И сейчас мы оказались в эпицентре катастрофических событий, каждое из которых несет угрозу существованию Империи. Потоки времени приходят в состояние великих, бурных перемен. И мы, вследствие наших действий, оказались втянуты в них и можем значительным образом изменять их и формировать. Полагаю, именно поэтому мы и привлекли внимание некоторых существ из потустороннего мира.

– Привлекли не то слово, – заметила леди Фрост.

Я вдруг ощутила, как болезненно пульсирует метка у меня на груди. Страшно хотелось взглянуть на нее, но если до того я показала ее с напускным безразличием, то теперь меня удерживало странное чувство стыдливости.

– Вы говорите, у вас были видения и даже стычки с существами из потустороннего мира, – продолжала леди Фрост. – Расскажите мне об их природе.

Мы принялись рассказывать о всевозможных встречах с обитателями иного мира. Я поведала, как повстречала Эгракса в странном парящем замке, где он предстал передо мной в облике обитателя Южных равнин. Даже Вонвальт, вопреки моим ожиданиям, не стал отмалчиваться и подробно рассказал о том, что довелось пережить ему, в том числе о Муфраабе. И не потому, что он чувствовал себя обязанным леди Фрост или она произвела на него впечатление. Скорее всего, он просто догадывался, что ей и без того многое известно. Уже который месяц леди Фрост играла не последнюю роль в священных измерениях, помогая Правосудию Августе скрываться от Гессиса и пытаясь направлять руку Судьбы в собственных интересах.

– Благодарю за откровенность, сэр Конрад, – сказала леди Фрост. – Конечно, мне известно о ваших трудностях в зиккурате Амбира, – она говорила об обиталище Муфрааба. – И о том, что мисс Седанка вернула вас к жизни. Мы с Правосудием Августой сделали все, что было в наших силах.

– Так это были вы, – прошептала я. – В Мьочваре.

Я вспомнила, как вызволила Вонвальта из зиккурата Амбира. На нас тогда что-то напало – и что-то нас защитило. Теперь я понимала, что вторым «чем-то» была леди Фрост.

Та наклонилась вперед.

– Верно. Правда, не одна.

– И кто еще был там? Кто вам помогает? – спросил Вонвальт.

– Кто, как не сам Эгракс?

Вонвальт недоверчиво нахмурился, но леди Фрост лишь отмахнулась.

– Но даже при совместных усилиях события застигают нас врасплох. В загробном мире что-то происходит. Давно не секрет, что Эгракс проявляет интерес к людским делам, но он исключение, подтверждающее правило. Да и все. Меня более тревожит – и немало пугает, – что Бартоломью Клавер пользуется поддержкой некой сущности из астрального мира. Злонамеренной сущности.

– Он хвалился, что получает поддержку от кого-то могущественного, – сказал Вонвальт. – Заявлял мне об этом в лицо.

– Не сомневаюсь, – произнесла задумчиво леди Фрост. – Клавер сумел навязать свою волю князю Амбира, одному из вождей Казивара. Быть может, это он?

– Пожиратель душ с головой мотылька? – проворчал сэр Радомир.

По губам леди Фрост скользнула улыбка.

– Хорошо сказано.

– Одно дело – наложить на меня проклятие, и другое – заручиться его поддержкой. Определенно Муф… – он осекся, не успев произнести имя, и прокашлялся. – У этого паразита есть дела поважнее, чем наставлять Клавера в смертельной магии.

Леди Фрост на мгновение задумалась.

– Чего он хочет? Клавер. Что им движет? Он мог бы наслаждаться жизнью среди богатств и привилегий. Ему бы не потребовалось для этого вступать в Зал Одиночества, не говоря уж о том, чтобы восходить на трон.

– Поначалу мне казалось, что он стремился лишь вернуть Неманской церкви драэдические знания, – задумчиво проговорил Вонвальт. – И, полагаю, когда он заручился поддержкой церкви и храмовников, то сам уверовал в собственный миф. И вот он уже зарится на императорский трон. Вопрос в том, кому это выгодно? Клаверу и его подельникам? Несомненно. Возможно, храмовники продвинутся еще дальше на юг и завладеют богатствами Южных равнин. Но это неизбежно произошло бы и при правлении Хаугенатов, – он покачал головой. – Этот же вопрос касается и сущностей в загробном мире. Ради чего они так настойчиво вмешиваются в дела Империи? Если Клавер пользуется поддержкой некой злобной сущности, очевидно, что ей это выгодно. По своему опыту взаимодействия с обитателями священных измерений могу сказать, что они слишком могущественны и чужды, чтобы по-настоящему интересоваться делами смертных. Какая им польза от покровительства Клаверу?

– Им видно то, что сокрыто от нашего взора, – сказала леди Фрост. – Для них потоки времени протекают иначе. Мы способны воспринимать события лишь после того, как они произойдут. Сущности в загробном мире воспринимают события еще до их наступления и могут сообразно направлять настоящее.

– Значит, у Плута на мой счет какие-то планы? – спросила я.

– Надо полагать.

– А каков ваш план? – спросил Вонвальт. – И какими располагаете средствами для его воплощения? Говорите, у вас есть шаманы?

Некоторое время леди Фрост хранила молчание, не вполне уверенная в том, стоит ли принимать Вонвальта в свои ряды.

После затянувшейся паузы она все же сказала:

– Идемте. Вы должны кое-что увидеть.

Хоть я и не знала, чего ждать, но меньше всего рассчитывала провести полдня в пути на юг – по холодным, безлюдным землям, кутаясь в вощеные плащи, в попытках укрыться от непрерывно моросящего дождя. К тому времени, как показались первые признаки лагеря языческой армии, опустилась ночь, и все мое внимание занимало урчание в животе и вымокший насквозь плащ.

Лес казался древним, большим и необитаемым, темные чащи мокрых деревьев и мха, что простирались на сотни миль в каждую сторону. Великшума, древнее хаунерское слово, которому саксанцы так и не нашли лучшей замены, означало нечто до нелепости прозаичное вроде «огромный темный лес». Но недостаток в поэтичности восполнялся точностью.

Если прежде я ощущала лишь смутную тревогу, то здесь, в лесах Великшумы, страх сгустился и растекался по венам словно яд. Виной тому были не только часовые по периметру лагеря, в грубых масках и в боевой раскраске, хотя и это выглядело достаточно устрашающе, – это был зловещий шепот, тени на задворках сознания и ощущение, что пары-тройки ошибочно произнесенных слов хватит, чтобы распахнуть врата загробного мира. И если, как выразилась леди Фрост, ткань между миром смертных и священными измерениями неумолимо истончалась, то здесь от нее осталось лишь несколько рваных нитей.

Теперь обратной дороги не было. Путь от Моргарда до окраин Великшумы пролегал по открытой, хоть и унылой местности, и мы с легкостью могли… Ну, конечно, не сбежать от леди Фрост – все-таки она не имела над нами власти, – но разойтись с ней в разные стороны. Присоединиться к ней хоть и казалось целесообразным, все же мы сомневались, правильно ли поступаем. В том, что Клавера нужно остановить, сомнений не возникало, однако оставался вопрос, как это сделать. Возможно, в этом вопросе я была наивной и гордой, такой же, как и Вонвальт в свое время.

Впрочем, даже будь оно так, я была не одинока. Сэр Радомир, старый пьяница и ветеран-хаунерец, недолюбливал толцев и ненавидел язычников – не потому, что исповедовал учение Немы, а потому, что те язычники, которых он знал, существовали в хаунерских народных сказках и представляли собой сборище кровожадных пожирателей младенцев. Человеку со столь узким взглядом на мир было совсем непросто отбросить предрассудки и объединиться с людьми, которых он на дух не переносил. Да, сэр Радомир был из тех, кто хотел остановить Клавера, но он хотел сделать это во главе имперской армии, а не горстки еретиков.