Они смеялись, выкрикивали моё имя, требовали присоединиться и стать сосудом для их господина.

— На острую косу много покосу, — прошептал я, чувствуя, как из пор кожи льётся чёрная жижа, формируя Косу Тьмы.

Я схватил её обеими руками и почувствовал, как холод распространяется по телу, проникает в кости, кровь, душу, заставляя сердце биться медленнее, замораживая эмоции и оставляя лишь одно — жажду крови.

Рванув вперёд, я вошёл в гущу заражённых и взмахнул косой, описав перед собой широкую дугу. Лезвие прошло сквозь плоть как сквозь масло, не встретив никакого сопротивления, разрезая тела пополам и оставляя после себя идеально ровные срезы, из которых не текла кровь, потому что края ран мгновенно обугливались тёмной энергией.

Заражённые падали на заснеженную мостовую, распадаясь на куски, а я продолжал двигаться, вращая косой вокруг себя и создавая смертоносный вихрь, который пожирал всё живое в радиусе пяти метров.

Но этого было мало, чертовски мало, потому что на место павших тут же приходили новые, наступая на трупы своих собратьев и не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Они двигались как зомби — безостановочно, не чувствуя ни страха, ни боли, ничего. Взмахнув косой, я выпустил десяток теневых серпов, которые полетели в разные стороны, рассекая всё на своём пути.

Серпы закружились в воздухе, словно стая хищных птиц, а затем врезались в толпу заражённых и пропахали в ней кровавые борозды. Каждый серп уничтожал не меньше сотни зараженных прежде, чем раствориться в воздухе. Но, как и ранее, место погибших занимали новые существа, и волна плоти продолжала надвигаться, не обращая внимания на потери.

— Да свалите вы уже! У меня приглашение от вашего босса! — заорал я в пустоту, чувствуя, как раздражение перерастает в ярость, которая кипит в груди.

Я отбросил косу в сторону, позволив ей раствориться в воздухе, и потянулся ко всем стихиям одновременно. Мана бурным потоком хлынула по каналам, переполняя тело, вздувая вены на руках. Каналы маны тут же начало нестерпимо жечь, и я не стал удерживать напряжение. Позволил силе вырваться наружу.

Огонь, Лёд, Молнии, Земля, Воздух, Вода — слились в один разрушительный поток, который устремился вперёд, сметая всё на своём пути. Огненные столбы взметнулись вверх, превращая заражённых в живые факелы. Молнии били в землю, испепеляя плоть и оставляя после себя дымящиеся кратеры.

Ветер подхватывал горящие тела, разрывая их на части. Земля разверзалась под ногами тварей, поглощая их целыми группами и погребая под завалами. Ледяные кубы размером с легковой автомобиль стали формироваться в воздухе и падать градом на головы зараженных. Снег, превратившийся в растаявшую жижу, моментально изменил свою форму, приняв вид водяных лезвий, рассекающих плоть тысяч марионеток Короля Червей.

Яркие всполохи магии, взрывы, землетрясения — от всего этого арсенала стены ближайших зданий, обрушились, а обломки разбросало во все стороны. Целые кварталы превратились в руины за считанные секунды, сотни метров городской застройки исчезли, стёртые с лица земли, оставив после себя лишь дымящиеся развалины и тысячи обугленных трупов.

Но даже этого было недостаточно, потому что с других сторон продолжали надвигаться новые орды.

— Удобно же ты устроился. Спрятался за спинами этих бедолаг, а сам любуешься кровопролитием с высоты, — с презрением произнёс я и тут же услышал ответ из тысяч глоток.

— Ты прав. Я люблю смотреть, а не участвовать в сражении лично. И сегодня я занимаю место с лучшим видом на происходящее. Ха-ха-ха! Так сражайся же до тех пор, пока силы не покинут тебя! — захохотали зараженные со всех сторон.

Мой финт ушами в виде использования разом всех доступных стихий весьма серьёзно ударил по запасу маны. Я потратил больше половины имеющейся энергии. Каналы горели от перенапряжения, тело требовало отдыха, но никто не собирался давать мне передышку. А значит, самое время сменить тактику.

Лаборатория Преображенского.

Пробирки с разноцветными жидкостями стояли повсюду, на столах, на полках, на стеллажах. Некоторые из них мерно булькали, испуская зеленоватые испарения, другие светились в темноте странным фосфоресцирующим светом. Микроскопы соседствовали с центрифугами, а центрифуги с какими-то непонятными приборами, увешанными проводами и мигающими лампочками.

На стенах висели схемы ДНК, увеличенные в тысячи раз, исписанные формулами и пометками красным маркером. В углу комнаты стояла клетка с подопытной крысой размером с небольшую собаку. Она была результатом одного из экспериментов, который пошёл не совсем по плану, хотя профессор утверждал, что так и было задумано.

Воздух был пропитан ароматом химикатов, слабым запахом формалина. Посреди всего этого великолепного беспорядка сидел Преображенский Аристарх Павлович. Невысокий, практически карлик по меркам обычных людей, лысый как бильярдный шар, с огромными усами, торчащими в разные стороны. Воротник белого халата был поднят, что придавало профессору сходство с графом Дракулой.

Вместо обычных человеческих глаз в глазницах профессора были встроены два артефакта. Сложные механизмы из кристаллов и металла позволяли сканировать как физическое, так и магическое пространство, выискивая уязвимости и возможности для внесения модификаций. Когда он сосредотачивался, артефакты вспыхивали синим светом, отбрасывая причудливые тени на стены лаборатории и довольно громко жужжали.

Настоящие глаза профессора мирно покоились в банке с консервирующим раствором на краю рабочего стола, рядом с недопитой чашкой остывшего кофе и наполовину съеденным бутербродом.

Сейчас профессор сидел перед огромным монитором. На экране отображались бесконечные цепочки генетического кода, мелькавшие с такой скоростью, что обычный человек не успел бы разглядеть и десятой части информации. Но Преображенский не был обычным человеком. Его артефакты-глаза работали в паре с имплантатом в мозгу, ускоряя обработку данных в десятки раз. Он изучал геном Михаила Архарова и каждый раз, когда натыкался на нечто необычное, он водил огромными усищами из стороны в сторону и шептал:

— Поразительно…

Михаил любезно поделился образцами крови, правда профессору пришлось во имя этого пострадать. Весьма сильно пострадать. Но разве это имеет значение? Наука требует жертв! Только так можно изменить мир.

Вокруг профессора сновали маленькие роботы-пауки. Его собственное изобретение, плод бессонных ночей и сотен неудачных прототипов. Они переносили пробирки, делали записи с помощью механических манипуляторов, подносили нужные реагенты, работая с точностью швейцарских часов.

— Невероятно… просто невероятно, — бормотал себе под нос профессор, увеличивая участок генома на экране. — Видите, какая структура? Тройная спираль вместо двойной! А здесь… о боже, здесь встроены последовательности, которых не должно быть в человеческом геноме! Это… как будто кто-то переписал базовый код жизни, добавив в него функции, которые… — он замолчал, и его артефактные глаза вспыхнули особенно ярко, сканируя данные на экране. — Которые позволяют телу не просто использовать ману, но и преобразовывать её в совершенно причудливые формы…

Один из роботов-пауков подполз ближе и пискнул, привлекая внимание профессора. На его спинке мигала красная лампочка. Сигнал о завершении синтеза. Преображенский вскочил с кресла так резко, что оно покатилось назад и врезалось в стену, а железные протезы звякнули о каменный пол, издав характерный металлический звук. Профессор бросился к шкафчику в дальнем углу лаборатории, его халат развевался за спиной, а усы топорщились от возбуждения.

Он распахнул дверцы шкафчика, и оттуда повеяло холодом. Внутри работала система криогенного охлаждения. На средней полке стояла колба с зелёной жидкостью, которая мерцала и переливалась, словно в ней плавали крошечные звёзды. Эссенция, над которой профессор работал последние полгода, эссенция, которая должна была изменить мир!