– Видишь ли, я всегда наделся, что получу что-то в наследство из его деньжат. Конечно, львиная доля пошла бы Ребекке, она совершенно одурманила его. Но я надеялся, что и мне кое-что перепадет, чтобы я мог начать свое дело, когда уйду из флота. Но остался с носом. Ни Ребекка, ни я не получили ни пенни. И тогда мы надолго расстались. Наши пути разошлись. Я написал ей, спросив, оставили ли кредиторы ее драгоценности – ожерелья, серьги, браслеты и прочие штучки. Она вдруг вышла из себя, обозвала меня последними словами. Так это все произошло. И так оборвалась наша дружба. Семь лет мы не виделись, так что не спрашивай, что она делала эти годы, – понятия не имею. А потом я вернулся в Англию и узнал, что она стала хозяйкой Мэндерли. Остальное ты и сам знаешь…

Замолчав, Фейвел погрузился в свои мысли, не заметив, что сигарета уже погасла. Прямо у меня на глазах выражение его лица стало меняться, а на лбу вдруг выступила испарина. Я даже испугался: уж не заболел ли он?

– Ты спрашивал, какая она? Что ж, отвечу. Она была опасна. Масса народу скажет: ах, какая Ребекка была добрая, красивая, внимательная. Но я знал ее лучше других. И понимал, что ей нельзя переходить дорогу. Только попробуй встать у нее на пути, она сметет тебя. Рано или поздно. Да еще устроит все так, чтобы ты понял, кто.

Он нахмурился:

– Странно звучит, да? Начинаешь говорить о прошлом, и кажется, что вроде все ясно, а потом вдруг видишь, что на самом деле существуют и другие объяснения, а не те, которые ты сначала считал верными. Например, записку, которую она мне прислала в день своей смерти. Я ломал голову над ней весь вечер и только потом понял.

– Какая записка?

– Если бы Макс застал нас вместе в домике на берегу, он бы убил и меня, не сомневаюсь. Ребекка знала, что он ненавидит меня. И тогда я подумал: а может быть, она хотела подставить меня? Так что нам всем троим пришел бы конец. Ребекка все равно вскоре бы умерла, Джек Фейвел получил бы сполна, а Макс болтался бы на веревке. Такую она сплела паутину. И мы бы попались в нее…

Разве ты сам не видишь? – Фейвел повернулся ко мне. – Мне повезло, что я получил записку так поздно и не поехал вечером в Мэндерли. И очень жаль, что Дэнни сохранила еженедельник Ребекки, где осталась запись о визите к врачу. Ребекка не хотела, чтобы кто-то узнал про ее поездку, и зашифровала ее. Она не хотела, чтобы кто-то знал про ее болезнь, даже Дэнни. И не хотела, чтобы доктор узнал, кто у него был, она записалась под другим именем. Но свидетельские показания доктора спасли Макса. Он, можно сказать, выскользнул из петли в последнюю минуту. Дьявольская шутка. Ребекка собиралась устроить ловушку для нас обоих. И я только сейчас разгадал ее замысел. Понадобилось двадцать лет, чтобы понять, что она задумала… Хотя это было так ясно…

Мне показалось, что Фейвел упился вдрызг, но в то же время я видел, как он напряженно размышляет и явно верит в свои домыслы. Как ни странно, он говорил без горечи, тон его остался насмешливым, он словно бы переживал нечто среднее между удивлением и восхищением.

– Выходит, Ребекка хотела вашей смерти? – Я постарался усилить нотки недоверия в голосе. – Но зачем?

– Значит, имела на то свои причины. Я же говорил, она не любила, когда кто-то вставал у нее на пути. И была мстительной.

– Но ведь вы были любовниками?

– Так об этом говорили в Керрите, да, старина?

– Мне казалось, что вы сами утверждали это в присутствии нескольких свидетелей, и кое-кто из них еще жив. Фрэнк Кроули, например. И полковник Джулиан. И вторая жена де Уинтера. В ту ночь, в день похорон Ребекки…

Мой тон оказался совершенно неуместным, я тотчас понял это.

– Тебе все известно лучше меня. И тебе не нужны мои объяснения, хотя мне есть что сказать. А теперь я не собираюсь ничего говорить. Во всяком случае, сейчас. – Он скомкал салфетку и откинулся на спинку кресла. – Потребуй счет! Мне тут надоело сидеть. Почему бы нам не пойти куда-нибудь в другое место? Я знаю клуб – тут за углом. Там дают спиртное ночью. Там и договорим. Что скажешь на это?

Мне совсем не хотелось никуда идти, и я попытался отговорить его. Но Фейвел только еще шире ухмылялся. Ему нравилось дразнить меня.

– Хватит с тебя, старина? – спросил он. – Можешь идти куда хочешь, если устал. Но если захочешь продолжать разговор, мы будем вести его там, где я захочу. В конце концов, я расплатился за свой ужин. Услуга за услугу. Но у меня есть к тебе один вопрос…

Меньше всего мне хотелось слышать его вопросы, но Фейвел не собирался отставать от меня. Он требовал: либо мы отправляемся в клуб, либо я убираюсь спать к чертям собачьим. Пришлось подозвать официанта, оплатить счет, после чего мы вышли на улицу.

Я пытался понять, что Фейвелу известно обо мне. И легкое чувство неуверенности вызывало беспокойство, хотя я повторял, что он ничего не может знать, просто интересуется. Но, как вскоре выяснялось, я даже и представить не мог, какой вопрос он собирается задать.

Клуб Фейвела, естественно, оказался не за углом, как он уверял, и не в конце улицы, и даже не на соседней. Но мы все же отыскали его: над входом светилась вывеска «Красный Дьявол».

– Вот он, – сказал Фейвел. – Так и знал, что он где-то поблизости…

Он нетерпеливо шагнул вперед, но тут перед ним выросла мощная грузная фигура мужчины в униформе, который проговорил: «Только для членов клуба». Но как только в его руках оказалась пятифунтовая банкнота, молча отступил в сторону, пропуская нас.

Мы вошли в маленькое темное помещение, где рядом с пианистом стояла брюнетка в парчовом платье, с микрофоном в руках. Она исполняла одну из песен Синатры. Дым стоял густой, словно туман. Здесь пахло не только никотином и крепкими спиртными напитками, но и отчаянием. Все посетители были мужчины. Обслуживали нас хищные официанты, здесь подавали только шампанское и заламывали за него в три раза выше его стоимости, как и следовало ожидать.

Я постепенно начинал терять терпение. Игра в кошки-мышки мне надоела, и я догадывался, что если кто-то из посетителей присоединится к нам (а Фейвел явно только того и ждал), то я уже ничего не смогу вытянуть из него. Он сел напротив меня и смотрел мрачно и устало. Шампанское он выпил, как только мы подошли к столику, и теперь находился в тяжком раздумье.

А я решил сменить тактику, сразу взять быка за рога, и спросил, памятуя о той открытке в тетради, известно ли ему хоть что-нибудь о том, что Ребекка в детстве бывала в Мэндерли. Я понимал, насколько этот вопрос далек от того, что мне хотелось бы выяснить, но и этого было достаточно.

Фейвел вскипел:

– Нет, не знал. С чего ты это взял? И что за странную игру ведешь, малый! Вот что я тебе скажу: мне доводилось встречаться с журналистами, и не один раз, с некоторыми я даже довольно близко сходился, если они мне нравились. Ты не похож ни на одного из них. Еще когда я получил твое письмо, я сразу почуял, что дело неладно, и с первого же взгляда понял, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Но решил: пусть, зато поужинаю за его счет. Но теперь предлагаю: выкладывай карты на стол. Ты все время лжешь. Сказал, что дважды писал мне. И это все? Не думаю. Хочешь узнать, почему я согласился встретиться с тобой? Потому что ты мне послал вот это. Оно пришло ко мне в прошлую среду, в коричневом конверте. И там не было никакой записки.

В тот самый момент, когда я уже собирался уйти и даже отодвинул стул, Фейвел вынул небольшой конвертик из внутреннего кармана.

– Он лежал в большом конверте, и я не догадывался, что там, пока не распечатал его, – тут со мной чуть инфаркт не случился. Так, значит, ты решил поддеть меня? Но, скажу тебе, не вижу в этом ничего забавного. Я и врагу не пожелаю, чтобы над ним так подшучивали. И что бы ты там ни думал, я не так плох, как другие. Я по-своему любил Ребекку.

Он встряхнул конвертик над раскрытой ладонью и протянул руку вперед. И я увидел очень маленькое колечко, по поверхности которого сверкали бриллиантики.