Палач спросил, есть ли у осуждённого последние слова.

Сабуров вздрогнул. Поднял голову. И закричал:

— Вы все умрёте! Слышите⁈ Платонов не спасёт вас! Он принесёт только смерть! Смерть всем! Владимир сгорит! Княжество рухнет! Вы все умрёте в огне и крови!

Его голос сорвался в истерический визг:

— Проклинаю тебя! Проклинаю твой род! Твоё княжество! Ты думаешь, убив меня, получишь мир⁈ Никогда! Будут ещё! Ещё десятки таких, как я! Ты утонешь в крови! Это никогда не кончится! Никогда!

Толпа загудела. Кто-то швырнул гнилой помидор, который шлёпнулся у ног бывшего князя.

Палач накинул на голову Сабурова чёрный мешок, обрывая его крики. Фигура в сером на миг замерла, затем дёрнулась в последней попытке вырваться.

Палач дёрнул рычаг.

Люк под ногами осуждённого распахнулся. Тело упало вниз, верёвка натянулась с глухим звуком. Громко хрустнули позвонки, и фигура в мешке повисла неподвижно. В отличие от моей собственной казни, где «доброжелатель» позаботился, чтобы верёвка оказалась короткой и я умирал в муках, сейчас всё было сделано чисто.

Толпа взревела. Крики одобрения, проклятия в адрес мёртвого, радостные выкрики. Кто-то запел народную песню. Другие подхватили.

Я смотрел на раскачивающееся тело и не чувствовал ничего. Ни удовлетворения. Ни облегчения. Просто пустоту.

Справедливость восторжествовала. Убийца получил по заслугам. Княжество очищено от узурпатора.

Я развернулся и направился к машине. Позади раздавались ликующие крики толпы.

— Гаврила, — окликнул я телохранителя, идущего сзади. — Когда толпа разойдётся, пусть тело снимут и похоронят на городском кладбище. Достойно. С отпеванием.

— Понял, Ваша Светлость. Но… народ может возмутиться. Сочтут это слишком большой милостью для предателя.

— Даже преступник заслуживает христианского упокоения, — ответил я. — Сабуров ответил перед законом. Теперь пусть отвечает перед Богом. Выполнить.

— Слушаюсь.

Я сел в машину и закрыл дверь, отсекая звуки празднества снаружи. Достал из кармана магофон, собираясь набрать номер Коршунова, чтобы прослушать свежий доклад о ситуации в городе и остроге. В этот момент устройство завибрировало входящим вызовом.

Станислав Листьев.

Я принял вызов.

— Ваша Светлость, — голос журналиста звучал деловито. — Всё готово. Первый номер «Голоса Пограничья» выходит завтра.

Я откинулся в кресле, наблюдая, как на экране магофона проявляется знакомое лицо Станислава Листьева. Журналист выглядел усталым — покрасневшие глаза за стёклами очков, растрёпанные волосы, — но в его взгляде читалось удовлетворение человека, доведшего дело до конца.

— Рад это слышать, Станислав, — начал я. — Судя по вашему виду, работы было много.

— Последние три ночи почти не спал, — буркнул он, поправляя очки, — но оно того стоило. Газета готова.

— Расскажите подробнее. Чего именно удалось добиться?

Листьев потянулся за какими-то бумагами, скрывшись на мгновение из кадра, потом вернулся с потрёпанным блокнотом.

— Здание арендовали на Купеческой улице в Сергиевом Посаде, — начал он, листая записи. — Двухэтажное, бывший склад тканей. Помещение просторное, окна большие — света хватает. Первый этаж отдали под типографию и архив, второй — редакция и кабинеты для журналистов. Аренда обошлась в шестьсот рублей на год, как и планировали.

— Оборудование?

— Печатный станок доставили из Москвы, — Станислав сделал паузу, явно вспоминая подробности. — Подержанный, лет десять в работе, но в хорошем состоянии. Прежний владелец разорился, продал за восемьсот рублей. Князь Оболенский помог через своих людей — дал рекомендацию, и нам сбавили сотню.

Я кивнул. Матвей Филатович умел просчитывать выгоду. Помогая проекту, он привязывал независимую прессу к Сергиеву Посаду, повышая престиж своего княжества.

— Штат собрали? — уточнил я.

— Двенадцать человек пока, — Листьев пробежался взглядом по списку. — Трое старших журналистов-расследователей. Все с опытом — бывшие сотрудники «Владимирского вестника», которых уволили за неугодные материалы о коррупции в княжестве. Толковые ребята, умеют копать глубоко и не боятся последствий. Четверо репортёров помладше, но способные. Двое корректоров — педантичные, как часовые механизмы. Художник-иллюстратор, верстальщик, бухгалтер. Плюс четверо курьеров для распространения.

— Восемнадцать вместо двадцати, — подметил я.

— Ещё ищу, — пожал плечами журналист. — Не хочу брать первых попавшихся. Один неправильный человек может испортить репутацию всей газеты. Лучше работать меньшим составом, но с теми, кому доверяешь.

Разумный подход. Листьев понимал цену репутации.

— Думаю, я смогу порекомендовать вам как минимум одного хорошего журналиста, — произнёс я после паузы.

— Вот как?.. — Листьев приподнял бровь, в голосе прозвучала настороженность.

— Святослав Волков. Мой двоюродный брат по материнской линии.

Журналист откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. За стёклами очков взгляд стал жёстче.

— Родственник, — повторил он ровно. — Ваша Светлость, мы договаривались о независимости. Если вы думаете внедрить в редакцию свою креатуру для контроля и докладов…

— Святослав никогда не был чьей-то креатурой, — перебил я спокойно. — И уж точно не моей. Он журналист, занимающийся независимыми расследованиями. Настоящий, не декоративный.

— Все так говорят о своих людях, — скептически отозвался Листьев.

Я сделал паузу, обдумывая, как лучше подать информацию.

— В начале этого года Святослав вёл расследование против ректора Муромской академии Горевского, — начал я медленно. — Горевский был замешан в похищениях студентов для незаконных магических экспериментов для князя Терехова. Уверен, вы слышали о том, как я освобождал людей из его лабораторий. Так вот, Святослав собрал доказательства, несмотря на угрозы и давление. К нему домой буквально пришли бандиты с паяльниками, пытаясь уничтожить материалы расследования. Я выручил его в той ситуации, и он не сдался. Продолжил работу даже после того, как его избили.

Листьев слушал молча, но я заметил, как изменилось выражение его лица.

— Летом по моей просьбе он внедрился в так называемый «Фонд Добродетели» под чужим именем, — продолжил я. — Фонд прикрывался благотворительностью, а на самом деле проводил эксперименты над должниками, превращая их в подопытных для создания «усовершенствованных бойцов» с помощью Реликтов. Святослав три недели играл роль обедневшего аристократа, завоевал доверие руководства, получил доступ к документам. Когда его раскрыли, подвергли пыткам. Пытались выбить информацию о том, кто его нанял.

— Он выдал информацию? — тихо спросил журналист.

— Выдал, — честно ответил я. — Под пытками сломался бы кто угодно. Но до последнего пытался держаться. Я спас его из той лечебницы, но расследование он довёл до конца. Материалы опубликовал, несмотря на последствия.

Станислав молчал, переваривая услышанное.

— И, наконец, в начале осени его похитил наркокартель из Восточного Каганата, — закончил я. — Хасан Волкодав, один из крупнейших наркобаронов региона, взял Святослава в заложники, чтобы выманить меня в ловушку. Вы могли слышать о ней, если читали материалы о вчерашнем судебном заседании.

— Конечно, — собеседник потёр переносицу, явно пытаясь переварить информацию. — И после всего этого… после пыток, похищения, угрозы смерти… ваш кузен продолжает заниматься журналистикой?

— Продолжает, — подтвердил я. — Потому что для него это не работа. Это призвание. Он пишет под псевдонимом «Северьян Правдолюбов». Работал в «Муромском обозревателе», пока князь Терехов не прикрыл издание после того расследования об экспериментах. Сейчас Святослав не имеет постоянной работы, ведёт блог в Эфирнете, публикует материалы где придётся.

— Почему он согласится работать в моей газете? — спросил Станислав после паузы. — Насколько я понимаю, он принадлежит к обеспеченному знатному роду, который способен обеспечить ему безбедную жизнь.