– Уже неплохо.

Гриша остановился у своего BMW.

– Давай я тебя всё-таки подвезу?

– Давай я всё-таки прогуляюсь? Утро получилось замечательным, хочу продлить его прогулкой.

– Ты была великолепна. – Он притянул молодую женщину к груди и поцеловал в губы. Очень осторожно, чтобы не стереть помаду.

– Мы были великолепны, милый. – Она ласково провела рукой по его щеке.

Как умелые гребцы.

– Я позвоню.

– Я помню.

Карина проводила машину взглядом, покачала головой и медленно пошла по улице. Солнце припекало, но не сильно, можно потерпеть и спокойно пройти пару кварталов до офиса. Чтобы подумать. Чего, разумеется, не получилось бы в машине. Просто подумать, без понятного волнения, которое в такие моменты испытывает любая женщина, или беспокойства, которое испытывают некоторые женщины. Подумать о сегодняшнем вечере.

Карина знала, что скажет Гриша. Какие аргументы приведёт. Знала даже, как он скажет – Гриша умел говорить красиво. К тому же, если он считал разговор важным, то великолепно выстраивал мизансцены, создавая идеальное настроение. А сегодняшний разговор Гриша явно считал очень важным. И Карина спросила себя, хочет ли услышать заготовленную любовником речь? Спросила, потребовав от себя честного ответа, и с удивлением поняла, что хочет. Действительно хочет. Карина знала, что Грише нельзя верить, но при этом хотела… Нет, не верить, а услышать то, что он скажет, и ответить согласием. То ли настроение сегодня подходящее, то ли настало время.

Впрочем, время давно настало, однако Гриша…

«Хитрый, пронырливый Гриша».

Карина улыбнулась, а в следующий миг закусила губу, поскольку заметила, что идущая впереди девушка, которую она как раз собиралась обогнать, несла под мышкой знакомую книгу.

«Пройти сквозь эту ночь».

Таисии Калачёвой.

И захотелось «случайно» толкнуть девушку, чтобы книга упала на асфальт, в лужу, которой сейчас, к сожалению, не было; или отлетела под колёса машины, раскрывшись по дороге, и проехавший «седан» разорвал бы её в клочья; захотелось пнуть книгу, а может – и саму девушку, захотелось так, что Карина остановилась и почти минуту глубоко дышала, приходя в себя после приступа дикой ярости.

Бешеной ярости, заставившей сжать кулаки.

– Нет, Русинов не дрался, – твёрдо произнёс Шерстобитов, отвечая на вопрос Вербина. – В отчёте всё правильно написано: никаких следов на руках. К тому же я лично видел тело. – И, после короткой паузы, добавил: – Зря ты на наших медэкспертов гонишь.

– Ни в коем случае, – покачал головой Феликс. – Я просто уточнил.

– Потому что странно? – прищурился Шерстобитов.

– Потому что странно, – согласился Вербин. – Я хорошо знал Пашу и ни за что не поверю, что он сдался без боя.

– Ему не дали шанса защититься, – вздохнул Шерстобитов. – Убийство было тщательно продумано.

И сделал пару шагов, оказавшись в том самом месте, где всё произошло.

Убийство коллеги – а бывших полицейских не бывает – всегда оказывается на особом контроле у руководства. И дело не только в «чести мундира»: убийство может быть связано с делом, которое погибший ведёт или вёл когда-то, может оказаться местью преступника тому, кто честно исполнял свой долг, и поэтому обязательно должно быть раскрыто. Тем более в данном случае речь шла о заслуженном офицере с Петровки, отмеченном далеко не одной наградой и, разумеется, поднакопившем изрядное количество врагов среди уголовников. Поэтому бюрократические требования были улажены очень и очень быстро: Москва попросила область придать расследованию межрегиональный статус, областное управление пошло навстречу, и в понедельник утром Феликс официально присоединился к группе, формально оказавшись в подчинении у майора Николая Шерстобитова, заместителя начальника районного убойного отдела. Работать вместе им до сих пор не доводилось, но они друг друга знали по Академии, а о профессиональных качествах Шерстобитова коллеги отзывались хорошо, и Феликс надеялся, что заслуженно.

– Всё произошло так… – Николаю не требовалось заглядывать в записи, чтобы воспроизвести случившееся, и он прекрасно ориентировался на местности, без подсказок помня, кто где стоял и что делал. – Русинов совершал правый поворот, сбросил скорость, потому что здесь кусты загораживают обзор, повернул, но набрать скорость не успел, потому что ему в бок приехал велосипед. Вот с этой тропинки.

– Отсюда не видно дороги, – заметил Вербин.

– Значит, убийца был не один, – пожал плечами Николай. – Или установил миниатюрную видеокамеру на каком-нибудь дереве, чтобы быть уверенным, что приближается нужная машина. Купить такое оборудование сейчас несложно, а проследить покупку мы не сможем.

– Согласен.

Шерстобитов кивнул, показав, что принимает замечание Феликса, и продолжил:

– Если судить по повреждениям автомобиля, удар был не очень сильным, то есть очевидно спланированным. Преступнику требовалось заставить Русинова остановиться и выйти из машины, и у него получилось.

За годы службы Вербин привык называть Русинова Пашей, и сейчас ему резало слух постоянное «Русинов, Русинов, Русинов…» Как постоянный повтор: «мёртв, мёртв, мёртв…» И ничего не изменишь.

– Преступник рисковал, – протянул Феликс. – В любой момент на дороге мог появиться другой автомобиль или прохожий.

– В общем, да, но то был просчитанный риск. – Николай обвёл взглядом территорию. – Место достаточно глухое, прохожие встречаются редко, а машины… Даже сейчас, днём, последняя проехала минут семь назад. Но если бы и появилась машина, то не факт, что остановилась бы: убийца и велосипед находились за автомобилем Русинова, их трудно разглядеть. А мужик на обочине мог остановиться, чтобы позвонить, отлить, друзей подождать, в конце концов, мало ли зачем? Если не зовёт на помощь или его не видно, то нет повода останавливаться.

– Если человека не видно, то есть повод, – не согласился Вербин.

– Просчитанный риск, – повторил Шерстобитов.

Продолжать спор не имело смысла, ведь преступление уже совершено, и совершено именно так, как описывал Николай.

– Русинов выходит из машины, какое-то время общается с убийцей, причём тот ведёт себя так, что не вызывает подозрений. Затем Русинов поворачивается к машине, и убийца режет его ножом. Именно режет, эксперты сказали, что орудием преступления стал отличный нож, мощный и очень острый. И пользоваться им убийца умеет: два пореза – обе бедренные артерии рассечены, причём дважды. После чего Русинов истёк кровью. У него была максимум минута до потери сознания, ничего не успеешь сделать.

Он и не успел.

Прослушав версию случившегося и осмотрев место, Феликс мысленно согласился с Шерстобитовым: тщательно подготовленное, идеально просчитанное с психологической точки зрения и хладнокровно исполненное убийство. Связано ли оно с проявленным Павлом интересом к роману «Пройти сквозь эту ночь», неизвестно, однако ясно одно: Павел не ожидал нападения, не был настороже, а значит, ни в его бизнесе, ни в частном расследовании не произошло ничего такого, что заставило бы его опасаться за свою жизнь.

Точнее, случилось, но Павел об этом не знал.

– Убийцу пытались проследить?

– Здесь мало видеокамер, – развёл руками Николай. – Объехать нетрудно.

– На машине?

– И на машине тоже. А на велосипеде проще простого. Если же преступление было тщательно спланировано, можно предположить, что убийца изучил расположение видеокамер и предусмотрел план отхода. Возможно, он на велосипеде добрался до машины и на ней скрылся. – Шерстобитов вздохнул. – Но, если поблизости преступника ждала машина, мои ребята не смогли её вычислить.

– Даже несмотря на время? Ты сам говорил, что по ночам здесь не так много машин.

– Мы работаем, Феликс, но пока результатов нет. Мы занимаемся автомобилями, которые теоретически могли оказаться в этой зоне в интересующее нас время. Но проверить все машины, которые в ту ночь ездили по округе, мы не сможем.