– Дроны с записанными сообщениями? – догадалась Мира.

– Ну да, не худшая тема, не факт, что мы их с дальней полки не достанем!

– И вы нашли одного из таких дронов?

Экспедиция Нерии-Рузанова стартовала не так уж давно по меркам космоса, точно недостаточно, чтобы их технологии были признаны музейными. Однако, когда речь идет об испытаниях, многое устаревает даже слишком быстро, не то что за годы, за месяцы, если оборудование показало себя не с лучшей стороны.

Но к дронам такого рода это не относилось, они действительно были и на складах «Виа Ферраты» – уже не как основной вид связи, как подстраховка, но тем не менее.

Принцип их работы был прост: послание записывалось на центральное ядро, оно дублировало его на нескольких дронов, и они отправлялись к пункту назначения. Долетали не все, но статистическая вероятность на успех была очень высокой.

Похоже, одного из дублирующих дронов и обнаружил теперь Рино.

– Он был на астероиде, – пояснил пилот. – Других я не видел, эти вполне могли долететь куда надо. Но наш не выглядит поврежденным! Понятное дело, прямо сейчас он не работает. Но твои сказали, что можно починить.

Мира тоже бы такое сказала навскидку. А теперь ей особенно не хотелось оставаться среди простых зрителей, она не сомневалась, что сможет ускорить процесс, они точно получат послание от первой экспедиции… Полноценное, пусть даже и предназначенное не им!

Она понимала, почему так обрадовался Рино, и разделяла эту радость. Это все равно что годами брести по безжизненной пустыне – и вдруг увидеть других людей, о встрече с которыми ты даже не мечтал.

Но если она и Рино были на одной волне, то Сатурио расслабляться не собирался. Обычно общее хорошее настроение портил Гюрза, однако сюда он явиться не потрудился, и кочевник зачем-то взял на себя его роль:

– Вместо того, чтобы праздновать раньше времени, лучше подумайте вот о чем: что мы будем делать, если нам не понравится то, что мы услышим?

Иногда мне кажется, что они творят это с одной целью: обеспечить мне биполярное расстройство. Опустить до своего уровня, так сказать. Но потом я понимаю, что снова их переоцениваю, они до такого вряд ли додумаются. К тому же психическое расстройство у меня и так есть, они это знают и надежду уже утратили. Поэтому вся их дичь – явление искреннее и вряд ли им самим подвластное.

Интересно, они хоть замечают, что происходит? В один день я разыскиваемый всеми заключенный, в другой – помилованный спаситель станции. Вчера меня выкинули исследовать Сектор Фобос без скафандра, сегодня выделили почетное место в совете станции, на котором предстояло обсудить найденное нами письмо в бутылке – представленное, разумеется, побитым дроном.

Впрочем, в этом предложении мне видится еще и некая попытка здешнего руководства сохранить гордость, убедить и меня, и себя, что их отношение ко мне имеет значение. Они ведь знали, что я все равно выясню, о чем они тут болтали. Но они мне вроде как разрешили, следовательно, они имеют право мне разрешать.

Как дети, честное слово.

Я их приглашение принял, потому что слушать из высокого мягкого кресла всяко удобней, чем из технического коридора или через робота-шпиона. При этом я пока предпочитал помалкивать и смотреть по сторонам, в их дискуссию я не рвался. План был прост: провести эту встречу в тишине, если из меня не вытрясут ответы.

Остальные тоже, кажется, начали привыкать к моему присутствию. Раньше еще злобно зыркали или шарахались, как юная девственница от отряда сбежавших смертников. Потом сообразили, что и мне все равно, и смотрится как-то несолидно. На этот раз я ожидал вспышек ненависти только со стороны Отто, но он уже взял себя в руки. Ненавидеть меня не перестал, перестал показывать это. Он и раньше бы не сорвался, если бы не смерть дочери, это его здорово накрыло.

Теперь он на меня не смотрел, да и остальные тоже. Все взгляды были устремлены на Альберта Личека, который взбудораженной колбаской перекатывался перед демонстрационным экраном, подготавливая презентацию.

Я больше чем уверен, что вскрыл дрон не начальник. Не потому, что дурак. Нет, считать Личека дураком – ошибка, хотя он подхалим прежде, чем инженер, этого не отнять. Однако образование у него все равно великолепное, даже какой-то талант по иронии судьбы ему достался.

Просто Личек труслив. Если в задании есть хотя бы толика риска, он его перепоручит, дождется, когда все будет выполнено, и сам поднесет результат начальству. Если же выполнено не будет по причине какого-нибудь легкого взрыва с десятком трупов, он оставит за собой право всплеснуть руками и, пуская соплю сожаления, заявить, что он даже не догадывался…

Приспособленцы живут дольше, чем герои. Личек знает об этом не хуже меня. Если бы выживание было моей целью номер один, я бы, может, тоже стал приспособленцем. Человек постоянно забывает, что на вершине пищевой цепи на самом деле не он, а паразиты и деструкторы. Но это на Земле.

А в Секторе Фобос на вершине пищевой цепи Сектор Фобос, конец истории.

Пока я предавался философским размышлениям, Личек все-таки запустил запись. Не с начала, кстати, потому что в начале должен выводиться свод технических данных. Мы же увидели на экране двоих: мужчину и женщину. Мужчине лет тридцать-тридцать пять, в военной форме старого образца. Женщина – миловидная блондинка, ровесница мужчины или чуть старше, в плотном костюме – такие ученым раньше выдавали для полевых испытаний. Сейчас примерно то же самое и халатик. У последнего скорее символическое назначение.

Мужчина сидел перед камерой, женщина – рядом с ним, и она обнимала его, прильнув щекой к его плечу. Очень сильно не по протоколу, какие бы отношения их ни связывали. Хотя на этот счет тоже особых вопросов нет: на стоп-кадре видно тонкие черные браслеты у обоих, код одинаковый. Муж и жена, брак заключен в пределах Федерации, раз все успели оформить как надо.

Думаю, все, кого пригласили в этот зал, заметили то же, что и я. Но Личек не упустил бы такую возможность продемонстрировать, какой он полезный, он все-таки ударился в объяснения:

– Запись была повреждена неизвестным излучением, хотя этого следовало ожидать в таких обстоятельствах! Нам удалось восстановить ее часть, но вот с исходными данными не сложилось… Это не так важно, мы использовали имеющиеся архивы, чтобы заполнить пробелы. Вот это Артур Лэнг, он служил помощником капитана на «Улиссе», флагмане экспедиции. Рядом с ним – Ирма Лэнг, его жена, старший сотрудник научного отдела экспедиции. Дата и место не сохранились, но по дате тоже можно строить определенные догадки. Артуру было тридцать лет на момент начала экспедиции, его жене – тридцать три. Как видите, чисто по визуальному ряду мы можем предположить, что прошло не более десяти лет.

– А значит, это дальше от настоящего момента, чем хотелось бы, – проворчал Петер.

– К этому мы еще вернемся, – пообещал Личек. – А теперь давайте посмотрим!

Он хотел ловко щелкнуть по виртуальной панели управления, не попал, чертыхнулся и испортил эффект. Видео все-таки пошло, но не с первой попытки, так что Личек больше с комментариями не лез, надеясь, что про его оплошность забудут.

Наблюдение за говорящим давало не меньше информации, чем слова, которые он произносил. Лэнг держался уверенно – но только на первый взгляд. Он знает, как положено, он делал такое сотни раз. Но сейчас ему неспокойно, его, похоже, грызет страх или чувство вины, так быстро даже я не разберусь. Главное тут одно: он понимает, что нарушает протокол, и он сожалеет, просто иначе не может.

С его женой ситуация любопытней. Артур – военный, и для него сам акт нарушения приказа – проблема, даже если причина достойная. Но Ирма – гражданская, и ей кажется, что если очень надо, то можно. Это противоречит приказу? Значит, дурацкий приказ. Она довольна, тут и сомневаться не приходится. За все время записи она не произносит ни слова, однако все равно звучат скорее ее мысли, не его. Значение имеет все: как она прижимается к нему, как поглаживает рукой по спине, стараясь, чтобы это было незаметно. В ее реальности это «Ты молодец, мы справимся». В моей – «Хороший песик!». В реальности Артура… как ни странно, что-то среднее, раз он так и не обрел уверенность. Но это не так важно, решение-то он принял за всех!