— Мы пойдем немедленно, — заявил Аласия. — Ребенок без головы!

Он и молодой бразилец вместе со священником направились вниз по освещенному луной склону. Девушка, всхлипнув от ужаса, скрылась в доме.

Лэнхэм было уже двинулся вслед за троицей, но Торн отдернул его назад.

— Нет, Джерри, не уходи! Я должен кое-что выяснить, и это наш шанс.

— Пойдём, — сказал Торн. — Наведаемся в лабораторию доктора. И не задавай вопросов, — добавил он, видя недоумённый взгляд светловолосого гиганта.

Торн быстро вошел в дом и направился по коридору западного крыла к двери лаборатории. Дверь была заперта, но изнутри всё ещё доносилось потрескивание гигантской трубки.

Он перестал дергать дверь и повернулся к своему напарнику.

— Выломай эту дверь, Джерри. Ты сможешь.

— Но доктор сказал, что его лаборатория… — запнулся Лэнхэм.

— Неважно, что он сказал, — делай, как я говорю, и побыстрее, — приказал Торн.

— Тогда ладно, — ответил тот и навалился плечом на дверь. С силой надавил.

Раздался лёгкий треск, а когда Джерри надавил сильнее, дверь распахнулась.

Торн быстро шагнул внутрь. Большая трубка в центре лаборатории все еще сияла фиолетовым светом — мерцающим, зловещим свечением. Её треск и шипение заполняли комнату.

Торн изучил установку, пока его напарник растерянно осматривался вокруг. Он подошел к письменному столу, стоявшему в углу, и быстро просмотрел все его ящики и отделения. Из одного он вынул толстую пачку аккуратно напечатанных карточек — карточки дрожали у него в руках, пока он их читал.

— Боже мой, всё именно так, как я думал… даже хуже, чем я думал! — воскликнул он.

Его ужас нарастал с каждой минутой.

Джерри вышел в коридор, но тут же поспешно вернулся.

— Я слышу голоса, Торн! Должно быть, Аласия и Томаш вернулись.

— Мы подождем его здесь, — сказал Торн ровным, леденящим тоном. — Я поговорю с ним прямо тут.

Через несколько мгновений в коридоре послышались шаги, и доктор Аласия остановился в дверях лаборатории.

Его невысокая фигура окаменела от гнева, а черные глаза были зловеще холодны, когда он окинул их взглядом.

— Итак, сеньоры… при первой же возможности вы взломали мою лабораторию. Что вы здесь делаете?

— Мы тут кое-что разглядывали, — ответил ему Торн. Он кивнул в сторону большой трубки. — Особенно вот эту трубку. Довольно мощная, правда? Настолько мощная, что её излучение способно воздействовать на все в радиусе мили отсюда.

Выражение лица учёного мгновенно изменилось. Он уставился на американца.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.

— Хочу сказать, что я знаю! — выдавил Торн. — Я знаю, какие дьявольские дела вы вели здесь целых два года с помощью этой трубки! Так значит, монстры в той деревне — это следствие дефектов в их генах? Да, но именно вы вызвали эти дефекты в их генах!

— Вы приехали сюда два года назад, и через год после вашего приезда родился первый из монстров. Узнав это, я сразу подумал: если аномалии детей индейцев действительно вызваны повреждением генов, то это вы каким-то образом их повредили.

— В книгах по биологии из вашей библиотеки я узнал, как вы могли это сделать. Я прочел, как Мюллер[2] из Техасского университета обнаружил, что рентгеновские лучи могут повреждать гены, и как он создавал таким образом из плодовых мушек мутантов.

— Я вспомнил об этой огромной рентгеновской трубке в вашей лаборатории и понял, что вы повторили эксперименты Мюллера — на людях! Вы время от времени меняли излучение и вели записи об изменениях на этих карточках, чтобы увидеть, какой именно тип уродства вызовет каждое изменение. Эта трубка воздействовала на каждого зачатого ребенка в деревне, калеча каждого из них, превращая в монстра!

— Торн, он умышленно вызвал рождение всех этих монстров? — недоверчиво спросил Джерри Лэнхэм. Затем его румяное лицо потемнело, и он сделал шаг к учёному. — Да ты, проклятый…

Аласия спокойно поднял руку, останавливая его:

— Минутку, сеньоры, послушайте меня прежде чем вы совершите что‑нибудь опрометчивое. Когда я спас ваши жизни в Сан‑Мартино, вы дали слово беспрекословно подчиняться мне — независимо от того, что произойдёт.

Джерри остановился и беспомощно посмотрел на Торна. Хэддон проглотил душивший его гнев и подавил желание убить доктора.

— Мы действительно дали вам слово, — сбивчиво произнёс он. — Только это удерживает меня от того, чтобы не прикончить вас прямо здесь.

— Но, Торн… — возмутился Лэнхэм, чьё лицо всё ещё оставалось тёмным от душившей его ярости.

Торн покачал головой.

— Мы дали слово, Джерри. Бог свидетель, сейчас, когда я знаю, какой он бессердечный изверг, я об этом очень жалею.

Доктор Аласия подошёл к столу и обернулся к ним с презрительной улыбкой.

— Обычные гуманистические сантименты, — прокомментировал он. — Именно из-за них мне приходилось держать свою настоящую работу в абсолютном секрете от всех, поэтому я не осмеливался никому о ней рассказывать.

— Но зачем вы это делаете? — вскричал Торн. — Ради чего, во имя всего святого, вы обрекаете этих индейских детей на жуткие уродства?

Ученый задумчиво посмотрел на него.

— Думаю, вам двоим моя причина будет непонятна. Я делаю это просто ради расширения знаний о человеческих генах — моих собственных знаний и знаний науки вообще.

— Почему наука должна знать так много о генах плодовых мушек и так мало о генах человека? Просто потому из сентиментальных соображений экспериментировать над людьми запрещено. Я решил пренебречь всякими сантиментами и превратить это место в лабораторию для генетических опытов на людях.

— Я хотел выяснить, какое влияние оказывают рентгеновские лучи различных типов на гены нерожденных детей. Я выяснил, какие лучи воздействуют на гены человека. Когда‑нибудь собранные мной данные принесут неоценимую пользу науке, помогут генетикам будущего создать лучшую человеческую расу.

— Это было жестоко и бесчеловечно! — осуждающе воскликнул Торн. — Обрекать этих бедных индейцев на рождение таких искалеченных, чудовищных детей.

Джерри Лэнхэм свирепо посмотрел на ученого.

— Я бы уже вцепился ему в глотку, если бы мы не дали того обещания.

— Но вы его дали, — холодно заметил доктор Аласия. — И поскольку вы связаны им, вы будете повиноваться мне и сохраните всё, что узнали, при себе.

Торн, загнанный в угол, беспомощный, с черными глазами, искаженными от внутренней муки, отчаянно указал на гигантскую, пульсирующую трубку:

— Но вы хотя бы прекратите теперь эту дьявольскую работу? Вы сделаете это?

— Моя работа продолжится, — непреклонно заявил ученый. — Эта трубка будет излучать, как излучала последние два года, и будет продолжать влиять на гены каждого зачатого здесь ребенка.

— Каждый ребёнок, рождённый здесь, будет чудовищем, как и дети в прошедшем году. Но каждый ребенок пополнит копилку моих знаний.

Из дверного проема раздался крик, и трое мужчин резко обернулись. В дверях стояла Консепсьон Аласия.

Ее лицо было мертвенно-бледным, а темные глаза — неестественно огромными. Она смотрела на отца как загипнотизированная.

— Я слышала, — прошептала она дрожащим голосом. — Я пришла посмотреть, что вас задержало, и услышала… услышала, как ты говорил, что это ты вызвал рождение чудовищ, что каждый ребёнок, рождённый здесь, будет таким. Это правда?

Аласия, с помрачневшим и встревоженным лицом, быстро шагнул к ней.

— Консепсьон, мало ли, что ты слышала. Ты не должна придавать этому значения, уходи.

— Скажи мне, это правда? — потребовала она ответа, не отрывая от него взгляда расширившихся от ужаса глаз.

Он медленно кивнул.

— Да. Но ты не должна судить поспешно. Это всё ради науки…

— Ради науки? — повторила она, а затем разразилась истерическим смехом, от которого по нервам Торна прошёл ледяной холод. — Мой ребёнок родится таким же, как те, в деревне, — ради науки!