— Эх, была бы Страна Дальняя не так далеко, — прошептал он, — и Остров Зеленых Лугов тоже. И были бы мы не такие маленькие и беззащитные!

— Помнишь, как мы бродили по холмам на Острове Зеленых Лугов, играя на флейтах? — спросил я. — Помнишь, Юм-Юм?

— Да, но это было давным-давно, — ответил Юм-Юм.

— Мы можем сыграть на флейтах и здесь, — предложил я. — Мы можем играть старинный напев, пока голод не одолеет нас, пока не умрем.

— Что ж, сыграем еще разок, — прошептал Юм-Юм.

Мы достали флейты. Слабые руки едва удерживали их, но мы заиграли старинную песню. Мы играли, а Юм-Юм плакал, и слезы тихо катились по его щекам. Может, я тоже плакал, но просто не замечал этого. Старинный напев был так прекрасен, но звучал едва слышно, словно предчувствуя, что вскоре смолкнет и он.

Хотя мы играли тихо, заколдованные птицы услыхали старинный напев и всей стаей подлетели к нашему окошку. Сквозь решетку я видел их грустные блестящие глаза. Потом птицы улетели, а мы не могли больше играть.

— Ну вот мы и сыграли в последний раз, — сказал я и хотел положить флейту в карман.

Но там что-то было! Я сунул руку и нащупал в кармане ложечку. То была маленькая чайная ложечка сестренки мальчика Йри!

Мне хотелось, чтобы заколдованные птицы снова подлетели к нам. Я бы показал им ложечку. Может, сестренка мальчика Йри узнает ее. Но заколдованные птицы больше не показывались.

Рука моя разжалась, и ложечка упала на пол.

— Смотри-ка, Юм-Юм, — сказал я, — я нашел ложечку!

— Ну и что! — ответил Юм-Юм. — Зачем нам ложечка, если нет еды?

Улегшись на пол, Юм-Юм закрыл глаза и умолк. Я чувствовал страшную усталость. Все тело свело от голода. Сейчас я проглотил бы любую еду — все, что угодно. Больше всего мечтал я о хлебе, хлебе насущном. Но я знал: его мне больше не едать. Я мечтал о ключевой воде, утоляющей жажду. Но я знал: ее мне больше не пить. Никогда не придется мне больше ни пить, ни есть. Я вспоминал даже противную кашу-размазню, которой тетя Эдла пичкала меня по утрам. Сейчас я проглотил бы даже эту размазню, и она показалась бы мне вкусной.

О, я готов был съесть все, что угодно! Из последних сил поднял я с пола ложечку и сунул ее в рот.

Что такое?! Ложечка кормила меня! Я будто поел хлеба насущного и испил ключевой воды, утоляющих голод и жажду. Ложечка кормила меня, и вкуснее этой еды я не ел ничего на свете. И вот чудо: ложечка казалась бездонной, еда в ней не убывала, и я наелся досыта.

Юм-Юм лежал на полу, закрыв глаза. Я сунул ложечку ему в рот, и он начал есть, словно во сне. Потом сказал:

— О Мио, мне приснился чудесный сон. Теперь и умирать легче. Мне приснился хлеб, хлеб насущный.

— Это не сон, — ответил я.

Юм-Юм открыл глаза и уселся на полу. Он понял наконец, что жив-здоров и сыт. Несмотря на нашу беду, мы почти повеселели.

— Что сделает с нами рыцарь Като, когда увидит, что мы не умерли с голоду? — спросил Юм-Юм.

— Только бы он не вложил нам в грудь каменные сердца! — ответил я. — Я так боюсь каменного сердца!

— Ночь еще не кончилась! — сказал Юм-Юм. — Рыцарь Като еще не пришел. Давай поговорим о Стране Дальней. Так и время пройдет. Сядем поближе друг к другу чтобы немного согреться.

В башне было холодно, мы продрогли до костей. Плащ сполз с моих плеч и упал на пол. Я поднял его и закутался поплотнее. Как хорошо, что добрая ткачиха подбила мой плащ волшебной тканью!

Вдруг раздался крик Юм-Юма:

— Мио! Мио, где ты?

— Я здесь! — ответил я. — У двери.

Юм-Юм посветил вокруг огарком свечи. Эту жалкую подачку мы получили от рыцаря Като. Вне себя от страха Юм-Юм шарил по темным углам, пытаясь найти меня.

— Где ты? — взмолился он. — Не слепой же я, раз вижу дверь, тяжелый засов и стены нашей темницы.

И тогда я понял, что, надевая плащ, вывернул его наизнанку. Сверкающая волшебная подкладка, которой ткачиха подбила плащ, оказалась сверху. Едва я снова скинул плащ, Юм-Юм воскликнул:

— Не пугай меня так! Где ты прятался?

— А сейчас ты видишь меня? — спросил я.

— Еще бы! — ответил Юм-Юм. — А где ты прятался только что?

— Под своим плащом, — сказал я. — Наверно, ткачиха превратила его в плащ-невидимку!

Мы примеряли плащ и так и этак — в самом деле, он становился невидим, как только его выворачивали наизнанку.

— А теперь давай кричать во весь голос! — предложил Юм-Юм. — Может, стражники прибегут посмотреть, что тут случилось. А ты прошмыгнешь мимо них в своем волшебном плаще, выберешься из замка рыцаря Като и вернешься в Страну Дальнюю цел и невредим.

— А как же ты, Юм-Юм? — спросил я.

— Мне придется остаться, — дрогнувшим голосом ответил Юм-Юм. — Ведь только у тебя плащ-невидимка!

— Да, плащ-невидимка у меня только один! — сказал я. — И друг — только один! И мы умрем вместе, если не сможем спастись оба.

Юм-Юм крепко обнял меня:

— Я хочу, чтобы ты убежал отсюда и вернулся в Страну Дальнюю. Но ты остаешься со мной, и я не могу не радоваться. Мне стыдно, но я ничего не могу с собой поделать.

Не успел он это сказать, как случилось чудо. Заколдованные птицы вернулись. Они часто-часто взмахивали крыльями у самой оконной решетки. Птицы с трудом удерживали в клювах что-то тяжелое. То был меч! Мой меч, рассекающий камень!

— Мио! — крикнул Юм-Юм. — Заколдованные птицы достали твой меч со дна Мертвого Озера!

Я подбежал к окошку и, протянув руки сквозь решетку, взял меч. Он полыхал огнем, с него стекали капли воды, но и они сверкали огнем.

— Спасибо вам, милые добрые птицы! — сказал я.

Но птицы только посмотрели на меня своими блестящими грустными глазами и, горестно крича, снова взмыли над Мертвым Озером.

— Здорово, что мы догадались сыграть на флейте! — сказал Юм-Юм. — Иначе бы птицам не найти дорогу к этой башне.

Я почти не слушал. Я стоял в темнице, сжимая в руке меч. Мой меч, мой огненный меч! Никогда прежде я не чувствовал себя таким сильным. Я вспоминал своего отца-короля, я знал, что он думает обо мне.

— Ну, Юм-Юм! — сказал я. — Для рыцаря Като настал час его последней битвы.

Юм-Юм побледнел, а глаза его радостно заблестели.

— Как ты справишься с семью замками? — спросил он. — Как проскользнешь мимо семидесяти семи стражников?

— Семь замков разобьет мой меч, — ответил я, — а плащ спрячет меня от семидесяти семи стражников.

Я набросил плащ на плечи. Волшебная ткань засверкала в темноте, она сверкала так, что могла осветить весь замок рыцаря Като.

Но Юм-Юм сказал:

— Я не вижу тебя, Мио, хоть и знаю, что ты здесь. Я буду ждать, когда ты вернешься.

— А если я не вернусь никогда? — спросил я.

Разве мог я знать, кто победит в битве с рыцарем Като!

Мы замолчали, мы долго молчали. А потом Юм-Юм сказал:

— Если ты никогда не вернешься, Мио, мы будем думать друг о друге. Мы будем думать друг о друге, пока хватит сил.

— Верно, Юм-Юм! — ответил я. — Я буду думать о тебе и об отце в свой последний час.

Я поднял меч, и он рассек железную дверь, словно она была из теста. Ведь для меча, который рассекает камень, железная дверь все равно что тесто. И беззвучно, словно тесто, мой меч рассек железо. Несколько быстрых ударов — и я отбросил прочь огромный замок.

Я отворил дверь, она чуть слышно заскрипела. Семеро стражников стояли в карауле за дверью. Услыхав скрип, они обернулись. Они смотрели прямо на меня. А я стоял в своем сверкающем волшебном плаще и думал: «Как ярко светится плащ, они видят меня!» Но они меня не видели.

— Я слышал скрип! — сказал один из стражников.

— Да, что-то скрипнуло в ночи! — сказал другой.

Они стали рыскать по сторонам, — меня они не видели.