— Но послушай, Джордж, — умоляюще произнёс голос на другом конце провода, — это самая жуткая путаница из математических расчетов, физики и убийства, какую ты когда-либо видел. Для меня все это просто какая-то безумная мешанина — множество листов с математическими выкладками по всему столу, перед столом, а также один из этих интеграфов. А он сидит там, как будто заснул в кресле. Ты просто обязан приехать и помочь — откуда я знаю, что это убийство? Потому что доктор Фриде слишком молод и здоров, чтобы умереть от сердечного приступа, и — не смейся — в здешней атмосфере прямо-таки «разит» убийством. Одним словом, всё выглядит крайне подозрительно, но разобраться, что именно, — это уже твоя задача. Приедешь?

Усталый, с землистого цвета лицом, Джордж Фанкхаузер ответил:

— Да, я приеду, Кип. Но ты и вправду не даёшь мне покоя, так? Я только что вернулся с Востока. Увидимся через несколько минут.

Через десять минут, освежившись душем и переодевшись в чистую одежду, Джордж почувствовал себя вполне бодро. Из его выразительных карих глаз исчезли все признаки сна. Если нервная энергия, пульсирующая в худощавом теле, заставляла его подолгу трудиться, то она же ввергала его в долгие часы безудержного веселья: Джордж Фанкхаузер никогда не делал ничего наполовину. Его чувственное эмоциональное лицо словно вновь озарилось светом. Дружба с Кипом не раз подкидывала ему захватывающие приключения — полицейский давно признал в этом проницательном молодом математике ценного союзника.

Мчась по главному бульвару в сторону горы Тейбор, Фанкхаузер обдумывал неожиданную новость. Лично он не знал доктора Яна Фриде, но знал, что тот был одним из ведущих физиков-математиков в стране. У него не было известных врагов, он не был богат и предпочитал скромную, уединённую жизнь. Возможно, Кипу просто показалось. И всё же нельзя было сбрасывать со счетов его интуицию — пусть даже это выглядело до смешного нелепо в случае человека, обычно лишь посмеивающегося над подобной чувствительностью других.

Резиденция Фриде представляла собой двухэтажную усадьбу в английском стиле. Когда Фанкхаузер подъехал, она была залита огнями. Он ответил на привычное приветствие дежурившего у двери офицера и вошёл внутрь.

— Ну вот и сам Старина Пунктуальность!

К нему направился мужчина в тускло‑сером костюме. Он широко улыбался — настолько широко, что его глубоко посаженные глаза почти скрылись в складках лица. Он уверенно протянул крепкую руку, и Джордж с искренней теплотой пожал её. Кип повёл его наверх.

— Кабинет Фриде наверху, — объяснил он по пути. — Я оставил всё в точности как было. Коронер все еще здесь, ждет тебя.

Они вошли в комнату, уставленную книжными шкафами и украшенную старинными гобеленами. Французские окна выходили на маленький балкон, но сейчас они были закрыты и задернуты шторами. В комнате было тихо, ее окутывала почтительная тишина смерти. В самом центре, в кресле, Джордж увидел безвольно обмякшую фигуру доктора Яна Фриде. Перед ним на столе стоял электрический интеграф — сложная машина с множеством клавиш и рычагов, предназначенная для решения запутанных математических уравнений.

Вокруг были разбросаны листы бумаги, испещрённые таинственными строками замысловатых формул — иероглифическим языком физика. Джордж остановился напротив покойного, глядя на него через стол. Человек, задремавший в библиотеке, не мог бы выглядеть более естественно. Глаза почти закрыты. Гладкое, почти юношеское лицо расслаблено и безмятежно. Тонкие руки лежат на коленях.

Джордж повернулся к коронеру.

— Что вам удалось выяснить, доктор Бауэр?

- Знаете, странно говорить такое о человеке его возраста — ему ведь всего около сорока, — но его сердце просто остановилось, вот и всё. На мой взгляд, это естественная смерть.

Доктор Бауэр начал ловкими, профессиональными движениями укладывать свои инструменты в кожаные футляры. Он был невысоким, полным жизни человеком.

— Больше ничего не нашли?

— Нет. Я тщательно осмотрел его с помощью рентгена и пенетрирующего спектроскопа, думал, может, обнаружу следы яда в организме, но в этом отношении всё чисто.

— Понятно. Хорошо, доктор, это всё, что я хотел узнать

Санитары вынесли тело, теперь находившееся в ведении доктора Бауэра. Как только коронер ушёл, Джордж принялся изучать разложенные на столе листы с вычислениями.

— Вы уже сделали фотокопии этих бумаг? — спросил он.

— Нет, но я велел фотографу снять комнату в её нынешнем состоянии.

— Лучше попроси его сделать фотокопии этих листов с уравнениями — и особенно последнего, над которым он, судя по всему, работал в момент смерти. Тот, что он обозначил как (20b).

Кип кивнул — эту меру предосторожности он упустил из виду.

— Кстати, Джордж, я жду звонка от Мёрфи. Я отправил его на Дивижн‑стрит — там живёт секретарь Фриде. Возможно, он сможет сообщить нам что‑нибудь интересное.

— Его секретарь, да? Как его зовут?

— Лонсдейл.

— Что-нибудь о нём известно?

— Только то, что я узнала от экономки Фриде, миссис Джеймс. Я распоряжусь, чтобы её привели для тебя.

Темные глаза молодого математика загорелись, как у ищейки, взявшей свежий след. Офицер провёл в комнату испуганную женщину. Фанкхаузер едва сдержал улыбку. Миссис Джеймс явно пребывала в смятении: она беспомощно теребила передник, то комкая, то разглаживая его на пышном животе. Её волосы были уложены в причудливую пирамиду из уменьшающихся «бубликов», венчавших голову. Ее светлые широко распахнутые глаза за очками в серебряной оправе смотрели тревожно, а при ходьбе она твёрдо, почти тяжеловесно, переставляла ноги.

— Миссис Джеймс обнаружила доктора Фриде? — спросил Фанкхаузер, оборачиваясь к Кипу.

— Ох, д-да, сэр, это я! — живо отозвалась женщина. — Было около половины шестого, сэр, когда я поднялась с его чаем, а он сидит тут… мёртвый!

— Хорошо, миссис Джеймс, — перебил её Джордж, — собственно, мне хотелось бы, чтобы вы рассказали всё, что знаете о секретаре доктора.

— О… о мистере Лонсдейле? Да я немногое могу сказать, сэр. Он всегда казался мне таким милым молодым человеком. Он тут не живёт, а приходит по утрам, чтобы помогать доктору Фриде. Сегодня он ушёл около полудня, и я слышала, как доктор говорил что‑то о том, что тот вернётся вечером.

Джордж многозначительно посмотрел на Кипа.

— Ладно, миссис Джеймс, на этом всё.

Когда она вышла, Джордж снова взглянул на Кипа.

— Так или иначе, Лонсдейл замешан в этом, Кип.

— Каким образом?

— Не знаю, но, как ты и сказал, всё это крайне подозрительно. Смерть Фриде выглядит слишком естественной. Настоящая головоломка.

Джордж принялся рыться в ящиках стола Фриде, бегло просматривая многочисленные письма и бумаги. Вскоре он обнаружил толстую чёрную книгу. Это оказался личный дневник, написанный характерным, неповторимым почерком. Он сел в кресло и начал его читать. В основном дневник содержал мысли и идеи знаменитого учёного касающиеся математических трактатов. Последние несколько записей оказались особенно интересными.

25 марта……………… А что насчёт нашей Вселенной? Должны ли мы вечно блуждать впотьмах, в конечном счёте довольствуясь лишь „тенями на стенах нашей пещеры“, как вынужден был заметить Платон? В начале XX века господствовала идея о Вселенной как о механизме, постоянно расширяющемся — нечто вроде мыльного пузыря. Но я задаюсь вопросом: не можем ли мы в конце концов отбросить Теорию Квантов с её отрицанием причинности и — вполне логично — предположить, что Начало заложено в Математическом Разуме?