Вопрос был странным и неожиданным, поскольку никогда раньше Вербин не замечал Пашу с книгой в руках, не видел их на его рабочем столе, и ни разу в их разговорах речь о литературе не заходила.

– Читаю, – медленно ответил Феликс. – Получается не часто, но иногда просто хочется.

– Родители приучили?

– Ага.

– А меня нет.

Это сообщение Вербин комментировать не стал.

– Что предпочитаешь?

– Умные книги.

– То есть нонфик[2]?

– То есть классику.

– Как был снобом, так и остался, – констатировал Русинов.

– Спасибо на добром слове.

– Я знал, как тебе польстить, – коротко рассмеялся Павел и достал из сумки довольно толстый томик. – Эту книгу читал?

Стильная обложка: не яркая, аляповатая, а скорее строгая, но привлекающая внимание. Таисия Калачёва «Пройти сквозь эту ночь». Название в меру романтичное, больше подходящее для сентиментального романа, но обложка сентиментальному роману не соответствовала. Феликс перевернул томик. На задней сторонке обложки красовалась фотография писательницы, короткая справка о ней, аннотация романа и высказывания нескольких литературных критиков. Первое начиналось словами: «Завораживающий и пугающий true crime[3]…»

– Даже не слышал.

– А о том, что такое true crime, слышал?

– Да.

– Так вот, роман основан на реальных событиях. Буквально.

– Что ты имеешь в виду?

– Здесь рассказывается о пяти убийствах, совершённых в Москве в течение одной ночи.

– Тогда какой же это true crime? – поморщился Феликс. – Чистая выдумка. Такое разве что в девяностые случалось.

– Нет, это настоящий true crime, – не согласился Русинов. – Одно из тех убийств я расследовал.

– Поздравляю, ты стал звездой.

В ответ Павел поднял палец, показывая, что шутливый разговор окончен, и продолжил:

– Это случилось пять лет назад, зимой, в ночь с тридцатого на тридцать первое января. Человека забили до смерти молотком. Вышел поздно вечером выгулять собаку – и погиб. Орудие не найдено, мотив непонятен, но точно не ограбление, следов никаких – ни на земле, ни по видеокамерам. Точнее, следы на земле, разумеется, были, но никуда не привели. Чисто проделанное и абсолютно бессмысленное убийство. – Пауза. – Я не раскрыл, то дело до сих пор «висяк».

– А здесь? – Вербин кивнул на книгу.

– Здесь оно раскрыто. Опер оказался таким же умным, как ты.

Второе предложение могло сойти за шутку, но Русинов был абсолютно серьёзен и честно сказал Феликсу, что о нём думает. Честно, потому что никогда во время службы не соревновался с Вербиным. В отличие, например, от Захарова.

– Тебя это разозлило?

Они оба понимали, что Феликс имеет в виду книгу, в которой загадка, оказавшаяся не по зубам Павлу, была разгадана.

– Не могу ответить точно. Скорее, меня это удивило, потому что писательница предложила интересную и перспективную версию: она связала пять разрозненных убийств в одно дело. А я даже не знал, что их было пять.

– Главная жертва и четыре отвлекающие внимание? – предположил Вербин. – В книгах такой приём часто используют.

– Нет никакого основного, – качнул головой Русинов. – Все пятеро никак не связаны друг с другом. Преступник поставил себе целью убить пять человек в течение одной ночи – и убил.

– «Серийник»?

– Да. Во всяком случае, так она написала.

– Она написала… – Феликс посмотрел на обложку. – Таисия Калачёва. – Перевернул книгу и вновь посмотрел на фотографию. – Красивая.

– В жизни ещё красивее.

– Говорил с ней?

– Да.

– Что сказала?

– Сказала, что долго искала материал для своей первой книги, очень хотела написать качественный true crime, но всё, что находила в архивах, казалось пресным или слишком простым, а маньяки – примитивными.

– А она искала в наших краях кого-то вроде Ганнибала Лектера? Интеллектуального зверя?

– Типа того, – подтвердил Русинов. – А поскольку такого зверя не нашла, но при этом не хотела отходить от true crime, то решила его выдумать. Так появился Регент…

– Кто?

– Главный злодей романа.

– Регент… – Феликс вновь поморщился. – Ну, допустим.

– Таисия сказала, что наткнулась в архиве на кровавую ночь и придумала Регенту фишку, мол, он убивает раз в несколько лет по пять человек в течение одной ночи. И написала об этом книгу.

– Надо же, как всё просто, – притворно удивился Вербин.

– И не говори.

– Проверил насчёт архива?

– Да, Таисия работала в нём несколько недель. Ей дали разрешение в министерстве.

– Хорошие связи, – заметил Феликс.

– Угу.

– В книге есть детали, которых нет в материалах дела?

– Выдуманные, – сразу же ответил Русинов.

– Выдуманные или мы их не заметили? – попросил уточнить Вербин.

– Проверяю. Но пока, вроде, выдуманные.

– Хорошо.

В зале стало совсем шумно, и Феликс предложил Русинову выйти покурить. Но не на улицу, где собирались гости, а через кухню на задний двор. Там и продолжили беседу.

– Я не помню, чтобы мы фиксировали пять убийств в течение одной ночи.

– Три, – ответил Павел, раскуривая сигарету. – В ту ночь, о которой написала Таисия, с тридцатого на тридцать первое января, официально было совершено три убийства.

– Два других она придумала?

– В том-то и дело, что нет. Их она тоже взяла из архива, но зарегистрированы они другой датой.

– Раньше?

– Позже.

– Логично. – Феликс глубоко затянулся и проводил взглядом проехавшего по переулку велосипедиста. – Она взяла убийства, которые, теоретически, могли быть совершены в эту ночь. Молодец.

– Да, – согласился Павел. – Я говорил с ребятами, которые вели те дела, они сказали, что теоретически… – Он выделил это слово. – Оба этих убийства могли быть совершены в ту ночь, о которой написала Таисия. Там в обоих случаях время смерти определяется в достаточно широком диапазоне.

– Девчонка хорошо поработала.

– А я, значит, нет?

– Я этого не говорил, – усмехнулся Вербин. – Ни одно из пяти убийств не раскрыто?

– Нет. Ни те три, ни следующие два. Глухие «висяки». – Русинов прищурился. – А главное, все они тщательно продуманы, отлично исполнены и абсолютно бессмысленны. Все пять.

– Необъяснимые.

– Да.

– А Калачёва их объяснила.

– Да.

И её версия так понравилась Русинову, что он решил её проверить.

– Паша, ты ведь уже понял, что задавал Калачёвой правильные вопросы и получил на них логичные ответы? – мягко спросил Вербин, стряхивая пепел.

– Понял, конечно.

– Тогда что тебя смущает?

– Ну… Ты же знаешь, что у меня было не так много «висяков» за карьеру. – Русинов бросил окурок в урну и тут же закурил следующую сигарету. – Были, конечно, но я изо всех сил старался с каждым делом. Всегда старался. Не могу сказать, что это убийство стало для меня каким-то особенным, но я его запомнил, потому что…

– Бессмысленное, – закончил за товарища Вербин.

– Да, – кивнул Павел. – Я не нашёл в нём смысла, а девчонка нашла. И я хочу проверить, права ли она? И если окажется, что права – с удовольствием закрою дело.

– Понимаю.

Сыскарь всегда остаётся сыскарём. Как заядлый преферансист прокручивает в голове сыгранную партию, так и настоящий детектив всегда будет возвращаться к нераскрытому делу, продумывая, где он мог ошибиться и что не заметить.

– И её версия меня зацепила, – признался Русинов. – Пять никак не связанных между собой человек. Пять разных способов убийства. Никаких следов, никаких мотивов. При этом два убийства совершены так, что нельзя с точностью установить время смерти. Тела нашли не сразу. И возникает мысль, что преступник специально так устроил, потому что пять убийств в одну ночь обязательно привлекут внимание, а три могут пропустить…

– Обязательно пропустят.

– И пропустили.

– И пропустили, – повторил за товарищем Вербин. Они докурили, но, не сговариваясь, решили не возвращаться в шумный зал. – И ты решил проверить версию, напечатанную под видом художественной книги?