– На ком? – спросила Вероника.

И тут…

И тут в жизни Сухинина свершилось эпохальное событие.

Он рассказал Веронике про свою другую любовь.

– А где Вероника? А где Сухинин? – в самый разгар фуршета, кто-то вспомнил о затерявшихся хозяйке и главном виновнике вечеринки.

– Не надо, не ишите, пусть пошушукаются, – заговоршицки подмигивая Бакланову, сказал Митрохин, – женихабтся они, не будем мешать.

Но ВРИО оказался не прав.

Хоть и был ВРИО генерального директора крупнейшего в России и её окрестностях предприятия.

Сухинин совсем не женихался в этот момент с Вероникой. А скорее даже – наоборот, окончательно декларировал конец ее над собой власти.

– Я ее полюбил как-то сразу.

Вот увидал в первый раз, как она наклонилась и так естественно, и так по-женски, и так грациозно, как не умеют все эти…

И потом эта белая полоска у нее вот здесь, – Сухинин показал рукою себе на шею и грудь – На себе не показывай, – машинально и каким то неожиданно прорезавшимся у нее басом, сказала Вероника – Вот тут у нее белое, не загорелое, как у всех этих, что из соляриев не вылезают, и поэтому такой женственной она мне представилась, такой что-ли нежно-беззащитной, что я впервые за сорок лет ощутил себя мужиком, морально способным ее защитить.

– И мне ужасно захотелось плотской любви, я буквально завожделел, когда увидал у нее здесь и вот здесь эти белые незагорелые места от купальника,- Сухинин стоял у окна и глаза его были полузакрыты. Он не смотрел на двор, он смотрел в то недавнее свое прошлое, где была девушка Олеся и где в лучах таинственного невидимого света, исходящего от этой девушки, он вдруг избавился от плена Вероникиных чар, – сперва мне захотелось плотской любви, это было так неожиданно, и я даже едва не упал в обморок, – преодолевая подкативший к горлу комок, сказал Сухинин, – и это было такое естественное чувство, как желание напиться воды, когда долго полз по пустынным скалам и пескам, и вдруг увидал чистый источник с водопадом. Но странно, ведь я и прежде жил, и прежде страдал от жажды. Но я не хотел пить, вот в чем была моя беда. Значит я был болен, как бывают больны те люди, которые никогда не спят и многие годы живут без сна. Так и я был болен, что многие годы своей молодости и своей зрелой жизни я не хотел пить. То есть, я не желал плотской любви. А тут. А тут как будто пелена, как будто толстый заскорузлый струп отвалился от души и я вдруг выздоровел. И уже через мгновение после того, как я осознал, что желаю плотской любви с этой женщиной, я встретило ее взгляд. И тогда я понял, что еще и хочу ее душу. Не только ее тело, не только ее грудь, не только полоску незагорелой кожи, но и ее блеск в ее глазах, ее смех, ее улыбку, ее душу…

Вероника тихо плакала.

– Какая я дура! – сказала она и вдруг схватив его руку, прижала его ладонь к своей груди, – какая я дура, прости Господи, – повторила она и сильнее прижимая его ладонь к своей мягкой груди, она искательно снизу вверх посмотрела на него.

И тут он тихонько высвободил свою руку из под ее руки.

По дороге домой Сухинин вдруг поймал себя на мысли о том, что он уже давно не мечтал о мести и о справедливом мире, какой бы он устроил, будь в его руках клавиатура Божественного компьютера с помощью которой в реальном мире можно хозяйничать и распоряжаться судьбами людей, стран и народов, как простой игрок-пользователь делает это в мирке детской компьютерной игры "Симпс-2". А ведь раньше, для того чтобы отвлечься от грустных мыслей, для того чтобы поднять настроение после очередного унижения, испытанного им при встрече с Митрохиным или с ныне покойным Пузачевым, он придумывал, как бы наказал своих обидчиков – будь у него Божественная власть!

Ведь сколько раз в своих мечтах он уже предавал их всех позорной публичной казни!

Для облегчения прелюдии своих мечтаний, Сухинин даже придумал некую стандартную трафаретную систему, объяснявшую ему самому, как и почему и откуда у Сухинина такая власть, и кто он сам в этом мире его фантазий. Или он удачливо вступил в контакт с могущественными инопланетянами и за какую-то только им ведомую свою харизму, получил из их рук право по своему разумению управлять этим миром, или в результате какого-то аномального сдвига в первопричинных корневых сферах, где лежат ключи к системам управления главными принципами природы и законами земной механики, он получил вдруг доступ простыми усилиями своей воли управлять земной реальностью, как управляют виртуальным миром, когда играют в аркадные стратегии или в бегалки-стрелялки.

Эх, сколько уже раз в тех выдуманных им мирах, он венчался на царство, провозглашая Москву Новым Третьим Римом, а себя в нем – Императором Всея Великие, Белые и Малые Руси, Князем Финляндским, Ханом Астраханским, Великим Герцогом Макленбургским, Царем Болгарским, Грузинским, и прочая, прочая, прочая… И тогда в его мечтах столица вновь переезжала в любимый Петербург, сам он селился в милом сердцу Екатерининском дворце в Царском селе, а в Пушкинский лицей, что в трех минутах пешком, вновь приглашались ученики из лучших российских фамилий.

И вновь Его указами учреждались полки Лейб-гвардии. На правах Старой гвардии – пехотные полки Семеновский, Преображенский и Измайловский, а на правах Молодой гвардии полки Московский, Финляндский и Лейб-гренадерский Павловский… И так же конные полки, Старой гвардии – Кавалергардский, Его Величества Конной Гвардии "желтых" кирасир, Лейб-Уланский, Лейб-Гусарский, Лейб-Конно-гренадерский драгунский, Ея Величества Конногвардейский кирасирский… И тут благостное мечтательное состояние вдруг вступало в ступор…

А кто будет в том его фантастическом мире – шефом Её Величества Конногвардейского Кирасирского полка?

Ну, то что полк этот на самом деле, как все полки Её Величества королевы Великобритании на самом деле будет не только парадно-конно-цирковым, но на самом деле оснащен по всем канонам и нормам современной армии, Сухинин давно решил и порешил в своих мечтах. Так полки тяжелой Лейб-кавалерии будут на самом деле танковыми полками, а полки легких Лейб-гусар и Лейб-улан будут вооружены по нормам войск быстрого реагирования, то есть представлять из себя десантников российских ВДВ, только на парады и на торжественные дворцовые построения развода караула, садящиеся "на конь" с саблями и в киверах. Да… Сухинин уже для этого всего и судьбу Марсового поля в своих мечтах предрешил. Не будет там больше никаких стенок с беспомощными стишками Луначарского. Будет только поле для парадов гвардейской конницы…

Ой, ах, да! Забыл и не решил, как быть с Её Величеством?

Так кто же будет шефиней Её Величества Лейб-Кирасир?

Прежде с этим вопросом в голове у Сухинина не было никакого затыка.

Вероника должна была стать Государыней, и соответственно со всеми вытекающими, её лейб-кирасиры, когда примутся снова петь свой куплет – "кирасиры Её Величества не боятся вин количества", должны будут думать о Ней… О Веронике.

Но теперь-то все переменилось, теперь он выздоровел.

Теперь – то Государыней должна бы была стать Олеся…

Но вот интересная штука – обретя в своем сердце Олесю, Сухинину теперь не хотелось представлять свою возлюбленную Государыней-императрицей. Да и себя боле не хотелось представлять владыкой мира. И Митрохина с Фридрихом Яновичем не хотелось больше казнить – ни в недрах Лубянки, ни на Лобном месте на Красной площади, ни на дворике возле Арсенала, где вешали Пестеля с Рылеевым…

Пускай себе живут!