом воздух.

– Что вы, дорогой Никита Иванович! И в мыслях не было.

Отпустив пуговицу, я принялся смахивать с него несуществующие пылинки.

– Просто рассказываю вам, что может случиться. Иногда у меня просыпается дар пророчества и я делаю предсказания. Знаете, что удивительно? Они гарантированно сбываются. Слышали, приезжал в Петербург некто фон Катте? Не захотел меня слушать и заблудился в уральских лесах. Представляете? Говорят, его загрызли волки. Опять же, князь Гагарин не внял моим увещеваниям и погиб на пожаре. Вот и вас я просто предупреждаю. Если хоть один волос упадёт с головы моих людей, может случиться много-много нехорошего.