Марина медленно выдохнула и кивнула. Я понял — первая схватка окончена.

— Хочешь ещё кофе? — вопрос был риторический, потому что я поднял её кружку и долил свой остаток.

Она с благодарностью улыбнулась и приняла напиток.

Где-то в горах завыл ветер, а сова прокричала в темноте ещё раз — будто предупреждая об опасности.

Мне показалось, что я заметил какое-то движение в темноте. Направив фонарик, попробовал нащупать светом источник беспокойства.

— Это просто сова. Или филин. Я в них не разбираюсь, — равнодушно прокомментировала начальник лагеря, — они тут каждую ночь летают. Я уже привыкла и не обращаю на них внимания.

Я всё же провёл лучом по кустарнику, где, как мне показалось, что-то замерло в темноте.

— Посиди здесь, я схожу посмотрю.

Я встал и направился к кромке густого лишайника — в сторону, противоположную руслу реки.

Интуиция подсказывала, что на меня кто-то пристально смотрит из темноты.

Я почувствовал, как у меня похолодели пальцы.

Но не дойдя десяти шагов, услышал, как справа раздались мужские голоса:

— Эй, хозяева! Археологи! Свои! Смотрите, не пальните в нас с перепугу!

— Смирнов, ты что ли? — Марина, видимо, узнала знакомый голос, — ты что тут делаешь?

Из темноты вышли двое: высокий парень в брезентовой куртке и девушка.

Оба с рюкзаками за плечами. Они вышли вовсе не из того места, где я заметил движение.

— Марина Сергеевна, мы вас еле нашли. Мы к вам на последнем автобусе ехали, а он только до села. Пришлось десять километров топать пешкодралом.

Я всё ещё шарил светом и вглядывался в кромку кустарника, но никого так и не нашёл. Но я был уверен, что минуту назад там кто-то был.

— Можно было и до завтра подождать, давайте я пока вас в своей палатке положу. А утром разберёмся.

— Нам звонили из Северо-Кавказского отделения, ругались, просили передать профессору телефонограмму как можно скорее. Вот мы и решили не ждать. Думали, успеем на автобус Орджоникидзе–Тбилиси. Но увы и ах.

Тишину разорвал третий крик совы — теперь он прозвучал неестественно близко. Я резко развернулся, но в темноте уже ничего не было видно.

Начинало светать.

Следующий день выдался очень хлопотным и полным событий.

Я возвращался в лагерь с рюкзаком, забитым альпинистским снаряжением, за рулём УАЗика и не верил, что мне почти удалось разрулить все вопросы за один день.

Это было не так просто, но тем не менее мне удалось совершить невероятную комбинацию.

С самого утра я сходил и обследовал следы. Как ни странно, новых следов я не нашёл. Выходило, что груз будто бы вывезли на том самом ГАЗ-69, которым подвозили профессора.

Я переоценил свою способность читать по следам покрышек, потому что их было много, и уже нельзя было с уверенностью утверждать, какие из них оставлены именно вчера вечером, пока мы с Лёней отсыпались.

Я — в палатке, а он — за Марининым столом.

Затем я отправился к тому месту, где, как мне показалось ночью, за нами наблюдали.

И я не ошибся. В подтверждение своих подозрений я нашёл вытоптанный кустарник, следы подошв и валун со свежим изображением кинжала.

Он был нарисован красной масляной краской совсем недавно.

Я не стал разводить панику и сообщать профессору, который к этому времени немного успокоился и передумал перевозить лагерь.

Но показал Лёне и попросил тихонько расспросить о рисунке жителей нашего лагеря.

Я был уверен, что его нанёс посторонний. Специально. Возможно, персонально для меня.

Потом первым делом я доехал на общественном транспорте до Алана, того самого воздыхателя Марины, и договорился о «прокате» альпинистского комплекта.

Прочитав записку от Марины, он зацвёл, как июньский горный мак, и пообещал, что к вечеру всё будет готово.

Он даже любезно согласился забрать всё к себе домой, чтобы я не привязывался ко времени окончания рабочего дня, потому что мне предстояло помотаться по районам и окрестностям осетинской столицы.

Хотя я подозреваю, что он собирался выдать мне снарягу из своих личных запасов.

Вторым номером в моём расписании значилась поездка в местное управление культуры. Телефон одного из сотрудников мне раздобыл тот же Маринин воздыхатель.

Он позвонил тому и попросил мне всячески содействовать.

Они говорили по-осетински, я ничего не понял из сказанного.

Но после окончания разговора Алан сообщил, что человек на том конце провода решит любые мои сложности, связанные с фильмами и плёнками, а также с кинопроекторным оборудованием.

По иронии судьбы, я нарвался на того самого недоброжелателя, который поссорился с председателем колхоза станицы Архонской.

Узнав, для кого нужны фильмы, он отказался принимать коньяк и вообще продолжать со мной беседу. Он позвонил и очень экспрессивно сообщил Алану, чтобы тот больше никого не присылал.

Алан попросил передать мне трубку, извинился и сообщил, что не знал, что его приятель враждует с Архонкой, и он в таких обстоятельствах совершенно бессилен мне помочь.

Мне не оставалось ничего, кроме как идти напролом к его начальству.

Дородная секретарша лет сорока пяти, напоминавшая располневшую актрису Клару Лучко, грудью встала на защиту своего босса, когда я подошёл к его кабинету.

— Молодой человек, вы записывались на приём? Вас ждут?

Я набрался наглости и ответил:

— Да, конечно!

— Как ваша фамилия? — она словно мегера внимательно разглядывала меня из-под нахмуренных бровей, — подождите.

Меня тут явно не ждали.

— Александр Каменев, посмотрите.

Секретарша открыла какой-то журнал, начала медленно вести обратной стороной карандаша сверху вниз по странице, читая фамилии.

Дверь в кабинет её руководителя была приоткрыта. Босс с небольшим акцентом говорил по телефону на повышенных тонах, и до меня долетали обрывки фраз:

— Родная, ну что я могу сделать? Град побил крышу! Не только наш сын не едет в пионерлагерь — все смены отменены!

Я видел в щель, как он закурил и нервно затушил спичку, размахивая рукой.

— Раньше срока? У них же ответственные за ремонт и стройматериалы уехали в отпуск и вернутся только через месяц! Да я уже всё сделал, что мог! Пока этот вопрос не решить. Никто не может ничего сделать. Дети будут спать под дырявыми крышами — шифер весь пробитый! Град с яйцо был. Ты же знаешь.

Мегера прожигала меня недобрым взглядом. Закончив проверку, секретарша развела руками:

— Когда вы записывались, молодой человек?

— На днях.

— Странно… Записи на вас нет. Вы, собственно, по какому вопросу?

Я шёл ва-банк — терять мне было нечего. Надежда поучаствовать в ралли таяла у меня на глазах.

Если я не раздобуду автомобиль для соревнований, то никто мне его не предоставит — ни просто так, ни за красивые глазки.

Поэтому я просто нагло соврал:

— Я как раз по вопросу поставки шифера для пионерлагеря.

Секретарша, конечно, мне не поверила, но на всякий случай решила уточнить у начальника. Молча указала пальцем на стул, встала, поправила причёску.

Прижала папку к груди, направилась в кабинет своего шефа и затворила за собой дверь.

Она вышла буквально через 30 секунд. Мегера куда-то испарилась. Теперь «Лучко» улыбалась и источала обаяние и гостеприимство.

— Прошу вас, молодой человек. Вас ждут. Что же вы сразу про шифер не сказали.

Я вошёл в кабинет, ругая себя за авантюризм. Но хозяин кабинета встал, протянул мне руку. Я ответил вежливым приветствием и пожал в ответ двумя ладонями.

Уже подглядел, что так поступают более молодые по отношению к старшим.

Никогда не протягивают руку первым, а если старшие протянули, то жмут в ответ двумя, выражая уважение.

Мне предложили сесть за стол. Секретарша закрыла за собой дверь.