Дождь барабанил по каменным могильным памятникам, и я вернулся к церкви, распахнул деревянную дверь. Это место нисколько не изменилось со времен моего детства. Место, где двадцать пять истекших лет представлялись столь скромной цифрой в сравнении с сотнями минувших веков. Голубая с золотом ткань все еще покрывала алтарь. И прах мертвых по-прежнему покоился под церковным полом. Мне показалось, что они ждали меня.

Я пробрался между дубовых скамеек, взглянул на неясное изображение Жиля де Уинтера и снова перенесся в детские годы. Прикоснувшись пальцем к холодной маленькой собачонке у ног рыцаря, я посмотрел ему в глаза и подумал, что бы я мог сказать Ребекке в тот день, если бы знал, кто она. Сейчас я произнес их мысленно, хотя через двадцать пять лет она вряд ли могла услышать меня.

Ребекка убедила меня, что воля может свершить чудеса, и я попытался силой своего желания вырвать ее из лап смерти, забыв про ее предостережение – стоит ли такое проделывать. Мне так хотелось увидеть ее снова, и каким бы туманным и недоступным ни был тот мир, в котором она сейчас оказалась, я хотел, чтобы она очутилась здесь. На этот раз ей не удастся ускользнуть от меня, как это произошло с Эвридикой.

Я тихо повторял ее имя, и мне показалось, что в церкви произошло какое-то незаметное движение. Словно ворвался поток ледяного воздуха. И я почувствовал, что Ребекка где-то рядом, ее тень обожгла меня. Поднявшись с колен, я вышел из церкви. И посмотрел на кладбище. Дождь лил как из ведра, он слепил меня, но я чувствовал, что она здесь, где-то близко, и шагнул на узкую тропинку, что вела в Мэндерли.

Одежда уже промокла насквозь, и какая-то часть сознания твердила мне, что я веду себя как сумасшедший, но я отмахнулся от назойливого голоса и зашагал дальше. И чем сильнее лил дождь, тем тише звучал этот голос. Сильный ветер заставлял меня клониться вперед, вода заливала глаза, мокрые ветви хлестали по лицу, цеплялись за одежду. Я остановился там, откуда мог одновременно видеть и особняк, который вырисовывался смутным силуэтом, заштрихованным струями дождя, и домик на берегу, к которому подкатывались грозные морские валы. Влажный горьковатый соленый воздух пахнул мне в лицо. На море не было видно ни одного корабля. Я шагнул вперед, на самый край утеса. Чайки с пронзительными криками носились над бушующими волнами, и детская боль, которая эхом продолжала отзываться во мне, постепенно начала спадать. Ко мне пришло спокойствие.

Знакомая тропинка привела меня в Керрит. Бледная луна начала подниматься из-за моря. И при ее свете я различил возле дома смутный женский силуэт. Высокая и стройная женщина шла от меня к дому. Распахнула калитку и поднялась по ступенькам к двери. Я подумал, что это Ребекка, и побежал. Это означало, что я все же еще не совсем успокоился, как мне казалось, потому что даже не обратил внимания на машину, стоявшую у дороги. За моей спиной хлопнула калитка, и я, как слепой, шагнул на дорожку. Женщина повернулась ко мне лицом. Это была Элли.

Я испугал ее не меньше, чем испугался сам. Она что-то невнятно воскликнула при виде меня.

– Как вы напугали меня, – проговорила она, глядя на мою промокшую одежду и слипшиеся пряди волос, с которых стекала вода. – Я не слышала, как вы подошли, из-за шума ветра. Вы промокли насквозь – я даже не сразу узнала вас. Можно мне войти?

Я открыл дверь, потом нащупал выключатель и зажег свет. Элли остановилась на пороге, не глядя на меня.

– Что-то произошло? – спросил я. – Что случилось, Элли? Как отец?

– Надеюсь на лучшее, потому что результаты всех анализов и проверок еще не готовы. Они начали с утра, пришли к выводу, что у него сейчас аритмия, и оставили на ночь в больнице. Я вернулась в «Сосны» взять его пижаму и кое-что из мелочей, сейчас снова поеду в больницу. Они разрешили мне остаться там. Я настояла, просто сказала, что не уйду, и все! Они уверяли меня, что это самое обычное обследование. Если они еще раз произнесут слова «самое обычное обследование», я не знаю, что сделаю. Наверное, закричу…

Она опустила голову и вздохнула. Голос ее звучал как обычно, и я не сразу осознал, что она плачет.

– Элли, не надо плакать, пожалуйста… – Я положил руки ей на плечи. – Я пойду вместе с тобой. Позволь мне пойти…

– Нет. Я хочу остаться с ним наедине. – Она отодвинулась. – Позвони завтра. Мы вернемся домой ближе к обеду. Но… все же я зашла не случайно. Мне надо кое-что передать тебе… – Она приподняла полу мокрого плаща и достала коричневый конверт. Точно такой, в котором лежала тетрадь Ребекки.

– Его прислали отцу сегодня утром, как раз перед нашим отъездом. Он его еще не видел. И мне не хочется, чтобы он попался ему на глаза. Ему снова станет хуже. Все эти воспоминания о прошлом, беспокойство из-за того, что он сделал или, напротив, не сделал двадцать лет назад… – Она завернула влажный шарф вокруг шеи и протянула мне конверт. – Возьми его, только не говори отцу, что он у тебя. Не упоминай ни единым словом, пока отец не окрепнет окончательно.

– Прочесть? – переспросил я.

Мне кажется, она услышала надежду, прозвучавшую в моем голосе, и нахмурилась.

– Да. Прочти. Это настоящий документ. Ты всегда мечтал добыть подлинное свидетельство, сложить кусочки прошлого, чтобы получилась общая картина. И потом написать книгу. Это ведь то, чем ты занимаешься?

Наступило молчание. Она отвернулась от меня, и я не мог видеть выражения ее лица.

– Элли? Ты знаешь? И как давно тебе это стало известно?

– Господи, неужели ты принимал меня за идиотку? Если хочешь кого-то убедить в своем обмане, не смешивай его с правдой. Лучше уж лгать с самого начала до самого конца…

Так мне кажется.

Она приоткрыла дверь и выглянула наружу. Покрывало дождя поредело и стало более прозрачным.

– Зачем надо было упоминать про Кембридж? Ты же знал, что там работает моя тетя Роза. Такие вещи очень легко уточнить или проверить.

– Может быть, по той причине, что не думал, будто кого-то эти сведения заинтересуют, – уклончиво ответил я.

– Меня интересуют. Я хотела знать, с кем мы имеем дело. Я хочу знать, кто становится нашим так называемым другом. Почему он пытается сблизиться с моим отцом. Какое-то время я выжидала и не торопилась ничего выяснять. Целую неделю я просто размышляла над этим. И надеялась: он позвонит нам перед отъездом и объяснит все сам. Я везла тебя в тот день на станцию и думала, что ты расскажешь мне обо всем по дороге. Но когда ты зашел в вагон и так и не произнес ни слова, я позвонила Розе, дала ей твое описание и попросила кое-что уточнить. Ты человек необычный и запоминаешься с первого взгляда. Так что выяснить, с кем мы имеем дело, не составило труда. В Кинге у Розы много старых знакомых и друзей. Так что ей хватило пары телефонных звонков…

– А! Теперь я понял. – Я повернулся к ней. – Один звонок ее другу в Кинг, а другой – мне, в Лондон. Значит, это была Роза? Чтобы окончательно убедиться. А ты мне сказала, что никому не давала этого номера…

– Я солгала. Разве я не имела права лгать? Ты же обманывал нас все это время. Ты заставил моего отца полюбить тебя, вошел к нему в доверие. И все это время вводил нас в заблуждение. Ты приходил в наш дом под вымышленным именем…

– Это не вымышленное имя. Не совсем… – Я помедлил. – Элли, позволь мне пойти с тобой, чтобы я мог тебе все рассказать. Мне хочется объясниться – я уже почти готов был признаться, когда мы говорили вчера по телефону…

– Сейчас нет ничего проще, чем говорить это. Вчера? Как удобно. Что ж, а сейчас у меня нет времени на то, чтобы выслушивать объяснения. Мне надо идти. И к тому же я очень хорошо представляю, как тебе не терпится открыть конверт.

– Не уходи. Вот посмотри: я купил это для тебя вчера. – Я подошел к столу, вынул свою книгу и протянул ее Элли. Она молча смотрела на нее, но я не видел ее глаз.

– Ты купил ее для меня? Вчера? Ты не обманываешь?

– Нет, Элли.

Она подняла голову, и я увидел, как переменилось выражение ее глаз.