В дверях снова послышался грохот, и в зал ввалился сыщик. Остапчук вздохнул с облегчением – может, хоть этот ему связно объяснит, откуда взялись две пекторали?

Но сыщик только свалил к ногам Светланы Вениаминовны копье, кирасу, колчан и лук. Идущая следом за ним девчонка водрузила поверх всего этого каску.

– Все возвращаем в целости и сохранности. – Салям поскреб ногтем длинную царапину на кирасе, которой вроде бы раньше не было. Да ладно, ей триста лет – кто там разберет, что было раньше, что появилось позже!

И пришлепывая ногами – одной в носке, а второй и вовсе босой! – направился к детям и встал за спиной у очкастого мальчишки.

– Где Зарина? – тихо спросил его тот.

– Не знаю, – грустно ответил Салям.

Вадька покачал головой – похоже, загадочная темноволосая девушка появилась ниоткуда, помогла им вернуть пектораль и тут же исчезла неизвестно куда. Но раздумывать о странностях неожиданной союзницы ему было некогда. Старинные часы в вестибюле принялись бить – музейные двери распахнулись, и в них с грохотом ввалилась целая толпа вооруженных микрофонами и камерами журналистов. Впереди всех скакала Карина Артюхова из «Городских новостей» и ее оператор. Среди журналистов Вадька увидал и другие знакомые фигуры – вытягивая шею, из задних рядов старался рассмотреть витрину дедок-ученый, а посреди журналистской братии, дымя заправленной в мундштук сигаретой, вышагивала поэтесса Раймунда.

– Господа, господа! – изумленный Остапчук двинулся им навстречу. – Позвольте! Выставка еще не открылась! Что это вы с утра пораньше?

– А нас пригласили, – кокетливо сообщила ему Карина.

– Я никого не приглашал, – грубовато отрезал Остапчук.

– Вы и на вчерашнюю презентацию многих не приглашали – из тех, кто тем не менее явился, – парировала журналистка. – И без вас нашлось кому пригласить прессу!

Позади них в дверях зала показался Неваляшкин.

Вадька толкнул Мурку локтем:

– Пришел! Точно как я говорил!

– Никто и не спорил, – прошептала Мурка, напряженно наблюдая за подозреваемым.

Неваляшкин подошел почти к самой витрине. Остановился, разглядывая пектораль каким-то совсем унылым взглядом. Тяжко вздохнул… и нахохлился. Молча.

– Сейчас он скажет… Вот сейчас… – подбираясь, пробормотал Вадька. – Ну вот прямо сейчас!

Неваляшкин продолжал водить глазами с Остапчука на пектораль – и молчал!

Заговорила Карина Артюхова:

– Господин Остапчук, вокруг привезенного в наш город бесценного национального сокровища сегодня ночью произошли необычайные события…

Остапчук артистически поднял брови:

– Какие еще события? Впервые слышу!

– Ну как же! – тонко улыбнулась Карина. – Пектораль собирались похитить, причем неоднократно!

– Тьма, кровь, золото, плащи, кирпичи, сабли, отравления… – закатывая глаза, провыла Раймунда. – Ночной ужас в музее! Три раза похищали, я свидетельница!

Сыщики продолжали буравить взглядом Неваляшкина. А тот все так же молчал! Неужели решил не пользоваться своим последним шансом? Но почему? Испугался? Догадался?

– Я вам, девушка, прямо в… микрофон скажу! Воображение богатое у госпожи поэтессы! Как видите, пектораль цела!

– Только это фальшивая пектораль! – звонко и решительно отчеканил знакомый голос.

Сыщики оторвали глаза от Неваляшкина и медленно повернулись.

– Пектораль была похищена! Господином Остапчуком, который подменил ее копией! – выпалил все тот же голос.

В дверях стоял… Леголас-Гена. Красивый, как всегда, золотые волосы собраны в хвост, синие глаза сверкают, лицо исполнено надменности. Вместо вчерашней куртки сейчас на нем был длинный, до пят, черный кожаный плащ с глубоким капюшоном, делавшим его похожим на героя то ли японского фэнтези, то ли американского шпионского кино.

Четко печатая шаг, неумолимый, как сама судьба, и ироничный, как ее же жестокая насмешка, Гена двинулся к витрине.

– Вы копию-то крепче держите. Если сейчас при журналистах выпадет – беда будет, – услышал Остапчук шепот стоящего позади него белобрысого мальчишки.

Мокрой от пота рукой Остапчук стиснул спрятанную под пиджаком пектораль – неужели копию? Но как такое может быть?! – и старательно одернул полу. Гена остановился возле витрины и насмешливо глянул Остапчуку в глаза.

– Потеете, Олег Петрович? С чего бы это – совесть нечиста? Успели перепродать за границу наше национальное достояние? – поинтересовался он и, указав пальцем на лежащую в витрине пектораль, провозгласил: – Здесь есть неопровержимое доказательство: эта пектораль – подделка! Откройте витрину! – скомандовал он.

– Пусть открывает! – прошептал сзади мальчишка.

– Открывайте! – опасаясь даже вытереть катящийся по лбу пот, чтоб тяжеленный золотой диск не вывалился из-под пиджака, хрипло каркнул Остапчук.

Недоумевающая Светлана Вениаминовна отперла витрину. Гена без всякого почтения перевернул пектораль.

– Смотрите, господа! – жестом приглашая журналистов подойти поближе, провозгласил он. – Разве может на более чем двухтысячелетней пекторали стоять современный артикул? – И он ткнул пальцем в заднюю сторону изображения утки.

С дружным возгласом журналисты прихлынули ближе к витрине, засверкали вспышки фотоаппаратов.

– Простите, но мне кажется… Он тут и не стоит! Тут вообще ничего нет! – дрожащим от разочарования голосом протянул дедок-ученый, невесть каким образом оказавшийся в первых рядах зрителей.

Гена повернул голову – и глазами растерянного эльфа уставился на древнее золото.

– Но… Как же… – ощупывая заднюю поверхность пекторали, залепетал он. – Он должен тут быть! Я точно знаю!

– Интересно, откуда бы вам знать? – насмешливо поинтересовался новый голос. И парад неожиданных появлений пополнился подтянутым милиционером с майорскими погонами. Следом за ним в зал музея втянулись крепкие мужики в камуфляже – и окружили Гену.

– Гена? Генка Неваляшкин меня подставить пытался? – глядя на окруженного омоновцами Гену, мокрый и встрепанный Остапчук несколько раз открыл и закрыл рот, как выброшенная на берег рыба. – Да он же еще… студент! Пока мы с киевлянами насчет выставки договаривались, он же из моего офиса не вылезал! Говорил, что учиться у меня хочет, что я… это… лучший специалист по страховкам, лучше всех веду переговоры, и вообще…

Гена в ответ на эту тираду только саркастически скривил губы.

– На переговоры со мной ездил! Отправку пекторали сам организовывал, – упавшим голосом продолжал Остапчук – до него стало потихоньку доходить, но он все еще сопротивлялся пониманию, что его едва не разорил и не отправил в тюрьму восемнадцатилетний парень.

Сева мысленно усмехнулся – не менее саркастично – их компания сильно засветилась на нынешнем деле, не дай бог до Остапчука дойдет, что своим спасением он обязан вообще подросткам… Мальчишка покрутил головой. Надо будет все стрелки перевести на Саляма, а со временем Остапчук просто забудет, как детишки в музее крутились…

– Тогда, значит, ты витрину и подменил, – голос Остапчука стал совсем убитый – до него дошло окончательно. – И письма тоже ты отправил! «Ах, Олег Петрович, как у вас локальная сеть изумительно сделана!» – явно передразнил он и почти шепотом закончил: – Я же тебя сам за свой собственный компьютер и пустил!

– Мы эти ваши показания потом протоколом оформим, – сообщил ему довольный майор Владимиров.

– А я его возле нашего распределительного щитка видела, – вспомнила Светлана Вениаминовна. – Молодой человек сказал, что проверяет, как подключилась сигнализация на витрине с пекторалью.

– А нам сказал, что в электричестве не понимает, – пробормотала Мурка.

– Он много говорил. Всю ночь только говорил и говорил. – У Кисоньки в глазах стояли слезы. Даже ее рыжие локоны, казалось, раскрутились и печально обвисли. – Таскался за нами, делал вид, что ухаж… – Она осеклась. – Что помогаешь! А сам просто хотел знать, что мы делаем! То есть, что сыщик делает… Секреты выведывал… – Она отвернулась, пряча слезы. Так вот кто вычислил, что на самом деле Салям вовсе не проводит расследование, а просто получает указания из офиса! Он даже говорил что-то такое, а она не обратила внимания! Нравился ей красивый взрослый парень! Дура безмозглая! И Кисонька чуть не взвыла, услышав издевательский голос своего красавца «эльфа»: