– Почему вы бежали оттуда? Вас преследовали? Это было уголовное преследование?

Вот теперь Соруш по-настоящему стиснул воображаемые пальцы на горле Фардина.

– Вы наверняка помните, что происходило в Союзе в конце восьмидесятых? Я не буду излагать вам прописные истины.

– Но ведь вы не армянин, – кивнул Соруш.

– Бандиты, забившие до смерти моего деда, думали иначе. То, что творилось тогда в Баку, я буду вспоминать до конца своей жизни, это приходит в страшных снах. Единственным выходом стало бегство.

– Ну это, по меньшей мере, авантюра, – Соруш пожал плечами. Под тканью серо-стальной рубашки с длинным рукавом стали заметны крепкие мышцы.

Саваковец достал сигареты «Bahman», одни из самых дорогих, и вальяжно закурил, предложив сигарету и собеседнику. В здании курить не разрешалось, и Фардин отказался, хотя в другой ситуации с удовольствием бы закурил. «Bahman» он себе позволить не мог – каждый день выкладывать по четырнадцать тысяч риалов за пачку.

– Вы ведь могли уехать в любую другую союзную республику.

– Кроме дяди Ильфара у меня нет родственников. Да и ведь я перс, чистокровный и всегда хотел побывать на родине предков… Когда ночью к бабушке ворвались головорезы, забрали все что было ценного – серебряные ложки, украшения и даже ковер, еще Тебризский – это было последней каплей. Я узнал от знакомых азербайджанцев, у кого родственники жили в Тебризе или Ардебиле, что они шастают через границу. Срезали колючую проволоку и снесли заграждения. Я понимал, что долго это не продлится, и принял единственно правильное решение. У нас с бабушкой и вещей-то не было. Только документы и мой университетский диплом, – он замолчал.

Опустив голову, Соруш задумчиво курил.

– Вот собственно и все, – подытожил Фардин. – Если возвращение на родину считать правонарушением, тогда, конечно. Я даже не в обиде на тех ваших коллег, которые меня арестовали. В итоге ведь разобрались по совести.

– В отпуск собираетесь? – неожиданно спросил Соруш.

– Полгода деньги копил, – охотно ответил Фардин. – Билеты дорогие.

– А почему Венесуэла? – Соруш встал, дав понять, что беседа подошла к концу.

– Так без визы же туда можно.

Соруш взял со стола листок чистой бумаги и положил перед Фардином на столик, отодвинув чашку в сторону.

– Не сочтите за труд! Напишите, куда конкретно направляетесь. Будете только в Каракасе или планируете посетить и другие города? Название гостиницы… – Он заметил внутреннюю борьбу, отобразившуюся на лице доктора Фируза, и добавил: – Надо, уважаемый Фардин. Считайте это производственной необходимостью. Вы ведь не впервые едете в Латинскую Америку?

– Ну да, – чуть замешкался с ответом Фардин. – В позапрошлом году в Эквадоре побывал.

– Охота вам в такую жару ехать?

– В Каракасе летом не так уж и жарко, дожди. К тому же, Карибское море. Мне понравился Кито с цветными старинными двухэтажными домиками. Немного напоминает Тегеран, наверное, из-за гор, которые его окружают. Но в Тегеране гораздо жарче.

– И все-таки, долгий перелет, разница во времени. Шесть часов?

– Восемь, – уточнил Фардин, не понимая, к чему клонит Соруш. Но догадка уже мелькнула. – Хочется посмотреть мир.

Больше вопросов не последовало. Соруш вернулся к подоконнику и допивал остывший чай, дожидаясь, когда доктор допишет маршрут по Венесуэле, впрочем, ограниченный только Каракасом.

Фируз указал отель «Тибурон». По своему достатку Фардин мог себе позволить только двухзвездную гостиницу.

В этот момент Фардин думал лишь о том, отпустит ли его так просто Соруш или играет с ним, как кот с мышью. Делает вид, что отпускает, чтобы развлечься, вселив надежду в жертву, затем схватит мертвой хваткой и будет наблюдать, как гаснет в глазах добычи эта самая надежда и жизнь.

У Фардина сложилось четкое ощущение, что Камран Соруш не поверил ни одному слову, сказанному в этом кабинете. И была бы ему грош цена, если бы он страдал доверчивостью.

В начале разговора Соруш излучал уверенность – у него очевидно сформировалось какое-то решение по Фардину. Но что-то в разговоре пошло не так, как ожидал Соруш, и он явно изменил первоначальные планы. Выглядел отрешенным, словно потерял интерес к доктору Фирузу, потевшему, красневшему, робевшему перед контрразведчиком. Фардин описывал маршрут аккуратным, почти каллиграфическим почерком, творя, как известный каллиграф Мир Эмад Хассани.

Когда Фардин дописал и протянул листок хозяину кабинета, тот вдруг спросил:

– А почему вы развелись, доктор?

Фардин понял, что нужно проявить характер.

– Господин Соруш, мне кажется, моя личная жизнь не имеет отношение к работе и уж тем более к назначению на должность, которая меня не слишком-то интересует.

–Это неправильный ответ,– покачал головой Соруш, опустив глаза на листок бумаги, исписанный слишком аккуратно, как может писать только человек с хорошим самообладанием.– В нашем обществе неотделима моральная составляющая от деловых качеств. Но в вашем случае это был сигэ [Сигэ (перс.)– у шиитов временный брак]?

Фардин непроизвольно оглянулся на дверь, словно бы загнанный в угол.

– Да, временный брак. Она сама не захотела его продлевать. Я не мог в тот момент предложить ей большее. Мы заключили сигэ по ее просьбе. Она вдова с дочерью от первого мужа.

– Но у вас ведь совместный сын.

Соруш не только демонстрировал осведомленность, но и прозрачно намекал, что после отъезда Фардина в отпуск, в Тегеране остаются его родные. МИ не просто о них знает, но и приглядывает за ними. Наверняка, если бы доктор Фируз собрался в отпуск с сыном, нашлись бы веские причины, чтобы запретить ему выезд.

Фардина подмывало сказать, что он подумывает захватить с собой сына в Венесуэлу, но сдержал авантюрный порыв. Слишком большие ставки.

– Я содержу сына как и положено по закону, – он решился сообщить лишь об этом, и сказанное прозвучало оправданием.

– Когда вы вернетесь, – Соруш протянул руку на прощание, – мы с вами поговорим снова. И, я надеюсь, вы сможете сосредоточиться на научной деятельности, а я не буду тревожить вас своими проверками. Полагаю, ни нам, ни вам нет оснований беспокоиться по поводу проверок?

Промолчав, Фардин кивнул и, пятясь, двинулся к двери, заметив в углу кабинета аккуратно свернутый в рулончик джанамази.

«Набожная сволочь!» – подумал он ожесточенно. Только на этот всплеск эмоций у Фардина и хватило сил.

Он дошел до ближайшего туалета. К счастью, внутри никого не оказалось. За приоткрытыми дверцами кабинок виднелись напольные чаши, заменявшие в Иране унитазы. Фардин взглянул на них мельком, борясь с тошнотой, опершись о раковину, он пытался собраться с мыслями и проанализировать разговор.

«Выезд в Венесуэлу не вызвал возражений у Камрана по вполне понятным причинам, – Фардин кивнул своему отражению в зеркале и начал умываться, бросая пригоршни тепловатой воды в лицо, стараясь смыть испуг. – В Латинской Америке активно работают иранские спецслужбы».

Об этом Фардин знал из информации, которую дал почитать ему связной в их предыдущую встречу… Шла речь о Чили, Аргентине, Парагвае, Венесуэле. В Южной Америке, исторически революционно и радикально ориентированной, благодатная почва для исламских радикалов. Широкая агентурная сеть, нацеленная против Соединенных Штатов.

Эту информацию Центр переслал ему с определенной целью – если будет возможность познакомиться с людьми, связанными с Латинской Америкой. Поэтому выбрали для проведения контакта этот регион, чтобы при знакомстве у Фардина был хотя бы банальный повод сблизиться, дескать: «а я там был…».

Но Центр в информации упомянул также двух советских нелегалов… Связной недоумевал, зачем тащить на встречу эту опасную бумаженцию, которую, как казалось связному, можно довести до нелегала и устно. Однако сеньор Лопес и сеньора Герреро, вдова, выдававшая себя за сестру Лопеса, упомянутые в информации ни к селу, ни к городу, оказались там не случайно.