В свою очередь доминиканец Франсиско де Витория (1483-1546) провозглашал, что индейцы обладают разумом, являются свободными людьми и не могут быть закабалены на том основании, что они язычники или исходя из учения Аристотеля о предназначенности некоторых народов к рабству. Ни папа, ни испанский король, писал Витория, не имели права в одностороннем порядке лишать индейцев независимости, вести против них захватническую войну. Единственно оправданной причиной для ведения войны против индейцев Витория считал стремление последних воспрепятствовать установлению торговых связей Испании с другими народами, а тем самым – росту всеобщего благоденствия. Витория также считал, что Испания вправе вести войну против индейцев, если они мешают проповедовать христианство, однако никто не давал ей право на покорение и завоевание их земель (Pena Vicente L. Op. cit., p. 7-9).
Ученик Витории и друг Лас Касаса архиепископ Толедский Бартоломе де Карранса (1503-1576), участник Тридентского собора, высказывался против насильственного обращения индейцев в христианство. Он допускал, что испанцы могут вести воину против них, чтобы отразить их нападения или если того требуют принципы международной справедливости. Карранса высказывался за установление испанского протектората над индейцами, но только в целях обращения их в христианство и обеспечения мира на их землях, после чего испанцам следовало вернуть своим подопечным независимость и покинуть их земли (Ibid., p. 32-37).
Доминиканец Мельчор Кано (1509-1560) писал, что испанцы вправе вести войну против индейцев, если встречают с их стороны препятствия в распространении христианства пли добпвают-ся отмены рабства и несправедливого правления (Ibid., p. 145-147).
Диего де Коваррубиас (1512-1577) высказывался против захватнических войн, допуская военные действия только в целях поддержки индейцев, ведущих "справедливую войну" против варварских племен, или наказания индейских правителей, препятствующих своим подданным, принявшим христианство, его исповедовать. Коваррубиас писал, в частности: "Из-за того, что они не исповедуют христианство и не желают принять веру Христа, индейцы не теряют права господства над своей собственностью и владениями, которые принадлежат им по праву народов. Следовательно, эти причины не дают какого-либо права христианам вести войну против индейцев, даже опираясь на авторитет королевской власти" (Pena Vicente L. Op. cit, p. 172).
Как следует из этих примеров, испанские эразмисты осуждали захватнические войны, хотя в отличие от Лас Касаса допускали в отдельных случаях военные действия против индейцев, чем могли воспользоваться завоеватели для обоснования своего господства в Новом Свете.
Весьма симптоматично, что Лас Касас впервые выступает с критикой конкисты в 1514 г., пять лет спустя после появления "Похвального слова глупости" Эразма Роттердамского и за два года до выхода в свет "Утопии" Томаса Мора. Лас Касас связан с авторами этих "крамольных" произведений не только хронологически, но и духовно. Его роднило с великими гуманистами XVI в. то обстоятельство, что он был ярым противником аристотелевской схоластики, находившейся на идейном вооружении католической контрреформации и оправдывавшей рабство, порабощение индейцев и прочие социальные несправедливости.
"Испанский эразмизм, – отмечает французский исследователь этого идейного течения Марсель Батайон, – появился в Америке в среде тех, кто лелеял надежду основать на новых землях с новыми людьми обновленное христианство" (Batallon M. Erasmo en Espan a, v. II. Mexico – Buenos Aires, 1950, p. 443).
Слабой стороной испанских эразмистов было то, что они при всем радикализме взглядов не решались порвать с церковью и абсолютизмом и не вышли в своей критике испанской действительности за рамки "лояльной оппозиции" к алтарю и трону. Этот факт, на наш взгляд, объясняется узостью социальной базы, которая могла стать их опорой. Обнищавшие идальго – потенциальная опора эгалитарных проповедей эразмистов – превращались на землях Нового Света в нечто противоположное тому, чем они были в Испании, – в богатеев-энкомендеро. Иначе говоря, конкиста дала им, а также плебейским слоям испанского общества, хлынувшим за океан, то, чего они добивались бы, не открой Колумб Нового Света, в борьбе со светскими и церковными магнатами и абсолютизмом в Испании, а именно – землю и другие источники обогащения. Таким образом открытие Нового Света предотвратило буржуазную революцию в Испании и превратило эразмистов в беспомощных и нерешительных теоретиков, не имеющих опоры в массах и, следовательно, лишенных шансов на успех. И тем не менее в истории общественной мысли Испании и ее владений они оставили весьма ощутимый след.
Некоторые исследователи называют Лас Касаса мечтателем, утопистом, который не учитывал железных законов реального бытия. Стоило ли Лас Касасу, вопрошают они, протестовать против действий конкистадоров, требовать от них добровольного ухода из колоний, когда такие требования были нереальными, неосуществимыми, ибо христианские догмы добра и справедливости хороши лишь в теории, а в жизни господствуют другие – волчьи законы.
Упреки обывателя, призывающего борца за народные интересы быть благоразумным, смириться с постыдной и гнусной действительностью, не рисковать благами жизни во имя справедливого, но несбыточного идеала! Но в истории в конечном счете правыми оказываются не расчетливые обыватели, а "безрассудные" борцы, восстающие против несправедливого порядка. Лас Касас был для XVI в. глупцом и фантазером, а Сепульведа, одобрявший конкисту, казался великим реалистом. Однако с точки зрения общего хода исторического развития подлинным провидцем оказался не апологет колониальной системы Сепульведа, а осудивший ее Бартоломе де Лас Касас.
Лас Касас при жизни потерпел поражение. Но могло ли быть иначе? Он, как уже отмечалось, не нашел и не мог найти в Испании социальной силы, которая поддержала бы его, ибо все слои испанского общества были заинтересованы в конкисте, все ждали от нее богатства и славы на земле и царства божьего на небе. Бог, по меткому выражению Бенедетто Кроче, считался в XVI в. Испанцем (Croce В. Spagna nella vita italiana durante la Rinascenza. Bari, 1949, p. 126). Разве не был он обязан отплатить своим "соотечественникам" сторицей за обращение в его веру миллионов индейцев? Лас Касас рассуждал иначе. В марте 1565 г. он писал в завещании: "Несомненно, бог когда-нибудь обрушит свой гнев и возмущение на Испанию за несправедливые войны, которые она вела против индейцев в Америке" (Hanke L. El prejuicio racial en el Nuevo Mundo…, p. 84).
С негодованием и возмущением клеймил Лас Касас монахов и священников за их участие в "разрушении Индий". В своем предсмертном послании папе Павлу V неистовый доминиканец решительно утверждал: "Величайший скандал и не меньший ущерб наносят нашей святейшей христианской вере епископы, монахи и священники, которые на новых землях великолепно обогащаются, в то время как их подопечные, обращенные недавно в веру, пребывают в такой полной и невероятной нищете, что многие из-за произвола, голода, жажды и чрезмерного труда каждый день по-пустому гибнут. Со всей скромностью умоляю ваше святейшество объявить таким священникам, что они обязаны на основе естественного и божественного законов, как они действительно тому обязаны, возвратить индейцам все золото, серебро и драгоценные камни, приобретенные ими, ибо они их взяли и отобрали у людей, терпевших великие бедствия и теперь страдающих от них, которым они по божественному и естественному законам обязаны также раздать свое собственное имущество".
Нельзя согласиться с исследователями, выдающими Лас Касаса за подлинное порождение средневековой церкви. Лас Касас черпал вдохновение в принципах первоначального христианства, а не в трудах средневековых богословов. "Несомненно, что, принадлежа к церкви, он проповедовал милосердие и любовь к ближнему, – пишет X. Ле Риверенд, – более того, Лас Касас надеялся увидеть, что эти добродетели будут определенным образом осуществлены в индейском обществе. Но в то же время его труды полны проклятий и осуждений "сатанинским" церковникам, которые эксплуатируют индейцев и отпускают грехи новой олигархии, возникшей в колониях. Если это так, то как можно утверждать, будто он доверял церкви, в лоне которой он наблюдал столь много лжехристиан? Конечно, нет. И доказательством этому служит то, что в последние годы своей жизни он настаивал, чтобы в Америку посылались не любые священники, а только избранные им самим…
