– Янжин! – воскликнул голос. И завыл.

Она заморгала быстро, шлепнув ладонями по лицу.

Что-то по себе размазала, от чего сердце заколотилось в груди. Сбоку после короткой возни загорелась лампа.

Остекленевшие глаза Янжин уставились в склоненное над ней лицо.

Не узнавала.

Урин тихонько оттирала ей пот, ручьями лившийся с висков по шее, и отлепляла приклеившиеся волосинки.

– Тебе приснился кошмар, – не уставала повторять одни и те же слова, движения по кругу. – Это сон. Сон.

Придя в полное сознание, из угла Янжин разобрала звук; парень тихо поскуливал. Тонко и протяжно. Будто ему было больно. Или страшно. Или колыбельные пел.

Надо бы посмотреть, вяло подумалось.

– Что он там? – выдохнула. – Глянь.

Паника схлынула вместе с силами, и Янжин откинулась на подушку, таращась в темноту над собой. Хараал притих. Урин тихо сновала по комнатам. Повернув голову вбок, Янжин встретилась взглядом с болезненным блеском не спящих глаз. Со стиснутыми губами и руками.

Он мог уйти немедленно, и никто б не смог остановить, но он толкся на крохотном участке пола и этим довольствовался. Защитник, сказала Урин.

Янжин невесело хмыкнула.

Интересно, что пробирается в его сны?

– Это же…

Урин окинула взглядом двухэтажный дом, расположенный как бы и в центре города, и в то же время в отдалении от шума и гомона застроенных, захоженных и заезженных улиц. В детстве сравнивала его с деревом, торчавшим посреди растрескавшихся от тишины земель. Широким полукругом частное владение огибал огромный парк, а оставшуюся часть прикрывали высоченные стены давно остановленных лесозаготовительных цехов, сохранивших между собой и домом обширный пустырь. Там, среди мелкого кустарника, и носились за дикими утками и перепелами щенки из маминого питомника и беспородные дворняги из находившегося здесь же приюта.

– Серая вилла, – сказала. Будто кто-то этого не знал в городе.

– Ваш аха как-то связан с антикваром? – ахнула Янжин. Урин с интересом посмотрела на нее.

– Это он и есть.

О Боже, подумала Янжин, припоминая, сколько раз порывалась его обокрасть. Представила себе, как улепетывает по участку с охапкой старых подсвечников, а почтенный ахай3, встав на четыре лапы, отхватывает ей часть зада.

Поерзала на заднем сиденье автомобиля, проверяя, на месте ли все.

Насколько хватало ее обрывочных знаний, раньше здание принадлежало еще кому-то, а перед этим особняк значился чем-то вроде музея. Чудом не попал в реестр объектов культурного наследия (может, музей паршивый был или архитектор не расстарался с проектом), так что нынешний владелец Сайжин Бургаханов распоряжался им единолично, избежав кучи правил и надзора со стороны властей.

– Тебя это расстроило? – опять пристала Урин. – Ты аху кем себе представляла?

Янжин не стала озвучивать мысли о покрытых страшной тайной подвалах, где собирается тайное общество лохматых, а тем более о будках.

– Никем, – буркнула, не в силах отвязаться от чувства, что ее обманули.

Хараал так смотрел, что на миг показалось, что он сейчас оближет ей лицо.

А потом вспомнила, что лизать ему нечем. Так как машина остановилась, то открыла дверь и вылезла наружу.

Во двор, который в воображении сразу навеял эффект замка. Нечто схожее представляла себе в школе на уроках истории, и рассказы учителя запечатлелись в памяти пусть не визуально, но нашли нужный эмоциональный отклик, когда вертела головой, охватывая взглядом выложенную прямоугольными серыми плитами площадку (такими же, из которых складывался сам особняк) с рядом пышных сосен, газоном под ними, дорожками вдоль серо-зеленой обожженной холодом травы, огибающими дом с двух сторон и уходящими неизвестно куда. К питомнику, наверное.

Слышалось звонкое многоголосье собачьей переклички и звуки нахождения людей поблизости, однако в пределах видимости тихонько шелестели иглами лишь деревья.

– Красиво, да? – спросила Урин, вставая рядом. В затылок дышал молчаливый парень, от которого Янжин ежилась. Передвинулась так, чтобы подругу оставить между собой и Хараалом. Скосила глаза на его одежду, все так же состоявшую из одеял, и ноги в шерстяных носках; не самый удачный наряд для прогулки по городу. Но он не придавал значения своему виду. Его вообще мало что интересовало, как поняла.

И здесь ему должны привить этот интерес.

Янжин подняла лицо к небу, не слишком уверенная в результате.

Серость окружающего гранита усугублялась серостью неба, оттенком темнее и мокрее, и казалось, вот-вот они смешаются под брызгающим уже дождем в одно полотно.

Моргнула от попавшей в глаз капли. В бок подтолкнула Урин, напомнив о времени.

Алима направилась к веранде, под крышей которой виднелась дверь. Обернувшись и заметив, что проделывает путь в одиночестве, поманила застрявшую у машины троицу за собой. Выражение ее лица промедлений не допускало, и за ней потянулась вереница шаркающих ног. Урин, как поняла ее подруга, тоже не слишком воодушевлена визитом.

– От отработки в питомнике теперь не отвяжусь, – шепнула девушка причину упавшего настроения.

Янжин смотрела по сторонам, но мало что запомнила, а из первых впечатлений остались только непреходящий мандраж и липкость ладоней, которые терла о куртку, пока ее не отобрали перед дверью, в которую уперлось ответвление коридора. Вся эта затея с укрытием теперь, в шаге от осуществления, казалась ненадежной, так же как причина ее нахождения здесь – надуманной.

Глянула на твердую руку абгай, стучавшую в покрытое лаком дерево.

Обнадеживал немного серьезный настрой мамы Урин. И еще – факт существования замагиченных цепей, которые ей не могли привидеться, как и подвал с парнем, оказавшимся не парнем; неожиданная лохматость подруги. Однако больше всего полагалась на доставшуюся ей самой кару, она-то была настоящей, как ни посмотри.

А раз она была, то велика вероятность, что и остальному есть место в этом мире.

Сам собой взгляд остановился на идущем рядом Хараале.

Дурное имя, подумалось. Надо бы его переназвать: новый хозяин – новая кличка.

Вырвался нервный смешок, который Хараала, конечно же, очень заинтересовал.

Они долго тащились мимо ниш и вазонов, и к тому моменту, как Алима достигла конца пути, Янжин ползла как улитка. Она забыла, что именно врала Урин, а потом досочиняла для ее матери, и теперь со страхом думала, что устрой ей внушающий тревогу аха третий допрос – она все испортит. Поэтому в кабинет вваливалась с чувством обреченности, за ней поволокся хвост в виде юноши, раздутого из-за вороха одеял. Прищур дедули, расположившегося за столом, позволил предположить, что смогли его удивить: антиквар долго глядел, кого это к нему принесло.

Сайжин Бургаханов. В очках, как и говорила. Судя по количеству книг – умный, по масштабам окружающего его хаоса – ненормальный. Седой. Жесткий. Видный старик. Рослый, глаза цепкие, смотрит свысока и внутрь. От его взгляда Янжин быстро спустилась с небес и обнаружила, что мостится за спину Хараала, а он раздувается как шарик, пригибая голову.

Нехороший знак, от которого начала проскакивать нервозность в воздухе.

Янжин почудилось, что он, мало того, начал издавать еще и низкий гул, и похолодела, представив только, что дедулю примет за угрозу и на свой манер оторвет ему голову здесь же (хотя втайне было приятно); схватила парня за одеяло на случай, если тот побежит.

Алима многозначительно молчала, никак не комментируя агрессию со стороны приведенного ею человека.

Урин этот выпад заметно огорчил, ее реакция выразилась в долгом вздохе.

А аху Хараал насмешил. У него глаза подобрели. Задвинув блестящую и прозрачную вазу, которую до этого осматривал, за кресло, он встал, переступая ларчики и статуэтки прошелся по кабинету, захламленному на взгляд Янжин не меньше, чем магазинчик дорогущего старья. Здесь даже пахло схоже, временем и пылью. Чем-то, что давно забыли и не пытались искать. И это беспокоило не ее одну – потерянный тоже зыркал во все стороны. Слушал, смотрел. Находился в постоянном ожидании.