– Ты опять встала очень рано. – Он не спрашивал, он знал, во сколько Таисия ушла из спальни, но за ней не последовал, потому что она ещё в первую ночь предупредила этого не делать, продолжил спать, пока не заверещал будильник.

– Ты же знаешь, я – ранняя пташка.

– Опять работала?

– Опять не работала, – ответила она после короткой паузы.

Постаралась, чтобы фраза прозвучала ровно, но Игорь понял, что подруга недовольна и даже чуточку зла. И всё из-за того, что ничего не получалось со второй книгой. Так бывает, когда дебютный роман становится бестселлером и молодой автор неожиданно просыпается знаменитым. По-настоящему знаменитым, а не широко известным в узкой тусовке взаимовосхваляющих друг друга литературных работников. В дебюте у Таисии всё прошло идеально, но сейчас, как понял Филимонов, молодая женщина стала жертвой синдрома «второй книги» – никак не могла за неё взяться. Таисия просыпалась рано, уходила в кабинет, или на балкон, или на кухню, с блокнотом или ноутбуком, но, судя по настроению, пока у неё ничего не получалось.

– Решила перечитать? – Игорь взял в руки кофейную чашку и кивком указал на лежащий рядом с ноутбуком роман. Тот самый. Дебютный. Нашумевший.

– Просто листаю. – В отличие от мужчины, Таисия съела только половину омлета и явно не собиралась продолжать. – Освежаю в памяти. Мне ведь работать над сценарием.

Она откинулась на спинку кресла и положила длинные ножки на балконные перила. Получилось чуть вызывающе и необычайно привлекательно. Игорь вздохнул. Таисия улыбнулась. На какое-то время на балконе воцарилась тишина.

– Сосед напротив знает, что я люблю завтракать на балконе, и подглядывает. Сквозь ветви деревьев видно плохо, но он старается и за старание получает бонус.

– Так это для него, а не для меня? – Игорь сделал вид, что обиделся.

– Для тебя, милый, была целая ночь, – мягко обронила молодая женщина. Помолчала и продолжила: – Его жена знает, что он за мной подглядывает, но не говорит ему и подглядывает тоже. Иногда они смотрят на меня одновременно: она из окна кухни, он из окна спальни. Стоят и молча смотрят. И я до сих пор не знаю, что делать в такие мгновения: смеяться или бояться?

– Хочешь, я с ним поговорю?

– Ты ревнуешь?

– Ну…

– Не волнуйся, милый, без трусиков я выхожу на балкон только с тобой.

Он хмыкнул. Она улыбнулась. Знала, что ему приятно слышать эти слова, приятно, что она его дразнит, ведь получается, что сегодня соседу достался супербонус. Когда Игорь это понял, то вновь посмотрел на ножки подруги и покачал головой. Таисия громко рассмеялась.

– Показать тебе?

– У меня была целая ночь.

– Хорошо, что ты понимаешь.

Она сделала глоток кофе. Он вновь посмотрел на книгу и спросил:

– Сценарий помешает работе над следующим романом?

И попал впросак – Таисии вопрос не понравился.

– Зачем ты об этом спросил?

Филимонов понял, что ошибся, и попытался вывернуться:

– Потому что с удовольствием бы прочитал его.

Молодая женщина вздохнула, чуть поджала губы, но ненадолго, на пару секунд и, поскольку не нашла в тоне Игоря ни грана иронии, ответила честно:

– А вдруг я напишу плохо?

– Ты? – В его голосе не было притворства.

– Чему ты удивляешься?

– Я читал твой роман, Тая, ты не способна написать плохо.

На этот раз её улыбка получилась грустной.

– Я не знаю, Игорёк, честное слово – не знаю. Та книга стоила мне очень дорого, работая над ней, я чуть не сожгла себя, потому что слишком глубоко погрузилась в историю. Я думала, что опора на реальные преступления упростит работу, и не ошиблась: материалы расследований дали возможность не тратить время на выдумки, но при этом крепко по мне ударили: когда я осознала, что все описанные убийства случились на самом деле, стало неимоверно тяжело. Иногда казалось, что я умираю. А иногда – что я нахожусь внутри книги.

– Я давно заметил, что ты избегаешь упоминать её название, – очень тихо произнёс мужчина.

– Потому что оно очень длинное.

– Мне нравится.

– Оно всем нравится. В нём есть смысл, боль и кровь. Оно идеально. Я сама его придумала.

– Ты очень талантлива, Тая.

– Об этом скажет вторая книга.

– И вторая, и третья, и все последующие, – уверенно произнёс Игорь. – У тебя всё получится.

– Ты правда в это веришь?

– Конечно. Ты удивишь всех.

– Всех я уже удивила, – очень-очень тихо произнесла молодая женщина. Настолько тихо, что Игорь не услышал. – Очень сильно удивила.

Рутина бывает разной. Для одних рутина – это обсуждение логистического плана на ближайший квартал; для других – подбор актёров на роли в телесериале; для третьих – расшифровка генома и создание квантового компьютера; для Феликса Вербина и его коллег – тяжкие и особо тяжкие преступления. Как правило – убийства. На раскрытии которых и специализировался отдел подполковника Шиповника. Но можно ли назвать рутиной расследование подобных дел? Или изучение материалов, от которых у нормального человека кровь стынет в жилах? Или допросы, на которых улыбающиеся преступники рассказывали, как убивали и насиловали? Можно ли назвать всё это обыденностью или повседневностью? Феликс об этом не задумывался, он просто в этом жил. Догадывался, что где-то далеко-далеко, за рамками уголовных дел существует другая, «гражданская» жизнь, но никогда не примерял её на себя, не прикидывал, смог бы работать инженером или врачом? Вербин свой выбор сделал, и выбор ему нравился.

– На этом, пожалуй, всё, – произнёс Шиповник, заглядывая в свои записи. – В целом хочу сказать, что работаем хорошо, но расслабляться не надо, продолжаем в том же духе, несмотря на то что лето.

– Жаркое лето, – уточнил Гусев. – В отпуск хочется.

– Отпуск, он как Новый год – приходит точно по графику, ни днём раньше, ни днём позже.

– Какое лето? – фыркнул Захаров. – Неделя от него осталась.

– И эту неделю нужно отработать как следует. Ещё вопросы?

Больше вопросов не оказалось.

– Тогда скажу я… – Шиповник выдержал короткую паузу. – Все помнят Пашу Русинова?

Было бы странно, если бы не помнили. Павел проработал на Петровке два десятка лет, большую часть – в их отделе, дослужился до подполковника и вышел в отставку чуть больше года назад – не такой уж большой срок, чтобы позабыть человека, с которым сидели за соседними столами и много раз вели совместные расследования. Вербин понял, что вопрос задан не просто так, а тот факт, что Шиповник явно затягивает прелюдию, означал, что начальник отдела собирается поднять неприятную тему.

– Разумеется, помним.

– Конечно, Егор Петрович.

– А что случилось?

– Пашу убили.

Сообщение прозвучало буднично, так же сухо и по-деловому, как несколько минут назад они обсуждали другое преступление. С той лишь разницей, что на совещании речь шла о посторонних людях, а сейчас о человеке, которого они знали много лет. Которого уважали. На которого полагались и в котором были уверены.

Кто-то негромко выругался. Кто-то шумно выдохнул.

– Чёрт, – тихо произнёс Вербин. – Паша…

– Согласен, – буркнул Шиповник. – Дерьмово.

Не на службе, но всё равно убит… Подождите! Убит?! Первое, что слышат в такой ситуации нормальные люди – его больше нет. Смерть. Она закрывает собой всё. И лишь потом, через несколько секунд или минут, начинает доходить, что в этот раз смерть не пришла – её привели. Ей подсказали, кого забрать. Кто-то подсказал.

– Убили? – переспросил Захаров.

– Криминал без всяких сомнений, – подтвердил подполковник.

– И дело уже открыли?

– Да, в Подмосковье. Там всё случилось.

– Мы можем помочь?

– Понятно, что поможем, – вздохнул Колыванов.

– Понятно, что поможем Кате и детям, – уточнил Шиповник. – Расследование тоже не оставим без внимания, и эта задача… – Ещё одна пауза, во время которой подполковник взглядом отыскал выбранного оперативника. – Ложится на тебя.