– То есть я буду свободен, – сказал К. неуверенно.

– Да, – сказал художник, – но это будет только мнимая, или, лучше сказать, временная свобода. Судьи низшего уровня, к которым относятся мои знакомые, не имеют права оправдывать окончательно, такое право есть только у высшего суда, для меня, для вас и для всех нас совершенно недоступного. Как там все устроено, мы не знаем и, к слову сказать, не хотим знать. Так вот, права полностью очистить вас от обвинений наши судьи не имеют, зато имеют право их, обвинения, приостанавливать. Это значит, что после всего этого обвинения против вас не рассматриваются, но все равно висят над вами – и, если придет приказ сверху, могут снова вступить в силу. Поскольку у меня в суде хорошие связи, могу вам сказать, что в предписаниях для судебной канцелярии указана чисто внешняя разница между истинным и мнимым оправданием. При истинном оправдании полностью изымаются, исчезают из производства все материалы процесса – не только обвинительное заключение, но и все процессуальные документы и даже оправдательный приговор уничтожаются, уничтожению подлежит абсолютно все. При мнимом оправдании все иначе. С материалами дела ничего не происходит, к нему лишь добавляются расписка в невиновности, оправдательный приговор и его обоснование. При этом дело остается в производстве и, как того требует канцелярская практика, отправляется в высший суд, снова спускается в низший – и так далее, как челнок, то ускоряясь, то натыкаясь на какое-нибудь препятствие и замедляясь. Дальнейшая его траектория совершенно непредсказуема. Со стороны может иногда показаться, что все давно забыто, дело утеряно, а оправдательный приговор окончателен. Но посвященные знают, что это не так. Ни одно дело не теряется, суд не знает забвения. Однажды, когда никто этого не ожидает, дело может попасть в руки к судье, который захочет разобраться повнимательнее, увидит, что обвинение еще актуально, и потребует немедленного ареста. Я до сих пор исходил из того, что между мнимым оправданием и новым арестом проходит много времени, – это бывает, мне известны такие случаи, – но точно так же возможно и обратное: возвращается человек домой из суда, а там уже ждут уполномоченные, чтобы снова его арестовать. Тогда уж вольной жизни конец.

– И процесс начинается заново? – спросил К., не веря своим ушам.

– Именно, – сказал художник. – Процесс начинается заново – но снова, как и прежде, появляется возможность мнимого оправдания. Надо просто собрать все силы и не сдаваться.

Эти последние слова художника были, видимо, вызваны слегка поникшим видом К.

– Но разве, – сказал он, предупреждая новые откровения художника, – второго оправдательного приговора не труднее добиться, чем первого?

– Об этом, – ответил художник, – ничего определенного сказать нельзя. Вы имеете в виду, что второй арест может неблагоприятно повлиять на отношение судьи к обвиняемому? Это не так. Судья еще при первом оправдательном приговоре предвидел новый арест. Так что это обстоятельство не играет почти никакой роли. Но, естественно, и настроение судьи, и его правовая аргументация по делу могут измениться по множеству причин, так что хлопоты по поводу повторного оправдания должны будут соответствовать новым обстоятельствам и в целом потребуют столько же усилий, сколько и в первый раз.

– Но ведь и это повторное оправдание тоже не окончательное, – мрачно сказал К. и понурился.

– Конечно, нет, – сказал художник. – За вторым оправданием следует третий арест, за третьим оправданием четвертый и так далее. В этом и состоит суть мнимого оправдания.

К. молчал.

– Мнимое оправдание явно не представляется вам удачным решением, – сказал художник. – Может быть, затягивание подойдет лучше. Объяснить вам суть затягивания?

К. кивнул. Художник вольготно развалился в кресле, запустил руку под расстегнутую ночную рубашку и почесал грудь и бока.

– Затягивание, – сказал он и какое-то время смотрел прямо перед собой, словно подыскивая самое точное объяснение. – Затягивание состоит в удержании процесса на низших процессуальных ступенях. Чтобы этого добиться, необходимо, чтобы обвиняемый и его помощник – особенно помощник – находились в непрерывном контакте с судом, чувствовали его. Повторю, что для этого не требуются такие усилия, как для мнимого оправдания, но нужно куда больше бдительности. Нельзя упускать из виду ход процесса, нужно регулярно, а также в некоторых особых случаях навещать ответственного судью и стараться поддерживать с ним добрые отношения, а если вы его не знаете – влиять на него через знакомых судей, но при этом не сдаваться и искать возможности для личной встречи. Ошибиться тут невозможно, так что можно с определенной долей уверенности утверждать, что процесс никогда не выйдет из первой стадии. Пусть процесс и не заканчивается, но обвиняемый застрахован от приговора почти так же, как если бы был свободен. По сравнению с мнимым оправданием у затягивания есть одно преимущество: будущее обвиняемого не так неопределенно, он защищен от ужасов внезапного ареста и свободен от постоянного страха, что в самый неудобный момент от него потребуются хлопоты и труды, необходимые для кажущегося оправдания. Однако у затягивания есть, с точки зрения обвиняемого, и определенные недостатки, которые не следует недооценивать. Я имею в виду не то, что обвиняемый всегда остается несвободным, – ведь и при мнимом оправдании, собственно говоря, тоже так. Недостаток в другом. Процесс не может стоять на месте – по крайней мере без видимых на то причин. Так что, если смотреть со стороны, в процессе все время должно что-то происходить. Время от времени должны приниматься постановления, обвиняемого следует допрашивать, нужны какие-то следственные действия и так далее. Процесс все время должен совершать тот малый круг, по которому он искусственно движется. Это, конечно, влечет за собой определенные неудобства для обвиняемого, которые, впрочем, не стоит преувеличивать. Это все только для вида – допросы, например, очень короткие; когда нет времени или желания на них ходить, можно отпроситься, а с некоторыми судьями можно даже договориться заранее на долгий срок о постановлениях, которые будут выноситься. В сущности, речь идет о том, что человеку, раз уж он в статусе обвиняемого, надо время от времени отмечаться у своего судьи.

Художник еще не договорил, а К. уже накинул пиджак на руку и встал.

– Встает! – раздался тут же возглас из-за двери.

– Уже уходите? – спросил художник, тоже вставая. – Это, конечно, из-за воздуха. Обидно. Мне есть еще что вам рассказать. Пришлось говорить совсем коротко. Но, надеюсь, все было понятно.

– О да, – сказал К.

Он с таким усилием заставлял себя слушать, что у него разболелась голова.

Несмотря на это подтверждение, художник еще раз резюмировал, словно желая на прощание утешить К.:

– Общее в обоих методах то, что они препятствуют вынесению обвинительного приговора.

– Но они также препятствуют и истинному оправданию, – сказал К. еле слышно, словно ему было стыдно признаться, что он это понял.

– Вы ухватили самую суть, – без всякой паузы ответил художник.

К. взялся за пальто, но все никак не решался его надеть. Больше всего ему хотелось схватить одежду в охапку и выбежать на свежий воздух. Даже девочки не могли сподвигнуть его одеться, хотя раньше, чем следовало бы, разразились воплями – мол, одевается! Художник почувствовал, что ему надо как-то разрешить сомнения К., и сказал:

– Вы еще ничего не решили по поводу моих предложений. Я это одобряю. Я бы и не советовал вам решать немедленно. Надо все обдумать. Преимущества и недостатки очень тонко сбалансированы. Однако времени на выбор не так уж много.

– Я скоро зайду еще, – сказал К. и с внезапной решимостью натянул пиджак, накинул на плечи пальто и поспешил к двери, за которой поднялся девичий крик.

– Только держите слово, – сказал художник, который не пошел его провожать, – иначе сам наведаюсь в банк спросить, что вы решили.