Баронесса вышла. Доктор Серван, взяв стакан, выпил питье, приготовленное Ивариусом, и стал ждать. Вскоре пришел священник, и Серван исповедался. Когда исповедь была окончена, доктор сказал:
— Отец мой, болезнь моя с сегодняшнего утра так усилилась, что смерть неизбежна; но если Богу будет угодно, чтобы удался опыт, который я устрою над самим собой, то смерть моя принесет пользу и науке, и всему человечеству. Я попрошу вас похлопотать, как сказано в этой бумаге, которую я вам отдаю, чтобы тело мое не переносили в морг, но оставили здесь, и всем было бы дозволено его видеть. С божьей помощью через три дня я вновь оживу.
— Оживете! — воскликнул священник.
— Да.
— Таким образом, опыт, который вы произвели над Терезой…
— Я повторю его над собой, но теперь употреблю другие средства, и на этот раз, надеюсь, у меня все получится.
— Да поможет вам Бог, сын мой! Тогда вы снова сможете помогать другим в их горе.
— Увидим, святой отец, — ответил Серван. — Когда я умру, вы будете следить за мной, не правда ли? Но позвольте Ивариусу подходить ко мне, когда он захочет, потому что мне нужна его помощь.
— Хорошо, сын мой, все будет так, как вы хотите.
— Итак, до свидания, отец мой, я чувствую приближение нового приступа мучительной лихорадки, и голова моя тяжелеет.
Действительно, старику стоило большого труда протянуть руку и позвонить. Явился Ивариус.
— Баронесса еще здесь? — спросил у него доктор.
— Здесь.
— Что она делает?
— Читает.
— Любовь женщины, что с тобой делается? — прошептал старик. — Позови ее сюда, — сказал он громче, — и приходи вместе с ней; я не хочу, чтобы ты меня покидал.
— Позвольте узнать, — проговорил Ивариус, — для чего вам непременно нужно, чтобы баронесса оставалась здесь до самой вашей смерти?
— Ты не понимаешь?
— Нет.
— Надо, чтобы кто-нибудь ее засвидетельствовал.
— Разве я не могу этого сделать?
— Но тебе могут не поверить! А в словах баронессы, которая присутствовала при моей смерти, и священника, который будет наблюдать за моим телом, не станут сомневаться.
— Это правда, и вы уверены, что ваш опыт удастся?
— Уверен, если ты мне поможешь. Моя жизнь в твоих руках. Возьми эту склянку и послезавтра в этот же час заставь меня выпить жидкость, которая в ней находится. Если я не очнусь, то все уже будет напрасно.
— Хорошо, положитесь на меня.
— Где внук Жанны?
— Он спит.
— Не забывай о нем.
— Будьте спокойны.
— Пригласи сюда баронессу.
Госпожа Лансгер вошла.
— Ну что, мой милый больной, как вы себя чувствуете? — спросила она.
— Плохо, плохо, баронесса. Я думаю, что вы будете свободны уже в половине первого.
Действительно, с этой минуты дыхание доктора становилось все тяжелее и тяжелее; он горел в лихорадке, и губы его уже едва шевелились. Баронесса не плакала, но ей было страшно. Ивариус плакал, но не боялся.
— Итак, надежды больше нет? — прошептала госпожа Лансгер.
— На сегодняшний день нет, — ответил Ивариус.
— Я вас не понимаю! — воскликнула баронесса.
Тогда Ивариус в двух словах поведал ей об опыте, который доктор хотел над собой произвести. Баронесса с ужасом взглянула на Ивариуса, сочла его сумасшедшим и невольно отодвинулась. Пробило полночь.
— Слушайте, — сказал Ивариус.
— Что такое?
— Он не дышит.
— О боже мой! — воскликнула баронесса.
— Пожалуйте вашу руку, сударыня, — сказал Ивариус.
Баронесса машинально подала слуге руку, и тот положил ее на сердце доктора.
— Он умер, — проговорила она тихо, — сердце перестало биться.
— Нужно было, чтобы вы в этом убедились.
— Для чего?
— Через два дня, повторяю, он будет жив.
— Горе лишило вас рассудка! Друг мой, доктор умер!
— В таком случае, сударыня, приведите сюда всех своих знакомых и заставьте их положить руку на сердце доктора — пусть они убедятся в том, что он умер. А послезавтра к полуночи соберите всех этих людей у себя и отпразднуйте воскресение доктора.
— Это невозможно! — решительно сказала баронесса, пристально глядя на доктора, бледного и неподвижного.
— Но это произойдет, — возразил Ивариус, — неужели вы думаете, сударыня, что в противном случае я был бы так спокоен?
— Правда это или нет, — в ужасе воскликнула баронесса, — но поскольку вы всегда исполняли волю своего господина, отведите меня поскорее домой!
— Сначала закройте ему глаза, сударыня.
Ивариус взял с каминной полки лампу, освещавшую комнату, поднес ее к лицу доктора, и баронесса встретила погасший неподвижный взгляд своего бывшего возлюбленного.
— Закройте ему глаза, — сказал Ивариус.
Тогда она поднесла свои дрожащие руки к глазам доктора и одно за другим опустила ему веки.
— Теперь, ради бога, — взмолилась она, — пойдемте.
Четверть часа спустя баронесса у себя читала молитвы, а Ивариус стучался в дверь священника. Тот сам отпер дверь.
— Отец мой, — сказал ему Ивариус, — доктор умер.
— Хорошо, друг мой, я иду с вами.
И священник действительно пришел сидеть у изголовья покойника.
Понятно, что смерть доктора наделала в городе много шума, тем более что он предсказывал свое воскрешение. Дом его постоянно был заполнен народом; бедные и богатые, дворяне и мещане — все толпились около покойника и щупали тело, желая убедиться в истинности смерти. Позвали врачей, которые пребывали в крайней нужде, потому что Серван совершенно затмил их своим талантом и известностью. Они не без радости подтвердили, что доктор действительно умер. Что же касается воскресения, то они ни минуты о нем не думали, и их уверенность вскоре передалась и другим посетителям, в особенности тем, кто верил в неоспоримую смерть доктора.
Доктор слыл ученым человеком. Были даже люди, думавшие, что он имеет сношения с сатаной, но все-таки этого было недостаточно для того, чтобы вот так вот запросто вернуть себе жизнь. Многие говорили, что если бы Серван мог это сделать, то не позволил бы умереть трем своим подопечным, смерть которых наделала много шума в городе. На все эти выпады Ивариус отвечал презрительным молчанием и беспредельным доверием к словам своего господина.
Местное начальство было осведомлено о смерти доктора и об опыте, который он хотел устроить со своим телом, и сочло себя обязанным этому воспротивиться. Служители власти отличались скептицизмом и потому, решительно отвергая возможность успеха, не хотели содействовать этой мистификации. Но в бумагах, которые доктор перед смертью вручил священнику, Серван обещал, что его предприятие будет успешным.
Некоторые ученые — враги доктора — упрашивали власти дозволить выполнить все, чего требовал умерший, но не потому, что это занимало их с научной точки зрения, — просто они были уверены, что слова доктора не сбудутся. Они хотели навеки очернить его память в глазах общественности. Наконец, уступив этим просьбам, начальство решило не вмешиваться в дела доктора.
Что касается баронессы, то она, как и предвидел доктор Серван, ужасно шумела. Пожилая женщина всем рассказывала, что, узнав о болезни этого прекрасного человека, все семейство которого состояло из одного Ивариуса, она отправилась к нему немедленно и не покидала до самой смерти; что доктор, мол, сам ей говорил, что оживет по прошествии трех дней; что он умер у нее на руках, и она положила руку ему на сердце, чтобы убедиться в его смерти, а затем закрыла ему глаза; и что Ивариус просил ее устроить для своих друзей вечер, на который ровно в полночь должен явиться вернувшийся с того света доктор. Легко можно представить действие, которое производил на всех этот рассказ. Все друзья баронессы ходили смотреть на тело доктора и говорили, возвращаясь:
— Я видел его труп. Если он оживет, это будет уже слишком.
Итак, все с нетерпением ждали назначенного срока. Наконец наступил день, когда должно было произойти это великое событие.
XIII